Мэри-Бет отправилась в город сделать кое-какие покупки, и Сет предложил помочь мне сложить полотенца на столе в гостиной. Я отказывалась неоднократно от его помощи, говоря, что ни в каком случае не позволяю гостям помогать по хозяйству, особенно с прачечной, но он слишком настойчивый старик. Он последовал за мной в столовую, опустился на стул и стал молча складывать. Он игнорировал все мои предложения, поводу того, чем он еще может заняться на острове, просто улыбался, продолжая складывать полотенца, пока у меня не осталось выбора, кроме как сесть напротив и присоединиться к нему.

— Итак, что вы делаете по жизни, Сет? Кроме того, что вручную складываете полотенца, когда должны отдыхать и расслабляться? поддразниваю я его, пока вытаскиваю полотенца из корзины для белья.

Сет смеется, укладывая сложенное полотенце в стопку.

— Ну, я в отставке уже несколько лет, поэтому провожу свое свободное время в качестве волонтера, как консультант.

Я улыбаюсь про себя, на самом деле совершенно шокированная этим признанием. Я знаю его всего несколько часов, мы вместе выпили кофе, и я готова уже вывернуть ему всю душу наизнанку. Он настолько дружелюбен, что с ним очень легко говорить, и я могу запросто представить его в виде консультанта.

— В военном реабилитационном госпитале на материке, — добавляет он, не поднимая на меня глаз, я перестаю складывать полотенца и смотрю на него.

Ну, разве это не странное совпадение? Что консультант-волонтер из того же госпиталя, в котором Фишер провел весь прошлый год, вдруг появляется у меня в гостинице, именно в тот момент, когда у меня с Фишером возникли проблемы?

У меня начинает першить горло от раздражения, Сет наконец перестает складывать полотенца и поднимает глаза на меня.

— Я знаю, что мне следовало сообщить об этом, когда мы регистрировались, но я не хотел заставлять вас нервничать, — говорит он мне с мягкой улыбкой.

— Безусловно, вам следовало упомянуть, прежде чем я стала изливать вам душу, — говорю я ему с досадой, вспоминая все, что рассказала ему о своих проблемах в отношениях с Фишером. — Итак, я полагаю, что вы консультировали Фишера?

Он кивает, складывая руки на столе.

— Да. Я был единственным, с кем он согласился работать довольно долгое время. Наверное, потому что я настолько же упрям и несговорчив, как и он.

Сет смеется, но я не вижу ничего в этом смешного, поэтому сердито скрещиваю руки на груди. Он наклоняется вперед и хлопает меня по руке.

— Сейчас не сердись на меня и на Фишера тоже. Он еще не знает, что я здесь. Он звонил на днях, хотел посоветоваться, и я решил, что пришло время принять его приглашение и посетить остров, — объясняет он. И, наконец, встретиться с женщиной, о которой он прожужжал мне все уши каждый день в течение целого года.

Я начинаю ерзать, потому что чувствую себя немного не комфортно. Этот мужчина знает все о Фишере и наверняка обо мне. Он знает, что Фишер ушел на год, что он уходил на свои боевые задания, и я уверена, что Фишер также рассказал ему о многих вещах, которые, наверное, мне не стоит сейчас знать. Потому что это личное, конфиденциальное. Я внезапно чуть ли не умираю от желания узнать их, но в тоже время понимаю, что не имею права спрашивать. Если бы Фишер захотел рассказать мне, что он обсуждал со своим консультантом, он скорее всего рассказал бы мне сам.

— Вы не нарушаете правило конфиденциальности клиента, находясь здесь сейчас со мной? спрашиваю я.

Сет смеется и отрицательно качает головой.

— Я не врач, я просто старый ветеран войны, которому некуда девать свое время, кроме как проводить свои дни в госпитале для ветеранов, пытаясь помочь мужчинам, похожих когда-то на меня.

Я киваю с пониманием, но все еще не чувствую себя вправе рассказывать ему о Фишере, о том, что Фишер находится в неведении об этом.

— Я не думаю, что Фишер будет счастлив узнать, что вы здесь и сообщаете мне личную информацию о нем.

Сет пожимает плечами.

— Я уверен, что он разозлится, что я здесь уже несколько дней и не сообщил ему об этом, но я планирую позвонить ему позже сегодня вечером и встретиться. Я хотел провести немного времени наедине с тобой, прежде чем встречаться с ним. Фишер в курсе, что я всегда хотел поговорить с тобой, и он ясно дал мне понять, что я могу свободно говорить с тобой обо всем, о чем мы говорили во время его пребывания в госпитале. Он не хочет, чтобы между вами двумя были какие-либо секреты, но ему просто иногда тяжело говорить о своих собственных проблемах.

Я уже хорошо осведомлена об этом факте разговоры в течение последних месяцев, касались того, что он испытал за рубежом, для него были очень трудными. Он захлебывался слезами, рассказывая о своих друзьях, которых он потерял, останавливался и делал несколько успокаивающих вдохов, потом продолжал рассказывать о страшных ситуациях и снах, которые все еще преследовали его по сей день. И вспомнив все это, я начинаю чувствовать себя ужасно, потому что оттолкнула его из-за пары глупых комментариев женщины, которую я презираю. Сколько ему пришлось пережить страданий и трагедий, сделав такой выбор — защищать свободу людей на родине, которые понятия не имеют, что изо дня в день переживают эти мужчины и женщины, и по сравнению с ними мои проблемы и неуверенность в себе ощущается такой маленькой и жалкой.

— Я не собираюсь утомлять вас своими воспоминаниями относительно характера Фишера или насколько далеко он готов пойти, когда встретил злобного маленького засранца в госпитале, — объясняет Сет с улыбкой, вытягивая толстую папку из-под кучи полотенец, которую я даже не заметила. Мне кажется, для вас будет лучше прочитать это, его собственные слова.

Сет подталкивает папку к моей руке с улыбкой, я отдергиваю руку.

— Ничего страшного, она не укусит вас. Когда мы наконец-то стали беседовать с Фишером, он сообщил, что раньше, когда был моложе писал журналы-дневники. Я предложил ему снова писать дневник. Он записывал разные вещи, которые даже с трудом мог вспомнить, но я знал, что это может помочь. Он хотел вспомнить все, что натворил, понимая, что это будет тяжело для него. Он отдавал себе отчет, что единственный способ для него стать лучше это пережить все заново каждый момент, когда он слетел с катушек.

Положив папку себе на колени, я запускаю на нее руки. Я читала страницы из его журнала-дневника о том времени, когда мы были моложе, когда он впервые увидел меня, и о наших отношениях, которые были настолько прекрасные. Я до смерти боюсь, что эта папка раздавит, разрежет меня пополам.

Сет встает со стула, проходя мимо пожимает мне плечо.

— Чтобы прийти к хорошему, иногда нужно пережить плохое.

Он быстро удаляется из комнаты, оставляя меня одну. Глубоко вздохнув, я прижимаю папку к груди и встаю из-за стола, направляясь в библиотеку, чтобы свернуться в кресле в углу, рядом с камином. Дрожащей рукой, я открываю папку и вытаскиваю первую страницу, заполненную аккуратным, ровным почерком Фишера.

Я начинаю читать и понимаю, что он описывает примерно тот день, когда вернулся домой со своих последних боевых действий, мы занимались сексом на кухне. Мы уже говорили с ним на эту тему, насколько он корил себя за свои действия, и я сделала все возможное, чтобы убедить его в обратном. Воспоминания, как он переживал и мучился в тот вечер, заставляют приложить руку к груди, чтобы остановить боль. Он наблюдал за мной спящей, проводя пальцами по оставленным синякам на моих бедрах, плача от ненависти и злости на самого себя. Он решил, что сильно обидел меня, запаниковал от того, что я могу его возненавидеть, направившись в туалет испытал ужасные галлюцинации.

Я закрываю рот рукой, потому что по щекам текут тихие слезы от прочитанного, что происходило в его разрушенном разуме той ночью, когда я легла спать такой счастливой и удовлетворенной, а проснулась на следующее утро с мужем, который даже не смотрел в мою сторону, не говоря уже о том, чтобы просто прикоснуться ко мне.

Я переворачиваю страницу и перехожу на следующую запись в журнале-дневнике, это именно тот день, когда я вернулась домой и застала его пакующим мои вещи, приказывающим убираться из нашего дома. То, что я читаю напоминает мне вымышленный триллер, когда он рассказывает о том, что слышал взрыв бомбы и рыскает по нашему дому в поисках врага, которого не нет. Мое надломленное сердце разрывается пополам, когда я читаю строки, как он полз через нашу спальню, полагая, что находится по-прежнему в пустыне, и ему необходимо бороться за свою жизнь. Я еще сильнее заплакала, когда дошла до фразы, что напугала его вернувшись домой, и он автоматически потянулся за пистолетом, которого у него не было на бедре. Он так боялся, что может причинить мне боль, так боялся, что не сможет отделить реальность от своих галлюцинаций, что он не мог ничего придумать лучше, кроме как убрать меня подальше от него, туда, где я точно буду в безопасности.