Оксана Сергеева - Мажарин

— А тебе на работу не надо ходить? — спросила Марина.

— Я уже на работе, — отозвался он, глядя в монитор.

— Да?

— Да.

— И с тобой опять нельзя разговаривать?

— Нежелательно.

— Почему?

— Работенка у меня довольно нервная, а болтовня меня отвлекает и раздражает. А если я буду раздражаться, я буду ошибаться, а ошибаться мне нельзя.

— Ясно, — проговорила Стэльмах, хотя ничего ей было не ясно. Кроме одного: когда Мажарин за ноутбуком, к нему лучше не лезть.

Ради бога. Без проблем.

Она бездумно уставилась в телевизор, монотонно жуя и ни о чем не думая. Потом отнесла свою тарелку на кухню, предварительно спросив у Сергея, не желает ли он чая или кофе.

Как он и просил, она принесла ему кофе с молоком, поставила кружку на край стола, но не удержалась — заглянула в монитор. Сначала нахмурилась, потом посмотрела Мажарину в лицо расширенными от изумления глазами.

Уловив ее удивление, он все так же, не отрывая взгляда от экрана, слегка улыбнулся.

— Ах, ты, проныра, — певуче протянула она.

Сергей поднял руки и взмахнул ладонями:

— Кыш, отсюда, кыш!

— У меня сейчас мозг рухнул. — Снова уселась на диван, так и не стерев с лица улыбку.

— Я представляю, — засмеялся, но быстро стал серьезным. — Так. Я еще часа два посижу, а ты пока можешь приводить себя в порядок. Потом гулять пойдем.

— Куда?

— Куда-нибудь. Просто на прогулку. Поели, поспали, теперь надо погулять. Проветриться. В ванной зубная щетка, халат, полотенце.

— Ты купил мне щетку, халат и полотенце? — удивилась, поставила свою кружку на журнальный столик, чуть не расплескав кофе, и побежала в ванную. Что-то там радостно проверещав, принеслась обратно и бросилась к Серёжке с поцелуями.

— Спасибо. — Крепко чмокнула его в губы.

— Не за что. Это ж мелочи. Халат всего лишь, а не шуба.

— Мажарин, шуба у меня есть и не одна. И они меня ни хрена не греют, скажу я тебе. Всё, работай. Я пошла в ванную.

Он не поймет ее радости, ни за что не поймет…

— Куда ты собрался в такую рань?

— На пробежку.

— Зачем тебе пробежка? У тебя только что был секс, можно не бегать. Столько же калорий потратил.

— Привычка. Хоть какое-то подобие упорядоченной жизни, а то и так живу, как придурок.

Работаю, когда все спят; гуляю, когда все работают.

Привычки делают из заурядных людей незаурядных личностей, понимаешь? А то буду просто очередной трахающейся сволочью.

— Да. А так будешь сволочью, которая потрахалась, теперь пойдет еще и побегает. — Марина села на кровати, прикрыла грудь одеялом и стала наблюдать, как Сергей одевается.

Весело рассмеявшись, он кивнул:

— Да-да, примерно так.

— Мажарин, как можно так жить? Ночью играешь на бирже, спишь по четыре-пять часов в сутки и днем носишься, как ненормальный, — улыбнулась Марина.

— Режим. Организм уже привык. Больше времени на сон мне не нужно. С ума буду сходить.

— Завтрак сделать?

— А ты умеешь? — поддел ее.

— Я ни хрена не умею, но постараюсь, — довольно кивнула Стэльмах.

— Давай. И пусть Мажарин падет жертвой твоих первых кулинарных потуг, — снова засмеялся и надел бейсболку.

Марина протянула к нему руки, пошевелила пальцами, подзывая. Сергей склонился и поцеловал ее в губы.

— Кашу хочу кукурузную.

— О, господи, сейчас будет мне испытание.

— На профпригодность.

— Не ходи. Вон, дождик капает, — поморщилась, уговаривая, конечно, больше для провокации.

— Пофиг. Надо.

— Ладно, иди. Я пойду разрушать твою кухню.

Сергей ушел. Маришка резво соскочила с кровати и пошла умываться.

Она снова потеряла сон. Но теперь по другой причине — не от нервного перенапряжения и бесконечных переживаний. Не могла спать, если Мажарин бодрствовал.

Дома Маринка уже три дня не появлялась. За вещами не поехала. Вызвонила Нинку, прошвырнулась с ней по магазинам и купила себе самое необходимое. На первое время хватит, а там видно будет. Егор пару раз звонил. Пьяный был, кажется. Она заверила, что с ней всё нормально, и он успокоился. Наверное, потому что мило с ним разговаривала, чтобы не злить и не провоцировать. Может, хоть немного даст ей пожить спокойно.

Очень хотелось. Пусть и сидели глубоко еще страхи и волнения, но такого умиротворения в душе, как сейчас, Марина давно не испытывала.

Мажарин, конечно, поржал над ней, знал, что готовить она не умеет. И это правда. Но с кашей она точно справится. Еще омлет сумеет пожарить и яичницу. А так придется Серёге и дальше самому себе котлеты жарить, тут она не помощник. Не то чтобы руки, как говорится, не из того места, просто никогда не стремилась научиться. У них в доме всю жизнь домработница, а для Егора готовить не хотелось принципиально.

Пока думала о своей дрянной жизни, сварила Мажарину кашу. Для него она с удовольствием. Для него вообще приятно что-то делать. Он благодарный, отзывчивый какой-то. Теплый. Думала, что в жизни так не бывает, чтобы всё в человеке нравилось. Всё. Без раздумий, без сомнений.

Когда смотришь в глаза и не можешь взгляд отвести; слушаешь и не хочешь, чтобы замолкал; обнимаешь и не можешь отпустить. Улыбается он — смеешься тоже, хочешь, чтобы поближе был. На два часа уйдет в спортзал — душа не на месте. Никакие великие основания для этих ощущений не нужны, сами по себе чувства возникли. И жили, и крепли.

Мажарин вернулся с пробежки мокрый от дождя и пота, раскрасневшийся. Спросил, получилась ли каша, и ушел в душ. Пришел на кухню взъерошенный, Маринка потрепала его по влажным волосам, и они сели завтракать.

— Тебя дома не потеряют? — Сергей разглядывал ее лицо, подумав, что оно сейчас совсем другое. И не из-за отсутствия косметики. Марина никогда ею не злоупотребляла.

— Так скажем, дома не будут сильно горевать, даже если я потеряюсь, — сказала она, оставаясь невозмутимой, будто разговор не ее лично касался.

— Почему? — спросил расслабленно, готовый ко всяким сюрпризам. Со Стэльмах, видимо, по-другому не будет.

— Я живу с братом. И отношения у нас не очень.

— А родители? — поинтересовался, хотя уже знал кое-что от Нины. Поспрашивал. Она рассказала, что родителей у Маринки нет и живет она с братом.

Сама Марина ничего не говорила, но это как раз не удивляло. Не начнешь же исповедоваться на пустом месте. Как-то коснулись в разговоре его семьи, и он объяснил, что его родители погибли давно, а растили его бабушка с дедушкой.

Трагедию из этого не делал, горе оно и есть горе, чего утрировать столько лет прошло. Всё пережито, прожито. Всё сложилось так, как сложилось.

— Родителей уже нет. — Вздохнула и добавила, смутившись: — Ты тоже ничему не удивляйся.

— Хорошо, не буду, — спокойно пообещал Мажарин.

Маринка улыбнулась его невозмутимости и качнула головой. Не очень приятно выдавать о своей семье такие факты, но придется рассказывать: откровенность всегда требует ответной откровенности.

— Егор… это мой брат… Он мне только по отцу брат. Матери у нас разные, у отца была другая семья. Жена, ребенок. У мамы была связь с отцом.

Мама умерла в тридцать восемь лет от инсульта, мне было двенадцать. Всё внезапно случилось, неожиданно. Отец взял меня к себе. Жена была против, семья развалилась, братик меня возненавидел.

— Папа погулял. А ты причем?

— Вот и я не знаю.

— Брат старший?

— Да. Он на десять лет меня старше. Сам понимаешь, в двадцать два года получить неожиданный подарочек в виде сестренки… Он так и не смирился с этим. Он не считает меня сестрой, я для него чужой человек.

— Чем занимается?

— У него фирмы туристические. От отца. Но, по-моему, дела там идут не очень хорошо.

Поэтому он сейчас вообще не в себе.

— Тебя долбит.

— Угу.

— Это очень шаткий бизнес, его завалить много ума не надо. Ветер подул не в ту сторону, и всё.

— Да. А Егор хочет, чтобы всё само делалось и само работало.

— Само. Само ничего не бывает. Ну, лично у меня, — хмыкнул Мажарин и замолчал, ожидая продолжения.

Но Марина молчала тоже, решив, что всё уже сказано, и налила им кофе.