— Не пущу. Я ж пошутил. Бабуле позвонил. Поедем вечером поужинаем, не будем ничего готовить.
— Шуточки у него, — возмутилась Маринка, уже не вырываясь. — Я тоже сейчас чего-нибудь захочу и пойду мужику какому-нибудь позвоню.
Скажу, что приеду. Посмотрим, как тебе приятно будет.
— Тебе нельзя так делать.
— Почему это?
— Потому что я сразу кого-нибудь на*бну. — Прижав ее к себе, поднял над полом.
— Интеллиго, блин.
— Вот именно, что блин. Ладно, пошли блины жарить. Я тебя научу. Там ничего сложного.
Сваливаешь всё в одну миску и взбиваешь миксером.
— Хороший рецепт.
— Отличный просто.
— Пойдем. Свалишь мне всё в одну кучу, что там нужно для блинов, а я взобью миксером.
Это я умею.
В общем, так они и сделали. Мажарин смешал все ингредиенты в глубокой стеклянной миске, вручил Маринке миксер и отвлекся на телефонный звонок. Когда через пару минут вернулся, увидел, что вся кухня в муке, Маринка тоже.
— Вот ты у меня рукодельница, — хохотнул он. — С миксером тоже нелады?
— Я сейчас всё уберу и сделаю как надо.
— Иди отсюда. Тебя на кухню можно приводить, только чтобы на столе отлямурить. Больше тебе тут нечего делать. С твоими кулинарными способностями.
— Нет! — захохотала она. — Это дело чести!
Блины они спекли, конечно. Правда сожгли парочку, пока целовались. Потом ели их с абрикосовым вареньем.
И только чуть позже до Марины дошел смысл сказанного: что к бабушке они поедут вдвоем.
От этой мысли она сразу разволновалась, сама не зная почему.
— Серёжа, а ты сказал, что со мной придешь?
— Нет.
— Надо сказать.
— Не надо.
— Неудобно будет, неловко.
— Мне лучше знать, как удобно.
Стэльмах вздохнула:
— И ей и мне будет неудобно.
— Зато мне удобно.
— Блин! — возмутилась его непробиваемости. Но уже знала точно, что, если Мажарин что-то решил, так и будет.
— Блин у тебя в тарелке. Намазывай вареньем и не спорь со мной, я лучше знаю, — оборвал пререкания.
Маринка смирилась. Что ей еще оставалось?
— Надо было успокоительного тебе накапать.
— Зачем? — невозмутимо спросила Марина, готовясь выйти из машины. Они подъехали к дому и остановились у подъезда. — Я не нервничаю.
— Не рассказывай мне. — Видел, что нервничала. Терла запястье, будто ей часы мешали.
Она всегда так делала, когда сильно волновалась.
— Потому что! — воскликнула Марина и, ничего больше не добавив к выразительному высказыванию, вышла из авто. Поправила платье на бедрах, достала с заднего сиденья торт.
— Пойдем, — обхватив Маринку за талию, Сергей быстро ввел ее в подъезд. — Я не давлю на тебя и ни к чему не обязываю. Не могу же я сказать: Мариш, ты дома посиди, а я сгоняю к бабуле лапшу пожрать. Как-то некрасиво это, мне кажется. Так нельзя. А вот съездить в гости вместе — можно. Познакомимся, поужинаем, поговорим. В этом ничего такого нет. Бабуля-мамуля у меня понимающая.
— А чего ты тогда ее не предупредил?
— Она разволнуется. Незачем это.
— А-а, и ты решил ее просто огорошить.
— Угу, быстрее в себя придет, — улыбнулся Мажарин. Они поднялись на второй этаж. — А то будете сидеть весь вечер, как две неврастенички.
— Я-то конченная неврастеничка, мне уже ничего не поможет, а бабулю-мамулю надо поберечь, это точно, — поиронизировала над собой Стэльмах.
— Люблю твой юмор, — кивнул и вдавил кнопку звонка. — И она знает, что ты живешь со мной. Я не могу делать вид, что тебя в моей жизни не существует…
С той стороны послышалась протяжная трель, и дверь сразу открылась. Сергей, кажется, продолжил бы фразу, но оборвался.
Конечно, бабушка знала, что они живут вместе. Марина поняла, что отношения у Серёжи с ней близкие и доверительные. Он звонил по нескольку раз на дню, спрашивал, как у нее дела, чем занималась, куда ходила, как самочувствие. И сам отчитывался: куда съездил, что сделал.
— Привет, — улыбнулся и мягко втолкнул Маринку в квартиру.
Пожилая женщина немного растерялась, но быстро стерла с лица следы волнения и улыбнулась по-доброму:
— Здравствуйте, милые, здравствуйте 0e501f. Сынок, а что ж ты не предупредил. Я же… у меня всё по-простому…
— Нам так и надо, мы просто поужинать.
— Добрый вечер, — краснея от неловкости, поздоровалась Стэльмах и представилась. — Марина. Это к чаю. — Вручила бабушке Мажарина торт.
— Спасибо, чайку обязательно попьем. Ну, меня можешь звать баба Шура или тётя Шура, как тебе будет удобно.
— Хорошо, — улыбнулась Маринка, решив остановиться на варианте «баба Шура».
— Тогда мойте руки, и за стол.
Сергей, взяв Марину за талию, подтолкнул вперед по коридору и провел в ванную. Они вымыли руки. Первые волнительные минуты прошли, и Марина вздохнула свободней. Раз Мажарин спокоен, чего ей волноваться. И бабуля-мамуля с первого взгляда ей понравилась.
Прошли на кухню и уселись за круглый стол, накрытый клетчатой красно-белой скатертью.
— Рассказывайте. Как дела? — спросила баба Шура, расставляя тарелки.
— Хорошо. Маринка лапшу не умеет готовить, поэтому сегодня мы ужинаем у тебя.
Хорошее начало, усмехнулась Стэльмах его словам. Сразу сдал ее с потрохами.
— Это не страшно. Я тоже когда-то ничего не умела готовить, — невозмутимо откликнулась женщина.
Марина думала, что Сергей будет еще что-то объяснять, рассказывать, но нет. И бабулю, видимо, этот ответ удовлетворил. Прежде чем занять место за столом, она чуть сжала его плечи, погладила по голове и быстро поцеловала в макушку.
— Соскучилась, — сказала, словно извиняясь за несдержанность. Села, не торопясь браться за ложку и есть. Всё смотрела на него с нежностью и неприкрытой любовью. — Давно не заезжал.
— Некогда.
— Ну да. — Баба Шура перевела взгляд с него на Марину и улыбнулась понимающей улыбкой. — Вы ешьте, ешьте! Вот перец, если нужно. Я заранее извиняюсь, вдруг пересолила, я могу, Серёжа знает.
— Всё нормально, — сказал он.
— Да-да, всё вкусно, — подтвердила Марина.
Дальше разговор потек спокойно и обыденно. О разном. О мелочах, о делах и мелких планах.
Марина так и не дождалась к себе каких-то вопросов.
Ничего такого баба Шура не спрашивала, будто уже всё про нее знала и видела не в первый раз. На редкость деликатной женщиной она оказалась.
И совсем расслабилась Мариша, успокоилась. Необходимость что-то о себе рассказать всегда вызывала в ней напряжение. Не потому, что у нее куча секретов, а потому что делиться чем-то личным не привыкла. Трудно ей это давалось.
Очень. Отвыкла от подобных откровений. Говорила с душой, но не по душам…
Задержавшись в гостях, приехали домой поздно и сразу улеглись спать. Проснулась Марина первая. Резко, словно от толчка в грудь. И не потому, что кто-то разбудил ее, нет. От внутреннего толчка проснулась, от какого-то эха. С ощущением тревоги и беспокойства.
Не только любимых и близких чувствуешь кожей. Сердцем предчувствуешь. Врагов тоже.
Может быть, даже сильнее. Всей кожей! Спинным мозгом!
Вот и Маринка сидела на кровати с бешено колотящимся сердцем, ощущая, как холодные колкие мурашки табуном бегут по позвоночнику.
Мажарин спокойно спал. Она осторожно взяла его за руку. Просунула свою ладонь под его, еле сдерживаясь, чтобы не сжать крепко. Разбудит же…
Но хотелось вцепиться в эту сильную руку (и в него самого, в Серёжку!), чтобы почувствовать себя в безопасности. Так хорошо с ним, словами не высказать.
И никто не запретит ей думать, что это любовь!
Хотела думать, хотела так чувствовать! Что это любовь! И говорила себе, что любит его!
Страшно, боже, как страшно всё это потерять.
Кажется, она без него уже не сможет. Точно не сможет.
Все-таки сжала его руку, сама не заметила. Сергей, проснувшись, пошевелился. Приподнял голову.
— Мариш… Ты чего сидишь, как привидение?
Маринка не сразу нашлась с ответом. Да и ком в горле мешал выдать хоть звук.
— Сон тревожный приснился. Заснуть теперь не могу. — Это практически правда. Вся ее жизнь до Мажарина — дурной сон, страшный кошмар.