Потому что, пока она сходила с ума, борясь с искаженностью собственного разума и боясь мечтать, мир жил. Мир жил, рос, цвел. Жизнь шла.
Весна меняла зиму, лето меняло весну. После заката наступал рассвет. А она сжирала себя в страхе и ожидании того, что никогда не наступит.
— Давай не будем спешить, — снова попросила Людмила Захаровна, когда они вышли из церкви.
— Конечно, — согласилась Марина.
Они немного прошлись и присели на лавочку. После душноватого, пропахшего ладаном храма, воздух на улице показался кристально чистым. Да и Марина чувствовала себя странно. Голой. Обнаженной до прозрачности, так что тонкий ветерок продувал насквозь.
— Совсем ты расстроилась… — Людмила Захаровна ободряюще приобняла Марину за плечи.
Маринка вздохнув, отерла щеки ладонями.
— Просто у меня, кроме Серёжи, никого нет. Совсем никого. Родители умерли. Брат… тоже…
— Как это нет? А мы? Нас вон сколько. Я с Семёнычем, Лёшка с Янкой, дети. Телефоны теперь знаешь. Звони. Мало ли. Может, поговорить захочется. Или на Серёгу пожаловаться.
Марина скованно засмеялась. Да, телефонов в ее телефонной книжке прибавилось. Вроде все вместе сейчас, все рядом. А сотовый не замолкал. То дядя Женя не мог жене дозвониться, набирал Марину. То Лёшка что-то в магазине покупал, спрашивал, что Маринка хочет.
— Конечно. Буду звонить, — пообещала она. Шепотом. Мешал ком в горле.
Но это был уже не ком из горечи и слез, обид и боли.
Дышать ей мешал сгусток надежд, счастья и неудержимой жажды жизни.
Глава 23
Они провели в Санкт-Петербурге несколько счастливых недель, хоть обоим казалось, что в этом интеллигентном, наполненном особым духом, городе у них прошла целая жизнь. По возвращении в Москву переехали жить к Мажарину. Это вышло само собой, без обсуждений и договоренностей. Как будто пора было, пришло время. Еще в поезде Сергей предложил:
«Поехали ко мне?». Марина ответила: «Поехали». Вот и весь разговор.
На этот раз Стэльмах вошла в квартиру с другим чувством — как к себе домой. Но еще помнился тот первый сюда визит. Удушающее ощущение ловушки, тошнота. Боль, которая узлом сворачивала душу. Теперь же, когда Серёжа уверенным движением распахнул дверь, Марина не менее уверенно шагнула за порог, не зацикливаясь на полутонах прошлого опыта.
— Ой, Серёж, я так устала. Мне бы в душ и спать. — Торопливо сбросила верхнюю одежду и заспешила в ванную.
Усталость была не оттого, что надоело все вокруг. Усталость ее — положительная.
Переполнилась Марина новыми впечатлениями. Зарядилась неиссякаемой энергией мажаринских родственников, которые за короткий срок стали ей невыразимо близкими людьми. Теперь бы немного времени и чуть-чуть спокойствия, чтобы все переварить и шагать дальше.
— Мне тоже! В душ и спать! — эхом отзывался Мажарин откуда-то из глубины своего жилища.
Желудок, протестуя против такого хода событий, дал о себе знать голодным урчанием, и Марина добавила:
— И поесть!
— Давай пиццу закажем. Или хочешь чего-нибудь другого? — Сергей зашел в ванную с телефоном, готовый исполнить любое желание своей невесты.
— Мне без разницы. — Снимая рубашку, джинсы, нижнее белье, Марина бросала их прямо на пол в ванной комнате.
Все равно стирать всё да чистить. Отмываться.
Для новой жизни…
Пока ждали доставку пиццы, Марина успела разобрать дорожные сумки. Кое-что разложила в шкафу, кое-что отправила в стирку. Потом исследовала кухню. Пошарила по шкафам, узнала, что и где лежит, какая есть техника.
Заварила чай, боясь, что кофе перебьет сон. Потом зашла в спальню. Здесь шаги ее сделались тише, мысли тоже побежали как будто медленнее. Она не ночевала в этой комнате. Ту памятную ночь она так и провела на маленьком диванчике в кабинете. То ли в полусне, то ли в полукошмаре. То с накатывающим, то с вновь подступающим ощущением тошноты. Под утро, открыв глаза, она увидела, что Мажарин сидел за столом и смотрел в ноутбук. Работал, наверное…
Теперь же Марина оценила королевскую по размерам кровать. Откинув бежевое покрывало, тронула постельное белье. Очень приятное на ощупь.
Хлопок. И на цвет приятное — кофе с молоком.
Сергей вошел в спальню и, увидев сидящую на кровати Марину, улыбнулся. Ей. А возможно, своим мыслям.
— Завтра поедем ко мне. Надо в квартире прибраться и собрать вещи. Потом в магазин, а то у тебя холодильник пустой. — Марина встала и подошла к огромному окну, вдруг ощутив неожиданный прилив энергии.
Вид из квартиры, конечно, шикарный. Особенно сейчас, когда город, окутанный темнотой, подсвечивался уличными огнями. Гордо сверкали высотки, и немного таинственно — темная лента Москва-реки.
— Я завтра с утра схожу за продуктами, — пообещал Мажарин.
— Нет, сначала ко мне, потом в магазин.
— Сомневаюсь я, что ты вообще завтра куда-то поедешь.
— Почему это? — удивилась его самоуверенности и прошла вдоль окна, по преступно не задействованной территории комнаты.
— Посмотрим, — усмехнулся Сергей.
— Серёжа, мне вот тут нужен диванчик с кучей маленьких подушек. И желательно какого-нибудь яркого цвета. Будет уютное местечко для чтения.
Или просто место для отдыха.
— Розовый диванчик?
— Почему розовый? — Ее нахмуренный взгляд пробежался по благородно жемчужно-серым стенам.
Марина уже представила, как лежит на этом предполагаемо ярком диванчике с книжкой в руках: ноги прикрыты вязаным пледом, рядом на маленьком столике дымится чашка раскаленного кофе…
— И кофейный столик еще нужен.
— И пальма, — добавил Серёжа.
— Зачем пальма?
— Просится к твоему описанию.
— Да, кстати, зелени в квартиру я бы добавила, — согласилась она, не поведясь на легкую иронию в тоне любимого.
— Книжку нельзя почитать, лежа на кровати?
— А как в окно смотреть?
— А зачем тебе смотреть в окно, если ты собираешься читать?
— Боже, — Марина всплеснула руками, — твоя практичность насмерть убивает всю романтику.
Мажарин рассмеялся и пошел открывать доставщику пиццы: в дверь позвонили.
После ужина залезли в прохладную постель.
Заснули поздно…
Как Сергей и предполагал, никуда они с Маринкой на следующий день не поехали. Долго спали, а проснувшись, долго не вставали с постели, наблюдая, как по полу и стене движется тень оконного переплета. Они соскучились по уединению, которое давало им свободу. Свободу не говорить для других понятные вещи. Или говорить, но не поправляться. Свободу не следить за словами и на неудобные вопросы не придумывать удобные ответы.
На завтрак доедали вчерашнюю пиццу.
— Завтрак в постель — это так романтично, — вздохнула Марина, неохотно приподнимаясь на кровати. Сев прямо и подложив под спину подушку, она взяла кружку с кофе и отпила глоток несладкой бодрости.
— Это не романтика, это твоя лень, — хмыкнул Мажарин.
— Угу, сегодня я легко готова променять еду на постель.
— Я так и понял, что если не накормлю тебя, останешься голодной.
Марина откусила кусочек разогретой в микроволновке пиццы и наморщила нос:
— Так не хочу в понедельник на работу.
— Не хочешь — не ходи.
— Как это? Бездельничать прикажешь?
— Я же не хожу на работу.
— Мажарин, тебе можно. Ты по-другому деньги зарабатываешь. И у тебя получается.
— Ты тоже будешь по-другому зарабатывать.
— Как? Научишь меня своим трейдерским приемчикам?
— Нет. Ты теперь будешь работать женой.
— Кем? — засмеялась Марина, и ее взгляд оживился иронией: — Женой? И трудовой договор будет?
— Надо? Будет.
— Тогда и трудовая книжка обязательно, — поддержала Марина стёб.
— Конечно. А то без трудовой книжки тебе пенсию не дадут.
— Серёжа, это очень привлекательное предложение. Я должна подумать. Взвесить все «за» и «против».
— А есть хоть одно «против»?
Мажарин быстро разделался с завтраком и улегся поперек кровати, подперев рукой голову.
— Какая у меня будет зарплата на новой работе? На пиццу мне хватит?
— Даже на приличный ужин в приличном ресторане.
— Уже хорошо. А премии? У меня на той работе были премии.