Мои щеки моментально вспыхнули.
– Господи!.. – испуганно воскликнула, пытаясь до конца вникнуть в смысл сказанных слов. – Но сам Эдик жив?! Он не пострадал?! – заламывая руки, впилась испуганным взглядом в побелевшее лицо Феликса.
– И Эд, и его старший брат живы. Но сервис выгорел. А еще… – голос собеседника забуксовал.
– Что еще?
– Сгорела и не подлежит восстановлению единственная машина, которая там находилась – спортивный «Lexus» S класса… – Феликс тяжело вздохнул с видом человека, который не хочет принимать действительность.
– И что теперь делать?
– Муравью хрен приделать, – сухо выдал Железнов, играя желваками на скулах.
– Самое главное – они живы и здоровы, – потерянно прошептала я, не обращая внимания на его колкость.
– Да, это самое главное. Ну а тачка, похоже, всё-таки получила по заслугам. Теперь я верю в высшую справедливость…
– Ты знаешь, чей это автомобиль?
Вместо ответа Феликс зловеще рассмеялся, вызывая своим холодным раскатистым смехом волну мурашек на позвоночнике.
– Иди на учебу. Обновим типографию в другой раз… – нервно причесал волосы кончиками пальцев, избегая смотреть мне в глаза.
– Ну уж нет! Я поеду с тобой! И это даже не обсуждается!
– О-кей… – отчеканил собеседник с каменным выражением лица, утопая педаль газа в пол.
Пожарная машина уехала. Фасад небольшого двухэтажного здания в центре двора на Юго-Западе Москвы перестал полыхать, но легче от этого не стало. Некогда белоснежные стены автосервиса зияли пугающей чернотой. Мое сердце сжалось, когда в одном из парней я узнала Эдика. Несмотря на ноябрьский мороз, он стоял в рубашке и джинсах. Весь перепачканный в саже, со сдвинутыми бровями, парень парализовал взглядом только что выпавший снег.
Гарь, копоть, грязь и белая, нетронутая пороша. Картина, будто из-под пера художника импрессиониста. Красота вперемежку с отчаянием.
– Братан… – хрипло выдал Феликс у меня за спиной.
Эдик поднял на нас красные слезящиеся глаза и уставился так, словно видел впервые.
– Всё выгорело. Ничего не осталось… Четыре года работы и два кредита. Еще и за твою тачку теперь пять лямов выплачивать…
Большие пальцы на руках онемели от напряжения. Боже мой! Сгорел тот самый автомобиль Феликса, который пострадал на гоночной трассе! Так вот почему у него была такая реакция…
– Не волнуйся. С машиной решим вопрос. Она застрахована.
Парни о чем-то перешептывались, пока я продолжала бесстыже пялиться на Эдуарда. Пронизывающий ветер трепал его шоколадные волосы, а на мужественном лице застыла невыносимая гримаса тоски. Мне стало холодно. Переминалась с ноги на ногу, завороженная лютым выражением бездонных льдисто-голубых глаз хозяина автосервиса. В них плескался целый океан разрушительных эмоций. Насколько я знала, они с братом вложили в свой бизнес душу…
– Кому вы перешли дорогу? Это явно заказное дерьмо, – отрешенно поинтересовался Феликс, затягиваясь сигаретой.
– Понятия не имею. Там какие-то граффити оставили. Не было времени взглянуть…
Феликс
Я обогнул пострадавшее здание, устремив взгляд на рисунок, нанесенный аэрозольной краской на одной из обугленных стен: изображение пятилистного клевера. Секунда – и висок словно прошибла пуля из пистолета с глушителем.
– Сукин ты сын… Выродок… Ублюдок!
Внутри разорвалась ядерная бомба. Находиться рядом со мной сейчас было небезопасно – могло захлестнуть ударной волной. Тату с подобным изображением красовалось у Антона Ковалева на запястье. В тусовке знали – это его талисман удачи.
Меня перекорежило от злобы. Эда с братом поднимала бабушка. У них не было родителей. Парни доучились до девятого класса, а затем пошли работать на себя. И этот зажравшийся мудак – парень моей сестры, сынок отцовского компаньона и практически мой родственник – устроил такую заварушку. Первым желанием было прямо сейчас выдать всё Эду. Но спустя минуту, стиснув челюсти, чтобы не заорать от гнева, я всё-таки отогнал от себя крамольную мысль.
Нельзя.
Ни в коем случае.
Иначе друга посадят в тюрьму.
– Феликс, что это за рисунки? – взволнованно пробормотала Злата, поравнявшись со мной.
Растоптал окурок, поворачивая голову на звук умиротворяющего голоса златовласки. Её щеки пылали то ли от холода, то ли от переизбытка чувств.
– Понятия не имею, что это за дерьмо… – поморщился, касаясь губами холодного виска любимой девочки.
Потоптавшись еще минут двадцать на руинах чужой мечты, отвез Злату в универ, а сам поехал домой, готовиться к вечерней игре. Кошки на душе не просто скребли, а заходились в истерике. Ладони покрывались испариной всякий раз, когда я думал о той лютой несправедливости, которая постигла друга. Сопливый мажор за одну ночь перечеркнул годы пота, смешанного с кровью, а самое поразительное – был уверен, что выйдет сухим из воды.
Я почувствовал себя неуютно посреди нашей огромной гостиной. Красиво, дорого, изысканно, с большим вкусом, но, сука, во всем этом не было ни капли души. Только многомиллионный проект, согласованный матерью с модным столичным дизайнером. И вся ее коллекция раритетных ваз – очередная уловка, чтобы казаться одухотворенной светской дамой в глазах читательниц журналов для домохозяек.
С кухни послышались приглушенные голоса, и ноги сами понесли туда. Правда, отворив двустворчатые двери, я замер как перед пастью акулы, глядя в улыбающееся ублюдочное лицо – Антон как ни в чем не бывало сидел за столом, пил из моей кружки с автографом Кириленко и гладил по руке младшую сестру.
– Какого черта ты, сука, творишь?! – шумно выдохнул, оглушенный хрустом извилин в голове.
– Эй, Фел, братишка! Да ты чего?! – чуть запинаясь, просипел Тоша, сильнее стискивая руку сестры.
– Феликс, ты в своем уме?! Что происходит?!
– Сам ей расскажешь, или мне сказать?! – Наши взгляды пересеклись.
Собеседник опустил плечи, нервно покусывая губу. После небольшой паузы он с издевкой выдал:
– Устроили с ребятами ночью файер-шоу. Какие проблемы?!
– Что это значит? – растерянно пробормотала Лина, всё-таки разъединяя сцепку рук.
– Антон спалил дотла автосервис Эда, а еще мою тачку, которая находилась там в ремонте…
– Что?! Тоша, это, правда?! – лицо сестры сделалось белым, как мел.
– Так это была твоя тачка?! Братан, теперь понимаю, почему ты так завёлся! Не переживай! Батя подгонит тебе такую же, только новую. Ну, по рукам?
Высокий худощавый мажор поднялся из-за стола. Приблизившись ко мне, он беспечно улыбнулся, протягивая руку. Горло свело от рвотного порыва. Костьми лягу, но не позволю сестре связать жизнь с этим ублюдком.
– Пошел вон! И больше не попадайся мне на глаза! Это первое и последнее предупреждение!
– Да ты чего, мужик?! Мы же практически семья! Наши отцы – компаньоны! Лин, скажи хоть ты ему?!
Вместо ответа сестра неуверенно пожала плечами, а я со всей силы толкнул урода в грудь.
– Забудь сюда дорогу! Проваливай!
– Фел, думай, что говоришь! Решил вступиться за нищего стритрейсера, который гоняет на консервной банке?! С каких это пор ты стал таким благородным, а, Железнов?!
– Антон, что ты говоришь?! – Кукольное лицо Лины перекосило от отвращения. Её нижняя губа задрожала.
– Ничего страшного. Всего лишь отомстил одному козлу. А твоему братцу пора бы определиться, на чьей он стороне! – собеседник злорадно осклабился, и, не оборачиваясь, вылетел из кухни.
– Феликс, какого черта происходит? – устало спросила Ангелина, всматриваясь в меня угольно-серыми глазищами.
– Из-за тебя мой друг лишился всего.
– Из-за меня? Ты шутишь?! Да Эд первый набросился на Тошу на той вечеринке! – Её расширенные зрачки больше напоминали кофейные зерна.
– Ковалеву не понравилось, как стритрейсер на тебя смотрел. И он спровоцировал Эда. Поверь, любой нормальный мужик на его месте отреагировал бы также.
– Я не знала… – нахмурила лоб сестра, явно потрясенная сказанным.
– Неплохо будет, если ты как-нибудь заедешь к нему и попросишь прощения…
На лице Ангелины появилось выражение мучительной борьбы.
– А ты попросил прощения? – произнесла она каким-то тягучим сдавленным шепотом, отчего сердце долбанулось о ребра.
– Там всё было иначе…
– Не ври! Просто мы из тех, кто не извиняется за свои ошибки…