Иногда мы прячем истинные чувства глубоко внутрь себя и надеваем маску безразличия. Мы обманываем самих себя, обманываем окружающих, которым, в сущности, всё равно что у нас на сердце, но если вдруг в случайном человеке встречаем интерес к нашему горю или хотя бы его подобие, мы перестаём владеть собой, и тайное выходит на поверхность. Я никогда не была лихой комедианткой, и поэтому, едва я увидела отблеск своей боли в глазах незнакомца, как на глаза мои навернулись слёзы. Чтобы скрыть мимолётное проявление слабости, я решила отвлечь его внимание от своей персоны и переменила тему: - А ведь знаете, мы с Вами находимся в неравном положении. Вы знаете как меня зовут, а я до сих пор не знаю Вашего имени. - Простите, мне почему-то показалось, что я представился. Меня зовут Марк. Вы читаете Сэлинджера? - спросил незнакомец, увидев на прикроватной тумбочке карманный томик рассказов Дж. Сэлинджера на английском языке - сувенир, с которым я не расставалась. - Нет, к сожалению я не знаю языка, книга дорога мне просто как подарок.

Марк взял книгу, пролистал её, заглянул в содержание и предложил перевести на выбор один из рассказов. Предложение было странным, может быть поэтому я не задумываясь приняла его.

Первые пятнадцать минут повествования я безо всякого интереса следила за судьбой американцев Мюриэль и Симора, затем мысли вернули меня к печальной действительности, я снова вспомнила события последних дней и мне стало до крайней степени тоскливо и одиноко. С трудом выдержав последние минуты визита Марка, я, пожелав ему успехов в труде, приподнялась на подушках и выглянула в окно.

Деревья напряглись, затрепетали ветви и задрожали листья. Сильный ветер подхватил с земли опавшую листву и мелкий мусор и понёс их в неизвестном направлении. Небо насупилось, облака сгрудились, тяжёлые как свинец, засверкали молнии. Хлынул дождь, косой и неровный. Ветер бился о стены, стучал в стекла, гремел крышами домов.

Природный разлад странным образом был созвучен разладу в моей душе. Непогода на сердце была сродни непогоде извне. Тоска, неуверенность и ревность боролись за право царить в моей груди. Я говорила себе, что мне безразличен Сергей и всё, что с ним связано, но сама не верила своим словам. Слишком много воспоминаний нас объединяло.

"Всякая женщина, которая любит художника, обрекает себя на муки, рано или поздно она их испытывает". Заглянув внутрь себя, я поняла, что все три года ожидала чего-либо подобного. В актёрской среде не принято жить с одной женщиной долее двух лет. Сергей был исключением из правил, воспитание и жизненное кредо не позволяли ему заводить интрижки на стороне, что всячески веселило его коллег по цеху, менявших подруг по два раза на дню. Среди театральной публики Сергей был настоящей белой вороной: есенинский мальчик с трогательными взглядами на жизнь, надёжный и искренний.

После болезненного расставания с Игорем, я долго оттаивала в плену Серёжиной доброты. Он действительно пленил, покорил, завоевал и привязал меня к себе. Серёжа был для меня одновременно нянькой, братом, мужем и лучшим другом. С ним я могла говорить о своих проблемах безо всякого стеснения, как с лучшей подругой.

Сергей неоднократно признавался мне: "Ничто так не радует меня, как возможность дарить радость другим". Вот эта особенность Серёжиного характера его и подвела. Я почти не испытывала ревности по отношению к Лиле. Конечно, я отдавала себе отчёт, что эта красивая девушка - серьёзный соперник в борьбе за благосклонность Сергея, но понимала также и то, что никакой борьбы не будет. Я молча отойду в сторону, уступлю дорогу перспективным кадрам.

Мы встретились с Серёжей случайно, в один из тех дней, когда благодаря особенному расположению планет происходят странные вещи. Мы были вместе долгих три года, нас объединяли общие мечты, но все счастливые сны когда-нибудь заканчиваются. Закончился и мой счастливый сон, иллюзия непогрешимости рассеялась, как утренний туман, доверие было растоптано.

Движимая вновь овладевшим мной отчаянием, я взглянула в окно. Широко над домами встала радуга. Вокруг было тихо. На горизонте занимался алый закат. Небо очистилось, на тёмно-синем ковре его мерцал, словно вышитый, нежный овал луны. Завороженная этой необыкновенной тишиной и покоем, я уснула, убаюканная природной негой.

* * *

Следующая неделя прошла под знаком одиночества. Никто меня не посещал, даже Марк. Все больные утром и вечером гурьбой устремлялись к голубому экрану, я была лишена и этого удовольствия. Просить медсестру тащить меня через весь коридор к единственному на этаж телевизору я стеснялась. Радио в палате не было, единственный источник знаний - томик Сэлинджера - был на неведомом мне языке.

Меня постоянно посещали буколические грёзы о доме, я представляла, что нахожусь не в казённой палате с уткой под кроватью, а в своей комнате, и меня окружает не убогий интерьер второразрядного больничного учреждения, а давно знакомые, милые сердцу вещи. Я настолько прониклась атмосферой домашнего уюта, что не удивилась бы, услышав шаги мамы и её бодрый голос, повторяющий в тысячный раз справедливое: "надо беречься".

Имея много свободного времени, я перебирала в памяти мгновения, принёсшие мне наибольшее счастье. Вспоминалась наша первая ночь с Игорем Павловичем, его объятия, наши слившиеся дыхания, завтрак в постели и невероятное облегчение оттого, что всё могло быть иначе, но случилось вопреки всему и именно так, как мечталось нам обоим.

Игорь, как ты мне нужен сейчас. Только ты смог бы унять мою боль, ты всегда умел меня успокоить. Пусть между нами уже ничто не может быть, ты навсегда останешься для меня самым дорогим мужчиной в моей жизни. Я благодарна тебе за всё.

* * *

Когда наконец-то такси домчало меня до дома и я, при помощи подоспевшего соседа выгрузилась из машины и, припадая на костыли, доковыляла до квартиры, я почувствовала огромное облегчение. Не зря говорят, что дома и стены помогают. Прилечь на любимый диван, взять в руки любимый "Космополитен", уставить журнальный столик вазочками с нежно любимыми орешками, курагой и мороженым - поверьте, это настоящий кайф.

Мой любимый кот Феня, слегка обалдевший от долгой разлуки и сытного обеда, устроенного хозяйкой по случаю прибытия, мурлыкал, лёжа на соседней подушке. Две долгих недели он провёл у соседки Ирки вместе с её двумя усатыми сорванцами. Целыми днями лихая шайка гипнотизировала рыбок в громадном аквариуме, занимавшем половину стены в небольшой квартире Ирины, играли в салки с морской свинкой Басей, терроризировали говорящего попугая породы Жако. Ирина только за голову хваталась. И что самое непонятное, мой Феня дома ведёт себя очень достойно, однако стоит ему попасть под влияние Иркиных котов, как он моментально забывает правила хорошего тона и вытворяет дичайшие вещи.

* * *

Неделя, оставшаяся до снятия гипса, прошла спокойно, без неожиданностей и потрясений. В понедельник после работы ко мне заглянула Ирка, и мы принялись за воплощение кулинарного изыска, рецепт которого был обнаружен нами пару месяцев назад, кажется, в "Лизе". Теперь в красивой вазочке на серванте высились горки миндально-ореховых рожков и монеток из грецких орехов.

Утром следующего дня мой блаженный сон разорвал резкий телефонный звонок. Звонил Марк. Он извинялся за то, что исчез почти на полторы недели, своё отсутствие объяснял неожиданной командировкой в Питер. Мы мило побеседовали: я поинтересовалась погодой в северной столице, Марк проявил беспокойство по поводу моего здоровья. Больше тем для разговора не было, мои глаза снова начали слипаться, но Марк продолжал находить новые поводы для поддержания беседы, в частности - вызвался подвезти меня до больницы в день снятия гипса, а затем пригласил отметить радостное событие в "Башне" милом кафе, расположенном в одной из башен Нижегородского кремля. Я дала согласие.

* * *

Да здравствует жизнь без костылей, без бинтов и врачей! Сегодня моя нога освободится от тисков, на протяжении долгих трёх недель сдавливавших её нежные суставы!

Марк заехал утром, около девяти. Мы попили чаю с пряничными звёздочками (которые мы с Иркой испекли накануне), затем Марк помог мне спуститься к машине, и мы поехали в больницу.

Когда гипс сняли, и я взглянула на ногу, оказалось, что та отличалась от своей соседки какой-то известковой бледностью и худобой. После всех формальностей и наставлений хирурга, Марк повёз меня в Кремль.