Они сели. Он придвинулся к ней слишком близко.
– Знаете, это ужасно странно, – начала Татьяна, старательно откашлявшись. – Моя двоюродная сестра Марина живет на Полюстровском… Я собиралась туда…
– Полюстровский? Но это в нескольких километрах отсюда. Остановок десять!
– Должно быть, задумалась и… – выдохнула Татьяна, краснея.
Он серьезно кивнул:
– Не волнуйтесь. Я доставлю вас до места назначения. Через несколько минут придет автобус.
Татьяна исподлобья взглянула на него:
– А… а куда ехали вы?
– Я? Я на службе. Патрулирую город.
Глаза его весело искрились.
Ну вот, так ей и надо. Он просто патрульный, а она добралась едва ли не до Мурманска. Идиотка несчастная! Пристыженная, раскрасневшаяся, она неожиданно пошатнулась, поспешно опустила глаза и, кажется, на несколько секунд потеряла сознание.
– Если не считать мороженого, – едва ворочая языком, объяснила она, – я сегодня ничего не ела.
Солдат поспешно обнял ее за плечи и спокойно, но твердо приказал:
– Нет. Нет, не падайте в обморок. Сейчас все пройдет.
И она не упала.
Правда, голова кружилась, и глаза застилал туман, но она все равно ощущала его запах, мужской, приятный.
От него не пахло ни водкой, ни потом, как от большинства знакомых мужчин. И это не «Шипр» и не «Тройной одеколон», которым пользовались дед и отец после бриться. Тогда что? Его собственный запах?
– Простите, – слабо выговорила Татьяна, пытаясь встать. Он ей помог. – Спасибо.
– Не за что. Легче?
– Все в порядке. Думаю, это от голода.
Он по-прежнему держал ее. Широкая ладонь, размером с целую небольшую страну вроде Польши, лежала на ее плече. Татьяна выпрямилась, и он убрал руку, оставив теплый островок на том месте, где лежали его пальцы.
– А может, и от жары, – покачал головой военный. – Ничего, обойдется. А вот и наш автобус.
Автобус оказался тем же самым. При виде молодой пары кондукторша подняла брови, но ничего не сказала.
На этот раз они сели вместе. Татьяна – у окна. Молодой человек положил руку на спинку ее сиденья.
Смотреть на него вблизи оказалось практически невозможным. Как и укрыться от его взгляда. Но разве не этого ей хотелось?
– Обычно я не падаю в обморок, – буркнула она, старательно пялясь в окно.
Ложь. Она хлопалась без чувств по любому поводу. Стоило кому-то стукнуть стулом за спиной, и она валилась на пол без сознания. Школьные учителя раза два-три в месяц посылали домой записки, извещая об очередном обмороке.
Она набралась храбрости и взглянула на него. Тот широко улыбался.
– Как вас все-таки зовут?
– Татьяна, – ответила она, замечая легкую тень щетины на его подбородке, плавную линию носа, черные брови, серый шрамик на лбу. Где он успел так загореть? Открытые в улыбке зубы кажутся неестественно белыми.
– Татьяна, – повторил он своим низким баритоном. – Таня? Танечка?
– Таня, – кивнула она, подавая руку.
Маленькая тонкая белая ладошка исчезла в его огромной, теплой, темной. Она подумала, что он наверняка ощущает стук ее сердца в пальцах, запястье, венах под кожей.
– Александр, – представился он, не выпуская ее руки. – Какое красивое русское имя. Татьяна!
– И Александр тоже, – проговорила она, опуская глаза, неохотно отнимая руку и поворачиваясь к грязному окну. Интересно, часто ли его моют?
Все, что угодно, лишь бы не думать. Лишь бы не воображать, что он вот-вот попросит ее не уходить, повернет лицом к себе и…
– Хотите, расскажу анекдот? – неожиданно для себя выпалила она.
– Очень.
– Солдата ведут на казнь. «До чего же гнусная погода», – говорит он конвойным. «Кто бы жаловался, – отвечают они. – Это нам еще придется идти обратно под дождем».
Александр немедленно и громко рассмеялся, не сводя веселых глаз с Татьяны, и та ощутила, как внутри что-то потихоньку тает.
– Ужасно смешно, – похвалил он.
– Спасибо.
Она улыбнулась и быстро сказала:
– Я знаю еще один. «Генерал, что вы думаете о предстоящем сражении?»
– Этот я тоже знаю, – подхватил Александр. – «Бог видит, оно будет проиграно».
– «В таком случае почему мы все это затеваем?» – продолжала Татьяна.
– «Чтобы выяснить, кто проиграет», – докончил Александр.
Оба улыбнулись и отвели глаза.
– У тебя лямки развязались, – неожиданно заметил он.
– Что?
– Лямки на спине. Повернись немного больше. Сейчас завяжу.
Она послушно повернулась к нему спиной и почувствовала прикосновение его пальцев, дергавших за атласные ленты.
– Так не туго?
– Нет, – хрипло выдавила она.
До нее только сейчас дошло, что он наверняка заглянул внутрь и видит ее голую спину до самых трусиков. Татьяна смутилась так, что едва не обхватила себя руками. Александр смущенно хмыкнул:
– Значит, ты едешь до Полюстровского? Повидаться с двоюродной сестрой? Тебе скоро сходить. Или проводить тебя домой?
– Полюстровский? – повторила Татьяна, словно впервые слыша это слово. Она даже не сразу сообразила, в чем дело. А сообразив, схватилась за голову: – Ой, нет, ты не поверишь, я не могу идти домой! Страшно представить, что со мной сделают!
– Но почему? – удивился Александр. – Может, я помогу?
Почему ей кажется, что он в самом деле готов помочь? И более того, почему вдруг на сердце стало так легко и она больше не боится отца?
Объяснив происхождение денег у нее в кармане и поведав обо всех своих неудачах, Татьяна вздохнула:
– Не понимаю, с чего вдруг отцу вздумалось послать меня за продуктами? Я самая большая растяпа в нашей семье.
– Не стоит так себя принижать, – покачал головой Александр. – Кроме того, у меня есть идея.
– Правда?
– Сейчас отведу тебя в военторг, где ты сумеешь купить все необходимое.
– Но ты не офицер, – возразила она.
– Почему же?
– Нет, правда офицер?
– Разумеется. Александр Белов, старший лейтенант. Звучит?
– Еще как, только я все равно не верю.
Александр рассмеялся. Но если он и вправду лейтенант, значит, намного старше Татьяны, а этого она не хотела.
– А за что ты получил медаль?
– За воинскую доблесть, – скромно ответил он.
Татьяна тихо ахнула и с восхищением уставилась на него.
– Расскажешь, как все было?
– Да ничего особенного и не было. Где ты живешь, Таня?
– Недалеко от Таврического сада: угол Греческой и Пятой Советской. Знаешь, где это?
Александр кивнул:
– Я патрулирую весь город. Ты живешь с родителями?
– Конечно. С родителями, дедом, бабкой, сестрой и братом-близнецом.
– Все в одной комнате? – без особого интереса спросил Александр.
– Нет, у нас две комнаты! – радостно объявила Татьяна. – А мои дед и бабушка стоят в очереди еще на одну комнату, если она, конечно, освободится.
– И долго стоят?
– С двадцать четвертого года, – серьезно сообщила Татьяна, и оба засмеялись.
Они провели в автобусе целую вечность и еще одну секунду.
– Вот бы посмотреть на твоего брата. Никогда еще не видел близнецов. Вы дружите?
– В общем, да, но Паша иногда просто невыносим. Думает, раз он мальчик, ему все позволено.
– А ты так не считаешь?
– Ни в коем случае! – торжественно отчеканила Татьяна. – А у тебя есть братья и сестры?
– Нет. Я был единственным ребенком.
Александр растерянно моргнул, но тут же сменил тему:
– Мы сделали полный круг, верно? К счастью, военторг не так уж далеко. Пойдем пешком или подождем двадцать второго?
Татьяна молчала.
Он сказал «был»? Был единственным ребенком.
– Пешком, – медленно протянула она, задумчиво глядя на него и не двигаясь. Почему у него такое лицо? Словно застывший цемент. Словно он плотно сцепил зубы. До хруста. – Ты откуда родом? – осторожно поинтересовалась она. – У тебя… легкий акцент.
– Разве? – отозвался он, глядя на ее ноги. – Уверена, что сможешь ковылять на таких ходулях?
– Ничего страшного, – отмахнулась она. Значит, он не хочет отвечать?
Бретелька платья сползла с плеча. Александр вдруг протянул руку и небрежно, кончиком указательного пальца вернул бретельку на место. Татьяна залилась краской. Еще одно ненавистное свойство: вечно она краснеет по любому пустяку.
Александр пристально смотрел на нее. Теперь на его лице было нечто вроде… восторга?
– Таня…
– Пойдем, – нетерпеливо перебила она, почти корчась от нахлынувших эмоций, понять суть которых она не могла и не пыталась. Иногда к горлу подкатывало нечто вроде тошноты, все эти чувства обволакивали ее, как мокрая одежда.