Уже в который раз за сегодняшний день я говорила себе эти слова! Правда, сделать это было труднее, чем сказать. К тому же день клонился к вечеру, а мы так и не продвинулись в своих поисках, и Лиза не объявлялась. Мы несколько раз заходили в гостиницу, затем домой, проверяли автоответчик — вдруг она звонила, — но безрезультатно. Лизы нигде не было… Мне пришла в голову идея позвонить Грише, которого мы встречали в кафе, а вдруг они случайно встретились с Лизой и решили вместе провести время. Помнится, Лизе он тогда понравился, и она даже обиделась на Пашку за то, что он увел нас из кафе. Пашка с явной неохотой, но все же набрал его номер. Тот обрадовался звонку, предлагал встретиться, но на наш вопрос, не встречал ли он Лизу, ответил, что был бы очень рад такой встрече, но, увы, не встречал. Он начал задавать вопросы, но Пашка не стал ничего объяснять и повесил трубку.
Итак, еще одна надежда растаяла, словно дым. Я окончательно пала духом. Мы сидели на кухне, не включая свет, хотя уже смеркалось, перед нами стояли чашки с остывшим кофе, но мы оба даже не притронулись к нему. Как и к бутербродам, лежащим на тарелке. И тут меня осенило:
— Паш, позвони отцу! Может быть, он сможет нам помочь? — обратилась я к мужу.
И сама удивилась тому, как это раньше такая мысль не пришла мне в голову? Пашка чуть помедлил, посмотрел на меня и пошел звонить. А я вздохнула, но уже не так обреченно, отпила остывший кофе и неожиданно почувствовала себя бодрее: Саша обязательно что-нибудь придумает, поможет, найдет нужное, правильное решение. И мне стало легче, потому что я верила ему, верила в его силы, и я повторила про себя три раза подряд, как когда-то в детстве: все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо…
Саша внимательно нас выслушал, задал какие-то вопросы и обещал помочь. А я сразу почувствовала себя спокойнее. И даже согласилась на уговоры Пашки лечь спать. Вернее, спать я не собиралась, а просто прилегла отдохнуть, но едва моя голова коснулась подушки, я уснула. Наверное, это было следствием физической и моральной усталости и волнений. Не знаю, сколько времени я спала, но проснулась я от того, что кто-то тряс меня за плечи.
— Маша, просыпайся!
Я открыла глаза и непонимающе посмотрела на склонившегося надо мной мужа. Лицо его было встревоженным.
— Что случилось? — я не сразу восприняла действительность, все еще находясь во власти сна.
— Просыпайся, — повторил он.
— Я уже проснулась. В чем дело? Лиза нашлась?
Он замялся и отвел глаза:
— Может быть.
— То есть как это может быть? — не поняла я. — Нашлась или нет?
— Ты только не волнуйся! — предупредил меня Пашка, отчего я, понятное дело, сразу разволновалась и вскочила так резко, что у меня даже закружилась голова.
— Где она? — Я поспешно начала одеваться.
Пашка промычал нечто невнятное.
— Что? — не поняла я. — Говори прямо, с ней что-то случилось, да?!
И тогда он сказал. Сказал, избегая смотреть мне в глаза:
— Нужно поехать в одно место. Нам только что звонили. Надо убедиться, что это именно она.
Из его сбивчивых объяснений я поняла только одно: с Лизой случилась беда. Меня трясло как в лихорадке, и я никак не могла застегнуть молнию на джинсах, в конце концов плюнула и оставила ее не застегнутой, натянув поверх футболку.
— Она в больнице? — спросила я на ходу. — В сознании?
— Не совсем. — Пашка как-то странно покосился на меня.
— Что значит не совсем? — Я все еще не понимала, не хотела понимать. — Она попала в аварию, она ранена, насколько серьезно?!
— Она не ранена, Маша. — Он обнял меня за плечи и очень серьезно посмотрел мне в лицо. — Может быть, это вообще не она, хотя приметы сходятся.
— Какие еще приметы?! О чем ты?! Почему она — не она? — я уже начинала понимать, но все еще цеплялась за спасительный мрак непонимания.
— Обнаружили девушку, чьи приметы сходятся с приметами Лизы. Эта девушка мертва. Мы должны поехать в морг, чтобы опознать тело.
Вот теперь он сказал все. И я наконец осознала, поняла, и это обрушилось на меня волной отчаяния и боли. Такой острой, что я едва не потеряла сознание. И ухватилась за Пашкину руку, чтобы не упасть. Но я все же справилась с собой. Это было еще не самое страшное. Самое страшное было впереди. Пока же мы ехали в морг, во мне жила надежда, что это не она, это другая девушка, похожая на нее. Ну в самом деле, разве мало в городе рыжеволосых девушек среднего роста, худощавого телосложения, одетых в голубые джинсы и светлую футболку? Наверняка полно! А именно эти приметы сообщили Пашке по телефону, а он, в свою очередь, передал их мне.
— Это ведь не она, правда? — с надеждой спросила я, глядя на него. — Девушек, подходящих под это описание, много, ведь так?
Он помолчал. Потом сказал:
— Они назвали еще одну деталь.
— Какую?
— Шляпу, соломенную шляпу с синеньким цветочком, что была на девушке. Вернее, она лежала рядом с ее телом.
Я спрятала лицо в ладонях, а потом тихо сказала:
— Но ведь это еще ничего не значит. Любая девушка в городе могла купить точно такую же шляпу. Разве нет?
Паша ничего не ответил…
Я никогда не была в морге и даже в страшных снах не могла представить себе, что мне придется там оказаться, да еще для опознания. Я собрала всю волю в кулак и держалась стойко, но когда мы подошли к старому двухэтажному зданию грязно-желтого цвета, силы оставили меня и я не могла заставить себя переступить порог.
— Хочешь, я сам взгляну на нее? — предложил Паша. — А ты подождешь меня здесь.
— Нет, нет! — я отчаянно замотала головой. — Нет, я должна сама это сделать!
— Но ты такая бледная. Я боюсь, что тебе станет плохо. Давай я пойду. А ты посиди на скамейке, подожди меня, — уговаривал меня Пашка.
Но я была непреклонна. С одной стороны, мне, конечно, очень хотелось, чтобы это сделал он, но с другой, — я чувствовала, что должна преодолеть свой страх и сделать это сама. Сама… Как во сне, держась за руку мужа, я вошла в какое-то помещение. Было ли оно большим и светлым или, напротив, маленьким и темным, я не помню. Так же, как не помню лица человека, который сопровождал нас и попросил взглянуть на девушку, которая лежала на столе, прикрытая белой простыней. Наверное, помещение все же было светлым, так как я отчетливо видела этот стол и руку того человека, который снял простыню. Рука была красивой формы, с тонкими длинными пальцами, на безымянном пальце — обручальное кольцо. Значит, женат, автоматически отметила я. Потом я заметила нитку, прицепившуюся к моим джинсам, и старательно и долго ее снимала. Я цеплялась за любые мелочи, которые могли бы хоть чуть-чуть оттянуть этот момент, когда мне придется взглянуть на тело. Но он все же наступил. Изящная рука с тонкими пальцами сняла покрывало, и я увидела девушку. Рыжеволосую девушку в голубых джинсах и светлой футболке с забавным мышонком. На футболке были бурые пятна: на груди, на животе. Я поняла, что это кровь. Я узнала эту футболку, потому что когда-то подарила ее Лизе, кажется, на день рождения. Но в конце концов, не одна же Лиза могла иметь такую футболку, ведь правда? Я не решалась взглянуть на ее лицо. Но все же сделала это. И… эта была она — и в то же время не она. Я видела ее спящей, но этот сон был совсем не похож на обычный. На ее бледном лице не было следов ужаса или боли. Только удивление. Да-да, именно удивление застыло на ее милом симпатичном личике. Словно она сама не могла поверить в то, что лежит здесь, на этом столе, в этом странном помещении, в испачканной кровью футболке. Ее густые рыжие волосы были также перепачканы кровью. А по подбородку была размазана то ли кровь, то ли губная помада.
— Ну что? — спросил обладатель красивых рук. — Вы ее узнаете?
— Да, — прошептала я немеющими губами. — Узнаю, это моя подруга Лиза.
Что было дальше, я не помню. Помню только вязкий густой туман, в который я погрузилась. И уже теряя сознание, цепляясь за его ускользающий край, я успела подумать: «Этого не может быть! Это мне просто снится. Это сон, страшный сон, ночной кошмар. Я проснусь — и все будет хорошо. Все будет в порядке…»
Все дальнейшее не сохранилось в моей памяти. Точнее, сохранилось какими-то смутными обрывками, вырванными из глубин моего сознания. В те краткие мгновения, когда я могла адекватно воспринимать окружающую меня реальность, я пыталась понять, как такое могло произойти, как это возможно?! И не находила ответа. Его просто не было. А была боль, разрывающая сердце и обжигающая словно огнем. Глухое, беспросветное, опустошающее отчаяние. Пашка все это время находился рядом со мной, держал меня за руку, гладил по волосам. Кажется, что-то говорил, какие-то ласковые слова утешения, но я плохо их понимала. Помню, как Людмила делала мне укол, потом, как маленькую, уговаривала выпить какие-то таблетки, и я послушно пила, не понимая, впрочем, какой в них смысл. Вот если бы существовали такие таблетки, которые помогли бы вернуть Лизу. Выпьешь таблетку, потом откроешь глаза, и она сидит рядом со мной. Улыбается своей милой улыбкой, поправляет густые рыжие волосы, и я вижу каждую ее веснушку… Я спрашиваю ее: