– Ты уверен, что оно у тебя есть? – спросила я, ощущая, как вместе со струйками дождя по моему лицу стекают слезы. Что мне делать? Что делать с этим прекрасным мужчиной, которому я не могу больше верить и которого так люблю?
– Я не знаю. До знакомства с тобой думал, что нет. Со мной всегда было что-то не так, Даша. Никто не говорил мне, но я знал это и сам.
– Что ты имеешь в виду? – пробормотала я, нахмурившись. – Что с тобой не так?
– А разве ты не видишь сама? – Андре провел пальцами по моему запястью, и я невольно отступила назад.
Я не могла ему помочь, потому что и сама не понимала, что происходит. Я не желала оставаться и не хотела уходить. Меня начала бить дрожь. Дождь затих, и холод от промокшей насквозь одежды стал куда заметнее.
– Скажи, что это была за девушка, с которой Марко потом, как ты говоришь, разбирался? – спросила я. – Вы откупились от нее?
Андре бессильно развел руками.
– Откупились… Звучит странно, так, словно я действительно был виноват. Да, та девушка получила деньги, она достигла своей цели. Но может быть, я расскажу тебе об этом позже?
– Нет, сейчас, – упрямо помотала я головой.
– Ты уже почти сбежала от меня, я не могу так рисковать.
– Я не собираюсь оставаться с тобой после того, что случилось. Я просто не могу. Но я хочу понять, почему ты так поступил со мной?
Взгляд Андре потемнел, и он отвернулся, пытаясь скрыть от меня свои чувства.
– Нет ни одного шанса, что ты останешься со мной?
– Нет, – сказала я, и его глаза наполнились печалью.
– Да, моя дорогая птица, старые призраки выползают из своих грязных убежищ, чтобы разрушить мою жизнь. Ее звали Мишель, – сказал он тихо.
Тем временем площадь потихоньку стала заполняться людьми. По ручьям и лужам проносились равнодушные к непогоде машины, захлопали двери магазинов.
– И что же случилось? – снова спросила я.
– Мы познакомились на одной семейной вечеринке. Знаешь, я ведь почти уже не помню ее лица, хотя сам над ним работал.
– Она была твоей клиенткой, – догадалась я, и Андре неодобрительно покачал головой. – Да, была, но разве это имеет какое-то значение? Ей казалось, что у нее слишком курносый нос и неправильная форма верхней губы. Не знаю, для чего люди так стремятся к правильным чертам. Каждый человек прекрасен своей уникальностью. Знаешь, ни одной пантере не придет в голову, что ей нужно завивать усы.
– Странное отношение для человека, выбравшего своей профессией создавать силиконовые губы.
– Вообще-то я не в этом видел свое предназначение, – пробормотал Андре, морщась, как от пощечины. – Так или иначе, Даша, рассказывать-то нечего. Мишель хотела стать красивее, но потом выяснилось, что на самом деле она планировала стать богаче. Это было отвратительно. В результате я оказался гвоздем программы, частью циркового выступления уродцев. Она билась в рыданиях, когда это было нужно по ее сценарию, и быстро успокаивалась, когда не было зрителей. Актрисы могут быть очень убедительными. Многие ей поверили. Полиция, например.
– Ты хочешь сказать, что всё это было ложью? – спросила я, не в силах сдержать скепсис.
– Не все, – так же ядовито сказал Андре. – Часть ее слов, безусловно, соответствовала истине. Тогда многие смотрели на меня таким вот взглядом, как ты сейчас. Только Марко встал на мою сторону. Но он-то мой брат, ничего удивительного.
Я стояла и думала о том, что не могу ему полностью верить. Мне казалось, что правда и ложь смешались в темной глубине сознания Андре, как соленые воды океана смешиваются с впадающей в него горной рекой. Его темно-медовые глаза – лишь поверхность, и глубже не заглянуть…
– Что случилось с Сережей? – спросила я тихо.
– Ты замерзла, я же вижу, – сказал он – Пойдем, тебе необходимо согреться. Я ничего не могу поделать с тем, что случилось, но не допустить, чтобы ты всерьез заболела, – это ведь в моей власти.
– Почему ты не хочешь рассказать мне, что произошло между вами?
– Поедем, и я расскажу тебе все. Ты же воспаление легких подхватишь, Даша! – возмущенно воскликнул он. – Постой… ты боишься, да? Боишься идти со мной? Господи, как же я сразу не понял?!
Андре отошел от меня, пытаясь взять себя в руки. Потом огляделся по сторонам, скользнув взглядом по домам, по маленьким магазинчикам на площади, и тут увидел вывеску какого-то частного отеля, занимавшего целый подъезд небольшого четырехэтажного дома.
– Пойдем туда, – сказал он. – Что я могу сделать тебе тут, в гостинице в центре города? Пойдем, тебе нужно выпить горячего чая и переодеться. Тебя бьет как в лихорадке, ты что, не замечаешь? Даша, пожалуйста. Даю слово, что не стану удерживать тебя, пришлю твои вещи и даже помогу с билетом.
– Хорошо, – кивнула я наконец, чувствуя, как деревенеют от холода пальцы. Я ужасно устала, все, чего мне хотелось, – это лечь и закрыть глаза.
Андре снял номер на имя месье и мадам Немуа – незачем нарушать старые традиции. Портье в отеле сообщил, что, кроме люкса с выходом на крышу, других номеров не осталось – ничего не поделаешь, высокий сезон. Он явно не рассчитывал на то, что мы его снимем, но Андре не моргнув глазом подписал бумаги и бросил на стойку кредитную карту. Когда мы, наконец, зашли внутрь, я поняла, как вовремя это было сделано. У меня от усталости кружилась голова.
В затхлом номере было сумрачно, пахло застиранными простынями и ароматизатором воздуха. Андре распахнул высокие стеклянные двери, ведущие на крышу, и в комнату ворвалась свежесть. Номер был дорогим, с небольшой террасы открывался вид на всю площадь, но мебель, покрывала, кресла – все было старым, выцветшим, почти антикварным. В центре Парижа деньги брали за место, за вид из окна. И то, и другое было восхитительным, но я оказалась слишком измотанной, чтобы оценить это по достоинству.
– Идем, – шепнул Андре, подавая мне руку. Я сидела в кресле, не в силах подняться, но Андре уже включил воду в ванной комнате. Деловой, сосредоточенный, он вдруг снова стал тем Андре, от которого я не могла отвести глаз, но это ровно ничего не меняло. В грязь можно упасть, ею можно испачкать. Результат один и тот же.
– Выйди, Андре, – попросила я, когда мы зашли в ванную. Он посмотрел на меня с болью, но все же кивнул и, сжав губы, вышел прочь.
Я разделась быстро, просто бросив все на пол. Мокрая одежда была тяжелой и липкой. Как глупо вот так вымокнуть под дождем, от которого можно было легко спастись, всего лишь забежав под арку. А ведь Андре тоже промок насквозь.
Я забралась в горячую ванну и закрыла лицо руками. В первый момент ощущение было болезненным – слишком горячая вода против холодного, оцепеневшего тела. Потом я глубоко вдохнула и попыталась расслабиться. Пенная вода приятно щекотала руки, я смывала и смывала с себя все, что накопилось за день. Через какое-то время мои щеки порозовели, словно я целый день каталась на санках по снежным горкам. Я намылила волосы жидким мылом, оно пахло можжевельником. У Шурочки, маминой подруги, на даче много можжевельника. Зимой деревья так красиво зеленели, высовывая свои переплетенные кружевные ветки из-под снега. Интересно, как часто тут, в Париже, бывает снег?
Завтра я улечу из Парижа навсегда.
Эта мысль оказалась мучительной, но в то же время и освобождающей. Я нырнула под воду, зажмурив глаза, и замерла, насколько позволило дыхание. Все это должно было закончиться еще в прошлый раз, в аэропорту. Не стоило верить в сказку, но ведь я и не верила. Я просто хотела остаться с мужчиной, который сводил меня с ума. Все, что произошло потом, было лишь следствием.
– Даша, ты там в порядке? – услышала я за дверью обеспокоенный голос Андре. Кажется, он спрашивал уже не в первый раз, пока я была под водой.
– Нет, не в порядке, – ответила я, имея в виду ситуацию в целом, но не учла того, как Андре истолкует мои слова. Он влетел в ванную раньше, чем я успела пояснить. На нем не было рубашки, должно быть, он снял ее, чтобы просушить. Андре склонился надо мной и приложил руку к моему лбу.
– У тебя, кажется, жар, – пробормотал он, но я оттолкнула его руку, выдав при этом столб пенных брызг.
– Я же просила тебя не входить! – разозлилась я, сама не понимая из-за чего. – Никакого жара у меня нет.
– Я подумал, что тебе плохо.
– Конечно, плохо – почти закричала я, выскакивая из ванной. Я схватила с вешалки большой махровый халат и замоталась в него. Кажется, мое заявление о том, что у меня нет жара, было несколько преждевременным. Стоило мне вылезти из горячей воды, как я почувствовала ужасный холод. – Как я могу быть в порядке после того, что произошло? Ты хоть представляешь, как я себя чувствую? Ты не просто попросил меня подписать какую-то дурацкую бумагу, что я не имею претензий, – ты связал меня, записал мои слова на телефон, сделал так, чтобы я почувствовала себя беспомощной, пылью, которую можно смахнуть ладонью. Думаешь, если бы ты просто попросил, я отказалась бы?