Люди все шли и шли. С одними Марлинский целовался и обнимался, другим пожимал руки, но для каждого у него находилось несколько слов.
«Тяжелая работа — принимать поздравления, — подумала Ирина. — После такого концерта, наверное, хочется расслабиться, отдохнуть, а он вот вынужден улыбаться и вежливо отвечать на дежурные и ничего, по сути, не значащие слова. Нет, с одной стороны, конечно, приятно, когда столько людей выражают тебе свое восхищение, пусть и не всегда искреннее, но пожать столько рук — утомительно. Как он выдерживает?»
Понаблюдав за Давидом несколько минут, она вдруг заметила мелькавшую возле него женщину. Она поднесла ему полотенце, которым он вытер вспотевшее лицо, чуть позже подала стакан воды, затем приняла из его рук ноты, которые ему вручил один из поздравляющих, и, положив их на столик, вновь очутилась подле Марлинского.
«Интересно, кто это? — продолжала наблюдать за высокой пышнотелой блондинкой Ирина. — Наверное, какая-нибудь ассистентка. Она пожалела, что рядом нет Галины Павловны. Та наверняка знала ответ. У Насти, что ли, спросить?» Однако Насти рядом не оказалось. Она уже беседовала с каким-то забавным коротышкой в другом углу комнаты. Зато подле Ирины устроились две средних лет дамы с бокалами шампанского в руках.
Оказалось, и они с большим интересом следят за маневрами блондинки.
— Смотри, как Ковалевская старается, — сказала первая.
— Надежда девушек питает, — хмыкнула вторая. — Хотя девчушкой ее не назовешь.
— Да уж, — отпив из бокала, кивнула первая. — Лучшие Маришкины годы уже позади.
— Потяжелела изрядно, — с удовольствием изрекла вторая. — А какая была тростиночка.
— Вот тогда бы ей Марлинского и окучивать. Наверняка бы не устоял.
— А я слышала, Маринка его уже уговорила.
— Если и уговорила, то ненадолго. Сколько у него и таких, и даже гораздо лучше было. Все равно не женится. Так что зря она суетится и верную женушку из себя изображает. Помяни мое слово: он даже на пожить ее с собой не возьмет.
— Почему?
— Слишком навязчивая. Гляди, как мельтешит. А Марлинский липучек не любит. Пугается.
У Ирины горели уши. Ей было стыдно. Надо уйти, чтобы не слушать эти гадости! Однако она не могла заставить себя встать. Ужасно ведь интересно. И она продолжала внимать двум сплетницам.
— Нет, Марлинскому, конечно, нужна баба поинтереснее, — бросила первая.
— И поумнее, — подхватила вторая. — Сам-то еще мужик хоть куда. — Она исторгла мечтательный вздох. — Но почему-то вечно получается: если мужик успешный и хорош собой, то рядом обязательно какая-нибудь страшная. И дура.
— Ну, не всегда.
— Может, и не всегда, но часто. И наоборот: женщина — красавица, а рядом с ней какой-нибудь урод.
— Ну если зарабатывает, то для мужика не страшно, если даже урод.
— Не знаю, — пожала плечами вторая. — Мне, например, не все равно. Но Маришка-то! Ма-ришка! Из кожи вон лезет.
— Почти уже вылезла. Гляди, как он на нее зло покосился. Ей сегодня точно нечего рассчитывать, что он ее в койку потащит.
— Твоя правда. Сегодня не потащит. Настя его караулит. А у нее на Маришку идиосинкразия. Кстати, я на днях Маришкиного бывшего встретила, которого она из-за Давида бросила. У него теперь новая жена, лет на двадцать Маришки моложе, и близнецы в коляске. Счастливый такой!
— Вот как значит. Тогда Маришка по всем фронтам пролетела. Обратно не вернешься. Место занято. А Марлинский скоро ее шуганет. Ладно, пошли еще по бокалу шампанского возьмем.
Кумушки удалились, оставив Ирину в полном смятении. Ехать праздновать с Марлинским окончательно расхотелось! Кому она там нужна! И без нее такой клубок отношений! Бог весть, во что это празднование выльется. Блондинка добровольно позиций не сдаст. Вон уже подхватила Марлинского под руку и бюстом об него трется. Настасья на нее волком смотрит. А девушка она не из робких, за словом в карман не полезет. Тут достаточно искры, чтобы фейерверк начался. Нет, надо уходить. Сейчас самый подходящий момент. Пока на нее не обращают внимания. Улизнет по-английски, а завтра извинится, сославшись на головную боль. Тем более что идея ее пригласить, наверняка принадлежит Насте. Не хотела оставаться наедине с папой и его пассией. Ну ничего, как-нибудь сами разберутся. Не хватает еще встревать в отношения совершенно чужих ей людей!
И Марлинский оказался совсем не таким очаровательным паинькой, каким предстал Ирине на ее собственной кухне. В обаянии ему, конечно, не откажешь, но что ей за дело до этого? Куда она полезла? Он — известнейший человек. Птица высокого полета! Естественно, вокруг него народ клубится. И женщины заглядываются, пытаются добиться его. Для каждой он — как выигрыш в лотерею, с его-то аурой. Успешный, привлекательный. И… свободный. Но ей-то, Ирине, на что надеяться? Она никто, ноль. Особенно по сравнению с людьми, которые его окружают. Подумаешь, один раз съел ее суп! Это ей показалось, будто у них сразу возникла какая-то доверительность, а он съел и забыл. Да Марина наверняка для него столько всего сделала! Он вообще давно привык, что люди за честь считают чем-нибудь ему услужить. И принимает это как должное. «Не по Сеньке, Ира, шапка, — заключила она. — Бежать надо отсюда, пока не поздно».
Она заставила себя подняться. Настя, бурно жестикулируя, убеждала в чем-то коротышку. Тот, смешно вытаращивая глаза, судя по всему, возражал ей.
Марлинский беседовал с какой-то парой, одновременно стремясь освободить руку из цепкого захвата Марины. До Ирины явно никому не было дела. Самое время двигаться к выходу, что она и сделала. Аккуратно, по стеночке. Вот она уже достигла дверного проема и… не удержавшись, оглянулась, чтобы последний раз взглянуть на Марлинского.
Ошибку свою она осознала слишком поздно. Взгляды их встретились. Брови Давида взметнулись вверх. Видимо, он что-то прочел на Иринином лице, ибо в следующий момент, решительно отодвинув Марину, ринулся вдогонку.
— Додик, Додик, куда ты! Если что-нибудь надо, я принесу сама! — жалобно крикнула ему вслед Марина.
Он, не оборачиваясь, отмахнулся и, настигнув Ирину, властно схватил ее за плечо.
— Куда вы?
— Да я… вот… понимаете… — Тепло, исходящее от его ладони, разлилось по всему ее телу, и почва готова была уйти из-под ног.
— Никаких вот! — Отрезал он. — Собрались оставить меня одного на растерзание вампирам? А я так рассчитывал на вашу поддержку.
— Я думала, вам с Настей захочется побыть, — выдавила из себя улыбку Ира. Вообще-то, ей хотелось сказать: «С Мариной».
Он окинул ее суровым взглядом:
— Фальшивите, мадам. Забыли, что я музыкант и у меня абсолютный слух?
Он так и не снял руки с ее плеча. Она в отчаянии промямлила:
— Давид, по-моему, вас ждут.
— А-а, понимаю. Марина вас смущает. Кровь бросилась Ирине в лицо. На что он, интересно, намекает?
— Марина просто моя помощница. Понимаете, ни больше и ни меньше. Словом, ее присутствие…
— Вам совершенно незачем передо мной оправдываться, — перебила она.
«Боже, какой двусмысленный разговор! — пронеслось у нее в голове. — Что он обо мне подумает? Получается, будто я проверяю, спит он с Мариной или нет! Угораздило же меня вляпаться!»
Марлинский схватил ее за руку и потянул за собой.
— Идемте. Я вас познакомлю. — И шепотом добавил: — Предупреждаю: Настя Марину терпеть не может, и догадываюсь почему. Хотя Марина — довольно полезный человек.
Последние его слова потрясли Иру. Ну и цинизм! Вот вам и небожитель! Великий музыкант! Конечно, судя по словам двух кумушек, Марина сама хороша и на такое отношение напрашивается. Но, все равно противно.
Марлинский тем временем доволок ее до Марины и торжественно представил:
— Знакомьтесь. Ирина — Настина соседка и мой спаситель. Без нее я вчера сначала бы умер от клаустрофобии в застрявшем лифте, а потом — от голода. Но Ирина спасла меня и от того, и от другого. Не говоря уж о том, что мне не пришлось сидеть, как бедному родственнику, на собственной торбе под дверью дочери. И какая кулинарка! — Марлинский причмокнул губами. — До сих пор ее щи вспоминаю!
У Иры было такое ощущение, будто ее прилюдно раздели догола. Ну зачем он сейчас это все рассказывает? Впрочем, досаду испытала не она одна. Голубые глаза блондинки сузились от ярости.
— Мари-ина-а, — растягивая гласные, представилась она и протянула загорелую руку с длинными кроваво-красными ногтями.