– Нет, я его не испытывала.
– Ну, тогда нечестно было ожидать от него, чтобы он действовал, будто это испытание его любви к тебе.
– Наверное.
– Что ты ему сказала?
– Что у нас все равно ничего бы не вышло. И рано или поздно нечто подобное встало бы между нами. Сначала он предлагал остаться. Потом просил меня поехать в Остин вместе с ним. Можешь себе представить? Чтобы я переехала в Техас? Ну, в общем… я ему сказала… боже, Грейс… я сказала ему, что не люблю его.
Грейс сморщилась, как будто то, что она услышала от Джейн, причинило ей боль. Немного помолчав, она спросила:
– Это действительно так?
– Нет, это не так.
– И когда это случилось?
– Вчера ночью. И сегодня утром. Я с самого рассвета мечусь как идиотка. Я даже поехала в аэропорт, но в самую последнюю минуту струсила. С другой стороны, я вообще не уверена, что он туда поехал. – Джейн умолкла и издала судорожный протяжный вздох, точно с самого утра сдерживала дыхание. Потом с силой закусила губу. – Что я наделала, Грейс?
– Что сделано, то сделано, – отозвалась та. – Это уже не важно.
– Не важно?
– Нет. Важно то, что ты будешь делать теперь.
– И что мне делать теперь?
– Ты хочешь, чтобы я ответила на этот вопрос как твоя куратор или твоя подруга?
– Предположим, как куратор.
– Ну, я посоветовала бы тебе написать список плюсов и минусов.
Джейн вновь устремила взгляд за окно:
– А что бы ты посоветовала мне как подруга?
Грейс долго молчала, то ли обдумывая ответ, то ли решая, стоит ли вообще его давать.
– Я посоветовала бы тебе ехать в Остин и даже не думать, – наконец произнесла она.
Глава 23
Дни становились длиннее, а с ними и трава на ее дворе.
В доме было пусто и безрадостно. Мысли Джейн эхом бесчисленных рыданий метались в черепной коробке, сливаясь в бесконечный круг, пока тишина не начинала сводить ее с ума.
Джейн назначала одну деловую встречу за другой, лишь бы под любым предлогом сбежать из дома, но, даже сидя напротив очередного клиента, не могла не думать о своем пустом доме и своей пустой жизни – без Калеба и то и другое утратило смысл. По вечерам она возвращалась домой, в одиночестве ужинала и разгадывала судоку, пока не начинали болеть глаза. Тогда она ложилась в постель и плакала в подушку.
В пятницу Джейн вернулась раньше обычного, поэтому была дома, когда к ней постучался почтальон, поскольку почтовый ящик был переполнен. Разобрав ворох рекламных листовок и счетов, она обнаружила страховой полис Калеба. Вид его имени, напечатанного на конверте, разбередил едва притихшую боль. Она вышла на задний двор с конвертом в руках и долго сидела там, глядя на фонтан. Солнце скрылось за горизонтом, и в воздухе воцарилась прохлада. Фонтан начал погружаться в темноту, пока наконец не скрылся из виду совсем, и лишь его журчание достигало слуха Джейн.
На следующее утро она проснулась еще до того, как зазвонил будильник, и на автопилоте поехала на субботнее собрание. Грейс не отличалась болтливостью, и, кроме них с Джейн, никто был не в курсе, что Калеб уехал. Все немедленно бросились к Джейн, благодаря ее за прекрасный прием в позапрошлые выходные, наперебой восхищаясь Калебом и твердя, какие они с ним прекрасная пара. Джейн улыбалась и кивала. Сообщать новости каждой по отдельности было выше ее сил.
Когда настал ее черед делиться новостями, она испытала приступ чувства вины еще до того, как открыла рот. Она отдавала себе отчет в том, что этот кризис отчасти ее рук дело, и потом, ей казалось, она принесла в их субботний утренний клуб уже достаточно дурных новостей. И тем не менее ей необходимо было снять этот камень с души.
– Позвольте мне рассказать вам всем, какая я идиотка, – начала она. – Я выгнала единственного мужчину, которого любила в жизни. Знаете, порой я сама себя не понимаю. То ли я боюсь, что меня никто никогда не сможет полюбить по-настоящему, и потому саботирую любые отношения до того, как получу доказательства своей правоты, то ли я просто-напросто маленькая испуганная девочка в теле сорокалетней женщины. Я не знаю, что мне делать, и меня от этого уже тошнит. Моя куратор предложила мне написать список плюсов и минусов этой ситуации, но мне ни разу не удалось продвинуться дальше его имени. Я набираю его на компьютере. Потом стираю. Потом набираю снова. Может быть, стоит попробовать писать на бумаге. Не знаю. Потом она сказала, что я должна поехать в Остин и быть с ним. Но все, что у меня есть, находится здесь. Вы все. Работа. Дом. Воспоминания о дочери. – Джейн почувствовала, как к горлу подступили слезы, и умолкла, пытаясь сдержаться. Потом сделала глоток кофе, чтобы немного оттянуть время. – В общем, я отдаю себе отчет в том, что только и делаю, что плачусь. Спасибо вам большое, что столько лет меня выслушивали. Я все выдержу и смогу не думать о нем. Я должна. У меня просто нет другого выбора.
После собрания все женщины подошли обнять Джейн, но ни одна не сказала, что все будет хорошо или что время лечит. Джейн про себя поблагодарила их за это. По пути к выходу Грейс перехватила ее и попросила подвезти до дома. Обыкновенно после их собраний она оставалась посидеть с другими дамами, поэтому Джейн поняла: старшая подруга хочет поговорить с ней наедине. Однако ни по пути к машине, ни когда они ехали, Грейс не сказала ни слова, а лишь с отсутствующим видом смотрела в окно.
Джейн подъехала к дому Грейс и припарковалась, а та по-прежнему продолжала сидеть неподвижно.
– Ты за что-то на меня сердишься? – спросила Джейн. Грейс вздохнула, но ничего не ответила. – Я ляпнула что-то не то на собрании? Что ты посоветовала мне поехать за ним в Остин? Я знаю, ты дала мне этот совет как подруга, и если ты не хотела, чтобы я рассказывала об этом на собрании, прости, пожалуйста. – Грейс не отвечала. – Ты по-прежнему считаешь, что я должна поехать за ним? Грейс?
Когда Грейс наконец обернулась к ней, в глазах у нее стояли слезы, а на лице застыло печальное выражение.
– Ты не единственный человек на свете, Джейн.
Ни разу на памяти Джейн Грейс не разговаривала с ней таким тоном, и Джейн немедленно поняла: случилось что-то очень скверное.
– Грейс, прости. Я не хотела… Что стряслось, Грейс? У вас с Бобом что-то не так?
– С Бобом? Он снова пьет.
– Пьет?
Грейс кивнула:
– По всей видимости, лет пять уже тому как. Он заявил, что не желает больше скрываться. Говорит, прекрасно может пить нормально, не знаю уж, что это значит.
Джейн не представляла, как утешить подругу. Боб действительно часто бывал в разъездах, но она и не подозревала, что он может утаивать подобные дела от Грейс.
– И что ты ему сказала? – наконец спросила она.
– Ничего не сказала, – отозвалась Грейс. – По правде говоря, меня не очень волнует, что он делает.
– В самом деле?
Грейс развернулась к Джейн лицом и в упор взглянула на нее:
– Джейн, мне нужно тебе кое-что сказать.
– Хорошо. Ты можешь сказать мне что угодно, Грейс. Ты же знаешь.
– Знаю. Но это трудно.
– Я не стану тебя осуждать, – пообещала Джейн. – В чем бы ни было дело.
Грейс посмотрела Джейн в глаза, и той померещилось в них виноватое выражение, как будто Грейс каким-то образом не оправдала ее ожиданий и собиралась в этом признаться. Но как Джейн ни пыталась предугадать, что Грейс хочет ей сказать, слова подруги прозвучали для нее как гром среди ясного неба.
– Я умираю, Джейн.
Эти слова еще не успели полностью проникнуть в сознание Джейн, а она уже задохнулась, оглушенная сокрушительной волной отрицания. Умирает? Грейс? Нет! Этого просто не может быть! Грейс была ее опорой, тем фундаментом, на котором она строила свою жизнь. Грейс была ее неизменной компаньонкой и, по сути, заменила Джейн семью, которой у нее толком никогда не было.
Грейс, видимо, прочитала все это на лице у Джейн, потому что кивнула и сказала:
– У меня мультиформная глиобластома. У нее даже собственная аббревиатура есть: МГБ. Врачи сказали, она появилась у меня в мозгу уже очень давно.
– Ты не умрешь! – замотала головой Джейн. – Должно быть какое-то лекарство.
– Она не лечится. Мне осталось от силы несколько месяцев.
Сердце у Джейн заколотилось как бешеное, на лбу выступила испарина. Почему-то вдруг стало трудно дышать.
– Но должны же существовать какие-то методы? Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать.