Райан Уинфилд - Мелодия Джейн

– Молюсь, но сама не знаю кому или чему. Я не знаю, во что верю на самом деле, Джейн. И имеет ли значение, верю я во что-нибудь вообще или нет.

– Я верю в любовь, – заметила Джейн.

– Наверное, и я тоже верю в нее. А еще я верю в тебя.

Джейн сидела и думала о том, что сказала Грейс. Время от времени она делала глоток шампанского, но не для того, чтобы захмелеть. Терраса, на которой они сидели, была обсажена красивой красной геранью, и легкий ветерок доносил до Джейн ее аромат. Ей вспомнились цветы, которые Калеб высадил для нее вокруг фонтана.

– Ты скучаешь по нему, да? – спросила Грейс.

– Не знаю, что происходит в твоем мозгу, – отозвалась Джейн, – но, судя по всему, теперь ты еще и мысли читать умеешь.

– Нет уж, не нужно мне такого счастья! – рассмеялась Грейс. – Хватит мне и тех голосов в голове, которые там уже есть. Просто я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понять это по выражению твоего лица. Ты скучаешь по нему, и в этом нет ничего удивительного. Он был настоящее сокровище.

– Да, – вздохнула Джейн. – Я по нему скучаю.

Помолчав еще минуту или две, Грейс произнесла:

– Я хочу, чтобы ты кое-что мне пообещала, Джейн. Ты не обязана этого делать, если не хочешь, но моя старая душа будет спокойна, если ты это сделаешь.

– Конечно, – сказала Джейн. – Что угодно.

– Пообещай, что проживешь ту жизнь, которую не могу прожить я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что мне осталось уже недолго, Джейн. И я пытаюсь с этим смириться. Но если бы все сложилось по-другому, если бы мне дали второй шанс, я позаботилась бы о том, чтобы каждый миг жить без страха. Так глупо, что скоро со мной случится то единственное, чего я всегда боялась по-настоящему, а оказывается, на самом деле в этом нет ничего страшного.

– Это в смерти нет ничего страшного?

– Смерть – это всего лишь миг, когда в твоих песочных часах иссякает весь песок. И все. В конечном итоге это произойдет с каждым из нас. От нас зависит лишь то, куда падает этот песок.

– И что, по-твоему, я должна делать?

– Просто делай то, что делала бы, если бы не боялась. Живи так, как жила бы я, если бы раньше была такая умная. Живи жизнью, которую мне уже прожить не дано, Джейн. Жизнью без страха.

– Но ты никогда не производила впечатления человека, который чего-то боится.

Грейс со смехом покачала головой:

– Я никогда тебе не рассказывала, что изменяла Бобу?

– Что? Ты ему изменяла?

– Да. И он тоже не раз изменял мне за эти годы, но об этом пусть рассказывает он сам. Мы с Бобом поженились совсем молодыми. Тогда все свое свободное время, когда не летал, он посвящал выпивке, а я сидела дома и ломала голову, где он и с кем. Мы в то время пытались завести детей, пока не узнали, что я бесплодна. В общем, его вечно не было дома, и я влюбилась в одного мотогонщика.

– В мотогонщика?

– Он и в автогонках тоже участвовал. Мы тогда жили неподалеку от мототрека, и я носила ему сэндвичи и смотрела, как он гоняет. Я любила его. Очень любила. Больше жизни. Но я испугалась, Джейн. Испугалась, что меня осудят. Испугалась бросить налаженную жизнь ради зыбкой перспективы совместной жизни с молодым сорвиголовой. И осталась с Бобом. Не пойми меня неправильно, Боб – неплохой человек. И я даже в каком-то смысле полюбила его. Но остаться было с моей стороны нечестно по отношению к нему. Нечестно. И уж точно нечестно по отношению к самой себе.

Джейн точно обухом по голове ударили. Она всегда считала Грейс мудрой и терпеливой женщиной, которая поддерживала ее во всех горестях. И никогда не задумывалась о том, что ее подруга тоже когда-то была молодой и у нее были свои собственные надежды и чаяния – и свои печали.

– И что с ним случилось?

– С тем парнем?

– Да.

– Мне всегда было интересно знать, как он живет. Мне удавалось какое-то время отслеживать его карьеру. Года через два после того, как мы разошлись, я узнала, что он погиб на треке. Сломал себе шею.

– Но ты до сих пор считаешь, что сделала тогда неправильный выбор?

– Мы все делаем тот выбор, который делаем. И я не уверена, какой выбор верный, а какой нет. Но сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать лишь, что отдала бы все последующие годы, все до единого дня, ради тех двух лет с ним. Или ради того, чтобы побыть с ним хотя бы еще один день.

Шампанское в их бокалах успело согреться, а ночной воздух вокруг – стать прохладным. Грейс поднялась, давая понять, что ей пора возвращаться в номер. Джейн осталась сидеть, глядя на высящуюся вдали Эйфелеву башню, огоньки на которой теперь поблескивали, как мириады мыслей, проносящихся у нее в голове.

– Я обещаю, – произнесла она.

– Ты о чем? – не поняла Грейс.

– Я обещаю, что проживу жизнь, которую не можешь прожить ты.

Грейс, стоявшая рядом с ней, протянула руку и ласково привлекла голову Джейн к себе. Потом наклонилась и поцеловала ее в макушку, словно благословляя. Этот безыскусный жест был высшим выражением близости. По щеке Джейн скатилась слезинка. Она была совершенно уверена, что эта слезинка далеко не последняя.

Грейс была намерена испытать и попробовать все, что можно, поэтому они заказали на завтрак в номер практически все меню: круассаны с шоколадной начинкой, свежие блинчики и багет с маслом и джемом. Им принесли яйца пашот и маленькие хрустальные креманки с йогуртом и гранолой. Им принесли сырную тарелку и блюдо со свежими фруктами. Грейс попробовала по крохотному кусочку всего, но толком ничего так и не съела.

– Ты точно не беременна?

Джейн тут же пожалела, что задала этот вопрос, потому что Грейс внезапно позеленела и, вскочив, бросилась в ванную. Сквозь закрытую дверь Джейн слышала, как ее выворачивает. С каждым днем ей становилось все хуже, и Джейн больно было на это смотреть. Особенно на то, как сильно это пугало Грейс.

Выкатив тележку с остатками завтрака в коридор, Джейн прилегла на кровать и принялась листать глянцевый журнал о путешествиях, а Грейс тем временем села перед зеркалом, чтобы нанести на лицо тональный крем. Каждое утро его требовалось все больше, чтобы скрыть пугающую бледность, но Грейс непререкаемым тоном заявляла, что, даже если она уже одной ногой в могиле и чувствует себя хуже некуда, это еще не повод плохо выглядеть.

– Ты когда-нибудь бывала в Венеции? – поинтересовалась Джейн.

Грейс устремила взгляд на ее отражение в зеркале:

– Нет, но всегда мечтала прокатиться на гондоле.

– Так давай съездим.

– Ты серьезно?

– Раз уж мы все равно прилетели в Европу, почему бы и нет?

Джейн не сводила с Грейс глаз, надеясь, что та согласится. Она понимала: рано или поздно их поездка подойдет к концу, но пока не была готова к этому. Грейс вытащила из сумочки паспорт, раскрыла его и задумчиво посмотрела на разворот.

– Я не против заполучить в добавок к французскому еще и итальянский штамп, – сказала она. – Знаешь, зря я не пользовалась этой штукой почаще.

– Значит, поедешь?

Грейс обернулась в кресле и улыбнулась:

– Ну разумеется. Поехали.

– Тогда я через Интернет куплю билеты.

Грейс открыла сумочку и бросила Джейн кредитку:

– Заплати моей карточкой. Со всеми этими разъездами ты наверняка уже почти банкрот. И не вздумай возражать. Там, куда я вскоре отправлюсь, деньги мне не понадобятся.

Тем же вечером они приземлились в Венеции. На выходе невысокая женщина в мундире и форменной фуражке на голове попросила их показать паспорта, но, бросив на них беглый взгляд, протянула обратно.

– Разве вы не будете ставить штамп? – спросила Грейс.

Женщина покачала головой и разразилась длинной тирадой на итальянском. Джейн удалось вычленить лишь аббревиатуру «ЕС», – судя по всему, она означала «Европейский союз».

Они взяли багажную тележку, и Грейс держалась за нее всю дорогу, пока они шли из аэропорта к водному такси. Коренастый усатый мужчина с дружелюбной улыбкой взял с них плату и помог погрузиться на борт вместе с багажом. Они сели в лодку. Опускался легкий туман, и окна были покрыты капельками воды. В темном чреве лодки сидели еще несколько пассажиров, но никто не разговаривал.

Грейс положила голову Джейн на плечо и закрыла глаза. Через миг она уже спала. Джейн не могла ее винить: гул двигателей в сочетании с фонарями, проплывавшими в темной воде за окном, и ее саму погрузили практически в транс. Джейн грезился Калеб, он был рядом с ней, и это его голова покоилась у нее на плече. Рисовать в воображении медовый месяц было куда приятнее, нежели поминки.