Очень надеюсь, что ты поступишь правильно. Пожалуйста, если ты любишь ее так сильно, как утверждаешь, дай ей жить так, как она того заслуживает.
С уважением,
Джанет.»
Я опускаю письмо дрожащими руками.
Не могу в это поверить.
Вот это причина моего горя и боли? Я ошеломлена и потрясена от нахлынувшего на меня осознания правды. Все это время я верила словам Эмерсона, которые он тогда сказал, что моей любви недостаточно. Но каким-то странным образом, он разрушил все, что у нас было тем летом, потому что любил меня. Потому что это было последним желанием моей мамы. И молчал все это время.
Он ни разу даже не заикнулся!
Я начинаю раскачиваться. Это по-прежнему трудно понять, но вспоминая ту нашу последнюю ужасную ссору, я все вижу в другом свете. Его отчаянный взгляд, когда он отстранялся от меня. То, как мои оскорбления, будто он такой же, как его родители, ударили его своей горькой правдой.
Он причинял мне боль, чтобы защитить. Он пытался сделать все правильно.
И теперь поступает точно так же, снова и снова.
Мое сердце разрывается на части от сострадания. Как, должно быть, ему было трудно сделать это ради моей мамы. Наверняка он знал, что я никогда не откажусь от него по собственной воле, даже если бы он попросил. Вот почему он действовал так холодно и резко — не потому, что меня было мало, а потому, что он полагал, будто это я слишком хороша, и что я заслужила лучшую жизнь, без него.
Он любил меня так сильно, что позволил уйти.
Я чувствую, как слезы снова подступают к глазам, но на сей раз счастливые: горячие от облегчения и радости, со слабой ноткой горько-сладкого сожаления. Я думаю о маме, которая даже перед смертью пыталась сделать мою жизнь лучше.
Я не могу ее ни в чем винить, потому что прекрасно понимаю. Она бросила все ради папы. Мама собиралась поступать в школу медсестер, когда встретила его, обворожительного студента по обмену. Но он мечтал стать писателем, поэтому она отложила все свои планы, чтобы найти постоянную работу и вкладывать все в семью. Но «в следующем году» все никак не наступало. Она забеременела Кариной, потом мной, у папы начали накапливаться долги, а мама к тому времени была слишком занята отчаянными попытками соединить нашу семью, чтобы обращать внимание на саморазвитие.
Она построила вокруг отца всю свою жизнь, внимая каждому его слову. Мама продолжала его любить, даже когда он начал выпивать и она поняла, что такая жизнь ее убивает.
Он был для нее всем, и в этом была ее ошибка. Мама думала, что с Эмерсоном меня ожидает то же самое, но была неправа: он доказал свое отличие, когда отпустил меня. Он принес ради меня такую жертву, о которой отец даже не подумал бы: поставил мое счастье превыше всего, даже несмотря на собственную боль.
Я рыдаю от радости. Он любил меня!
«И, возможно, все еще любит.»
Я цепляюсь за эту драгоценную надежду как будто она светлячок, освещающий темную ночь моей души. Так и знала, что он просто не мог думать так, как говорил сегодня. Только не после того, как вчера вечером его тело рассказывало о другом. Он снова пытался заставить меня покинуть город, так же, как и четыре года назад. Он все еще думает, что без него я буду более счастлива, как будто жизнь без его любви вообще чего-либо стоит.
Один раз я уже позволила ему меня оттолкнуть. Но не могу сделать ту же самую ошибку снова.
Я судорожно вздыхаю и завожу машину. Аккуратно разворачиваюсь на смотровой площадке и еду обратно в город. Вокруг меня свирепствует ураган, порывы ветра сотрясают автомобиль. Увидев потоки воды, стекающие по дороге, меня начинает охватывать паника, но я заставляю себя успокоиться и очень медленно продолжаю путь.
Я проезжаю по пустым улицам, выискивая взглядом грузовик Эмерсона, но, добравшись до бара «У Джимми», вижу пустую автостоянка. Черт! Я выхожу из автомобиля, мчусь вверх по лестнице в квартиру и стучу в дверь, но мне никто не отвечает. Наверное, даже Брит куда-нибудь спряталась от непогоды. Я возвращаюсь обратно к машине и, захлопнув дверь, оставляю снаружи проливной дождь.
Сейчас ветер дует особенно яростно, дождь усилился и хлещет почти горизонтально по улице и между деревьями. Внезапно порыв ветра срывает газетный стенд, и тот проносится по тротуару, пролетает мимо машины и с грохотом врезается в стену. Я подскакиваю на месте, с оборвавшимся от страха сердцем. Снаружи творится настоящее сумасшествие, но я не прекращаю своих поисков. Езжу по улицам, отчаянно желая найти Эмерсона.
Меня не беспокоит ураган или мокрая одежда. Меня не волнует ничего, кроме необходимости посмотреть Эмерсону в глаза и сказать ему, что я его люблю и на этот раз не отступлю.
Моя решимость не гаснет, но я по-прежнему не вижу ни одного его признака, и наконец я разворачиваюсь, чтобы вернуться к пляжному домику. Может быть, его даже нет в городе; может он, к чертям, убрался подальше от урагана, как любой нормальный человек.
Слишком поздно, чтобы даже думать о возвращении на трассу, поэтому я еле плетусь к домику, вздрагивая каждый раз, когда слышу треск деревьев и вижу, как они раскачиваются вдоль дороги. Улица усыпана обломками ветвей и всяким мусором, но я проезжаю перекресток без происшествий. Впереди я замечаю дерево, упавшее на большой грузовик посреди дороги. Я не смогу здесь проехать. Мой «камаро» не преодолеет это препятствие.
Я останавливаюсь на обочине дороги и быстро хватаю сумочку с заднего сиденья. Выхожу и перелажу через дерево, и хотя при этом сдираю кожу на ладонях, в остальном я в порядке. До пляжного домика рукой подать, и я с трудом пробираюсь через дождь, изо всех сил пытаясь устоять на ногах под порывами ветра. В подвале дедушка устроил подземное убежище, и я понимаю, что должна оказаться отсюда как можно дальше, чтобы укрыться от непогоды.
И вдруг я вижу вдалеке проблеск синего цвета. Грузовик Эмерсона, стоящий на дороге.
Мое сердце подпрыгивает от радости.
Я буквально пролетаю оставшуюся часть пути, скользя по грязи.
— Эмерсон! — кричу я, но мои слова относит ветром. — Ты где?!
Я пытаюсь открыть входную дверь, но она так же заперта, как я оставила ее несколько часов назад. Я обхожу дом, недоумевая, где он может быть. Когда вижу, что моя фотолаборатория открыта нараспашку. Я мчусь туда, как вдруг в дверях показывается Эмерсон.
Он, промокший насквозь, идет сквозь шторм, сжимая коробку и кипу моих черно-белых фотографий, которые разлетаются и разносятся ветром по всему двору.
— Эмерсон! — кричу я.
Он удивленно вскидывает голову и видит меня.
— Джулс! — кричит он в ответ, изо всех сил пытаясь перекричать ветер. — Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Иди в дом, немедленно!
Я качаю головой, подбегая ближе.
— Я все знаю! — отвечаю я. — О письме моей мамы. Я знаю, почему ты уехал!
Эмерсон замирает, глядя на меня. По его волосам стекает дождь и бежит дальше по мужественному, точеному лицу. Он встречается со мной взглядом, и я вижу, как в глубине его красивых синих озер загорается осознание.
— Я все знаю! — повторяю я. — Ты поэтому меня бросил, не так ли? Потому что она об этом просила.
Эмерсон на секунду закрывает глаза, и когда открывает, от его непреклонной уверенности у меня перехватывает дыхание.
— Она была права! — говорит он. — Ты заслуживаешь большего!
— Прекрати так говорить! — кричу я, кидаюсь вперед и крепко хватаю его за руки, пристально глядя в глаза. Он холодный, но горячее тело под мокрой рубашкой излучает тепло, которое пронзает меня насквозь.
— Я люблю тебя! — кричу я, вкладывая в каждый слог кусочек сердца. — Ты все, чего я когда-либо хотела! Я вернулась ради тебя и не позволю оттолкнуть меня снова. Я все еще тебя люблю!
Эмерсон поднимает на меня глаза, полные муки. Я вижу, как в нем идет борьба между тем, что он твердил себе так долго и тем, что я говорю теперь.
— Ты так не думаешь, — качает он головой, пытаясь отстраниться. — Просто не можешь!
— Могу и думаю! — ору я, сжимая его еще крепче. Вокруг нас бушует ураган, я насквозь промокла, но все это ерунда по сравнению с вихрем эмоций, крутящемся в моей груди. — Верь мне! — прошу я, смаргивая дождь и слезы с глаз. — Четыре года назад ты выбрал за меня. Теперь — это мой выбор! Скажи мне! — требую я, приблизившись к нему еще ближе. — Скажи мне, что ты чувствуешь на самом деле. Только не ври! Потому что, что бы то ни было, я твоя. И всегда буду твоей!