На следующий день Лепида сообщила дочери, что Локуста примет ее этой же ночью, во втором часу.
Мессалина с нетерпением ждала момента, чтобы покинуть дворец, взяв с собой одну только Ливию, которой она полностью доверяла и все же не сказала причины своего ночного путешествия. Крепкого телосложения раб Лепиды — Мессалина знала его, когда-то сопровождавшего их с матерью в храм Мифилесета, — явился за императрицей во дворец, чтобы проводить ее до жилища Локусты. Обе женщины из предосторожности закутались в легкие плащи, а лица спрятали под покрывалами. Следуя за рабом, они спустились по лестницам Кака в долину Венеры Мурции, а потом, пройдя по лестницам Касса, добрались до того места, где жила Локуста.
Мессалина ожидала увидеть жалкую лачугу на грязной улице. Каково же было ее удивление, когда она оказалась перед ухоженным кирпичным домом с широкими окнами.
— Здесь, на втором этаже, — сказал провожатый, указывая на дом. — Хозяйка велела мне подождать вас тут.
Мессалина поднялась по деревянной лестнице и трижды постучала в дверь. Прислушавшись, она различила слабый шум.
— Я дочь Лепиды, — тихо проговорила она.
Дверь открылась; на пороге стояла женщина, еще довольно молодая, в просторной желтой тунике.
— Мне надо видеть Локусту, — сказала Мессалина, решив, что перед ней служанка, поскольку приготовилась к встрече с согбенной старухой.
— Входите.
Женщина посторонилась, впуская посетительниц.
— Я та, которую ты желаешь видеть, — сказала она.
Мессалина очутилась в небольшой комнатке с обитыми тканью стенами. Локуста повела их в соседнюю комнату, побольше, пол в которой устилали ковры и шкуры животных.
— Когда я принимаю посетителя, я отсылаю прислугу: даже рабы часто имеют слишком длинные языки.
Локуста говорила с сильным акцентом, выдававшим, что родом она из Галлии. Видя ее фамильярное обращение, Мессалина подумала, знает ли она, кто на самом деле перед ней. Ей захотелось выяснить это, и, окинув взглядом мебель из ценных пород дерева и мраморные статуи, украшавшие комнату, она спросила:
— Знаешь ли ты, кто я?
— Я не хочу этого знать. Если ты пришла к Локусте, лучше, чтобы ни я, ни люди вокруг нас не знали, кто ты такая. Думаю, ты полностью доверяешь женщине, которая пришла с тобой?
— Безгранично доверяю.
— Лепида сказала, что тебе от меня нужно.
— Сказала ли она, что я хочу получить надежный яд, но такой, который подействовал бы не сразу? Мне бы хотелось, чтобы тот, кто примет его, почувствовал его действие позднее, на следующий день например, и уж тогда чтобы все произошло очень быстро.
— У меня есть именно то, что тебе нужно. А то, что ты держишь в руках, наверное, предназначено мне?
Мессалина протянула женщине мешочек, наполненный сестерциями. Женщина с жадностью схватила его:
— Подожди меня здесь, я скоро вернусь.
Локуста прошла в соседнюю комнату и оставалась там довольно долго, без сомнения подсчитывая деньги. Мессалина начала терять терпение и уже была готова отправиться за ней, когда отравительница вернулась с сияющим от радости лицом.
— Очень хорошо. А вот это — тебе, — сказала она, протягивая Мессалине небольшой сосуд из оникса. — Жидкость, которая в нем содержится, прозрачная, словно родниковая вода. Она отстаивалась в течение многих лун и не имеет ни вкуса, ни запаха. Было бы хорошо, если бы ты смогла опоить допьяна того, кому она предназначена. Тогда он умрет, ничего не осознавая, во время тяжелого сна в состоянии опьянения.
— Локуста, меня восхищает твоя предупредительность. Я действительно хотела бы, чтобы человек не мучился.
— Знай, однако, что существует противоядие, которое может подействовать даже много часов спустя. Если вдруг ты пожалеешь о сделанном, сможешь избежать худшего.
— Благодарю тебя за это предупреждение, но мне оно ни к чему. Будь здорова.
Мессалина положила флакон в мешочек, висящий у нее на поясе, и спешно вернулась с Ливией в дом на Квиринале.
Тит был там, и, томясь ожиданием, принялся много пить. Влекомый своей судьбой, он, сам того не ведая, шел навстречу желаниям Мессалины.
— Почему ты так поздно? — спросил он. Хмель умерил спесь в его тоне.
— Меня задержали во дворце дела, — ответила с равнодушным видом Мессалина.
Она доверила смертоносный флакон Ливии; та оставалась в соседней комнате, ожидая, когда ее позовет госпожа.
— Неужели эти дела важней, чем наша любовь?
— Разумеется, нет, но у императрицы есть обязанности, которые она должна исполнять.
— Их нужно исполнять после.
— Значит, я должна сказать своему мужу, который задержал меня, что я его оставляю, потому что спешу на свою виллу, где меня ждет любовник, а я не хочу, чтобы он сердился?
— Ты должна это делать, не раскрывая правды этому глупцу. Впрочем, однажды я явлюсь к нему и скажу, что он не достоин тебя, что должен оставить тебя в покое и отпустить на все четыре стороны.
— Ты с ума сошел, Тит.
— Я без ума от тебя и признаю это.
Тит возлежал на ложе возле стола с фруктами и кувшинами разнообразного вина. Он взял Мессалину за руку и привлек к себе, сделав знак удалиться трем девушкам, которые развлекали его пением и игрой на флейте, арфе и кифаре. Мессалина, наполнив чашу, отпила несколько глотков и протянула любовнику. Тот залпом осушил ее.
— Сегодня я полон веселья и сладострастия, — заявил он.
— Так давай чествовать Вакха! — воскликнула Мессалина и ударила в ладоши, подзывая Ливию. — Принеси нам вина со специями, — приказала она, убедившись, что такого нет ни в одном из стоящих на столе кувшинов.
Она выпила целую чашу вина, желая придать себе веселости и забыть, что должно было произойти, но более всего стремясь не поддаться жалости и не изменить своего решения. Она снова наполнила чашу любовнику, заявив, что в эту ночь будет его служанкой, рабыней, виночерпием.
— Какому еще мужчине прислуживает императрица? — жеманно спросила она.
— Наверное, императору, — со смехом ответил Тит.
— А вот и нет, я даже в любви ему не служу.
— Тогда я выше цезаря. Да я и выглядел бы гораздо лучше на месте этого жирного осла. Рим имел бы в моем лице молодого, красивого, дальновидного правителя…
— Замолчи и пей, — сказала Мессалина, протягивая чашу. — Если тебя услышат, ты рискуешь расстаться с жизнью.
Эти слова и сдавленный голос Мессалины вызвали у молодого человека взрыв хохота.
— Думаешь, я побоюсь сказать об этом публично? Весь Рим должен знать, что у Клавдия есть соперник, избранный богами и тобой, моя императрица!
Мессалина сощурила глаза, наблюдая, как он залпом осушает чашу. Она окончательно убедилась, что ее любовник, одурманенный внезапным поворотом судьбы, потерял всякую осторожность. Он должен умереть — и как можно скорее.
Вошла Ливия, неся кувшин и еще одну чашу. Мессалина, посмотрев на нее долгим взглядом, кивнула.
— Это вино со специями, приготовленное специально для цезаря, — объяснила служанка.
— Кажется, ты подаешь его нам в золотой чаше Клавдия? — заметила Мессалина.
— Императорская чаша — для возлюбленного императрицы, — торжественно проговорила Ливия.
Наливая вино, она держала чашу высоко над столом, чтобы Тит не увидел, что в ней уже была жидкость, прозрачная как вода. Мессалина взяла чашу из рук служанки, подняла ее, приглашая полюбоваться изображенными на внешней стороне сценами из жизни богов, затем приблизила к губам и посмотрела на пенистую жидкость фиалкового цвета.
— Здоровье моего цезаря! — воскликнула она, протягивая вино Титу.
Ливия поспешила наполнить другую чашу и подала ее госпоже. Та принялась пить маленькими глотками, не сводя глаз с Тита, который и на сей раз опорожнил свою чашу залпом. Мессалина чувствовала все более сильное головокружение и легкость в теле. Теперь уже жребий брошен, подумала она, и, отпив еще, увела пошатывающегося Тита прочь от стола. Она опасалась, как бы его не стошнило. По одному взгляду госпожи Ливия взяла кувшины и удалилась. Мессалина привлекла любовника к себе, желая в последний раз ощутить его объятия, но хмель свалил Тита с ног: икая, он так и заснул на ней.
Мессалина свалила с себя тело молодого человека и хлопнула в ладоши — в комнату вошли два крепких раба-нубийца.