Марта попыталась образумить разбушевавшуюся гостью, но та не унималась. Предложение пожить несколько дней в гостинице она отвергла наотрез.

—  Я своих птенчиков не брошу, буду вместе с ними в этом разбойничьем гнезде и не дам убийце скрыться, —  твердо заявила она.

Все окружающие воспринимали поначалу выкрики доны Жозефы как временное помешательство. Марта собиралась даже посоветоваться с врачом. Но когда Энрики вызвали к следователю…

На месте преступления была обнаружена мужская перчатка, и следователь хотел проверить, не принадлежит ли она Энрики.

Александр поехал вместе с братом в качестве его адвоката. Перчатка пришлась впору Энрики, сидела как влитая. Но точно так же подошла она и Александру.

—  Я уверен, что перчатка подошла бы и вам, сеньор следователь, если бы вы захотели ее померить, —  любезно сказал Александр.

Одним словом, после этого вызова семья Толедо поняла, что над ними нависла серьезная опасность. Энрики занервничал. Он пожелал проверить, где находятся его перчатки, и с большим изумлением обнаружил в своем шкафу только одну перчатку. Потом он вспомнил и о револьвере, который купил после того, как в дом ворвались бандиты.

Револьвера на полке не было. Энрики занервничал еще больше. Да и кто бы не занервничал на его месте?

—  Ничего не предпринимай без моего ведома, —  убеждал его Александр. – Ты ни в чем не виноват, значит, все выяснится.

—  У меня нет алиби! Вилма вызвала меня, и я как дурак помчался на встречу. В час, когда произошло убийство, меня не было дома. Может, и ты меня подозреваешь? Скажи уж мне прямо.

Энрики впился взглядом в глаза Александра.

—  Прошу тебя, успокойся, —  попросил Александр. – Принимай транквилизаторы, в конце концов! Дело обстоит очень серьезно, поэтому ты тем более должен держать себя в руках.

Александр не сомневался, что и перчатку, и револьвер выкрали. Но выкрасть их мог только тот, кто хорошо знал их дом, кто был здесь своим человеком. И первой ему на ум пришла Сандра. Нет, он не подозревал ее в убийстве. Вряд ли она на такое способна. Но послужить чьему-то злому умыслу она вполне могла. При ее-то безответственности и авантюрном характере! А вот чьему, он должен был выяснить.

Он поехал и поговорил с ней, желая посмотреть, как она будет реагировать, надеясь, что, может быть, всплывет какой-то человек, какое-то имя.

Сандра, когда поняла, в чем ее подозревает Александр, расхохоталась.

—  Я всегда держала тебя за умного, а сейчас ты несешь чушь, —  сказала она. – И врать ты совсем не умеешь. Скажи лучше прямо: я без тебя соскучился и приехал повидаться!

—  У тебя просто мания, Сандра, —  ответил ей Александр.

—  Но я же вижу, как ты на меня смотришь! – ответила она.

И, будучи честным перед собой, он не мог не признать, что говорит она правду. И хотя он любил Лусию, восхищался ею, ценил, в Сандре было что-то такое, перед чем он был совершенно беззащитен и всякий раз спасался от нее бегством, потому что в следующий миг сам не знал, что с ним будет.

Убежал он и на этот раз, сел в машину и уехал, ругая себя за глупость. А когда приехал домой, узнал, что Энрики сотворил еще большую.

С нервозностью Энрики могла справиться только Селести. Она сейчас занималась с детьми, забирая их к себе, —  в ее квартире, играя с Гиминью и Дарси, они как-то отвлекались от той беды, которая нависла над ними.

—  Видишь, я оказалась права, —  грустно говорила подруге Дарси, —  вот она, карта смерти, которая легла у вас на пути.

И когда Энрики снова стал с пеной у рта доказывать, что он не убивал Вилму, хотя множество раз грозил это сделать и множество людей это слышали, Селести сказала:

—  Вилму убила Анжела. Только она могла все продумать и подготовить. Ты сам говорил, что она выросла у вас в доме. Она свой человек для всех слуг, для Луизы. Ей ничего не стоило выкрасть и револьвер, и перчатку.

—  Ты наговариваешь на нее. Она всегда была мне другом. Где у тебя доказательства? – воспротивился Энрики.

—  У меня одно доказательство: она поклялась, что мы с тобой никогда не будем вместе! Кто мог подстроить все события так, чтобы подозрение упало на тебя? Только она. Она из тех людей, которые согласны всех уничтожить, если им не удалось подчинить их себе.

Селести говорила с такой убежденностью, что Энрики поверил, что именно так все и было. И тогда он решился на отчаянный поступок – проник в квартиру Анжелы и принялся искать свой револьвер.

—  Он должен быть тут. Должен быть. Если убила она, то должна была где-то его спрятать. Я найду его и буду спасен!

Энрики так поверил, что его спасение в желанной находке, что спокойно выворачивал шкафы и полки. Он не видел, что уже несколько минут Анжела с порога наблюдает за ним.

Наконец она спросила:

—  Что ты потерял у меня, Энрики?

Он обернулся и тут же кинулся к ней и принялся со злостью трясти ее.

—  Отдай! Отдай мой револьвер! – требовал он.

—  Отпусти меня сейчас же, —  ледяным тоном скомандовала она.

Но Энрики словно бы и не слышал ее.

—  Ты украла мой пистолет. Ты убила Вилму. Ты хочешь меня подставить! – твердил он как безумный.

—  У тебя бред, —  так же холодно сказала она. – Ты говоришь сам не зная что. Никто ни в чем не может меня обвинить. Сейчас же убирайся из моего дома!

Энрики ушел без своего револьвера и был в отчаянии.

Александр, услышав эту историю, схватился за голову.

—  Как ты себе навредил, Энрики, как навредил! Мало нам показаний доны Жозефы, которая в лицо зовет тебя убийцей. Теперь мы получим еще и показания Анжелы! Я тебя очень прошу, ничего не предпринимай без меня!

Дона Жозефа прямо заявила следователю, что считает убийцей своего бывшего зятя.

—  Он много раз грозился убить мою дочь и наконец осуществил свое намерение. Если он хочет оправдаться, пусть покажет свой револьвер. Но я уверена: пули, которые унесли жизнь моей дочери, выпущены из его револьвера.

Полиция потребовала у Энрики предъявить револьвер.

—  Он украден, —  заявил Энрики, чувствуя, что дело принимает совсем уж дурной оборот.

После этого заявления следователь счел нужным убедиться, что подозреваемый не прячет свой револьвер где-нибудь в доме, и подписал ордер на обыск.

—  Мне осталось одно – бежать, —  сказал Энрики. – Меня арестуют в любом случае, и я буду гнить в тюрьме двадцать лет, как Клементину.

—  Не вздумай сделать эту глупость! – закричал Александр. – Тебя никто не имеет права арестовать – у тебя нет судимостей, ты имеешь постоянное место жительства и работу! Затверди себе это и перестань паниковать!

Полиция пришла с ордером на обыск. Полицейские обыскали дом Сезара Толедо. Не найдя револьвера, они потребовали, чтобы Энрики Толедо предъявил его сам.

—  Откуда я возьму его? У меня его нет! – раздраженно заявил Энрики комиссару Машаду, который вел это дело.

—  Очевидно, мне придется арестовать вас. На короткий срок, для дачи показаний, —  вежливо сообщил комиссар Энрики.

Но Энрики услышал одно: его сажают в тюрьму! Все оборачивалось против него! Он понимал, что его объявят убийцей. Он уже не владел собой, не внимал голосу разума. Им владело одно-единственное желание: исчезнуть, раствориться, скрыться с глаз. И он поддался ему. Он исчез.

Комиссар обратился в суд с просьбой выдать разрешение на арест Энрики Толедо. Суд выдал ему разрешение. Оформив ордер, комиссар снова явился в дом Толедо и предъявил его.

—  Моего брата сейчас нет дома, но в течение дня мы с ним непременно приедем к вам, —  ответил комиссару Александр, проклиная про себя неуравновешенную психику Энрики и судорожно думая, где его отыскать. Он прекрасно знал, что если Энрики не явится в полицию, то только усугубит возникшие подозрения.

На всякий случай он предупредил Селести:

—  Убеди его приехать. Сделай все, чтобы его задержать. Скажи, что со мной ему ничего не грозит и что я приеду немедленно. Объясни, что если он явится в полицию для дачи показаний, то будет в розыске и его привезут в тюрьму в наручниках.

—  Конечно, Александр, я все понимаю, —  ответила ему Селести. – Дай только Бог, чтобы он мне позвонил.

И Энрики позвонил. Он хотел проститься, уезжая, может быть, навсегда.