Энн Стюарт - Месть по-французски

— Нет, — твердо сказала она, подавив разочарованный вздох.

— Тогда протяни руки, — устало сказал Блэкторн.

— Что?

— Руки, говорю, протяни! Или я…

Жаклин пришлось покориться, и Блэкторн связал ей кисти рук прочным шелковым шейным платком.

— Ноги связывать не буду, — сказал он. — Если решишь бежать, Тавернер теперь не колеблясь выстрелит тебе в спину. Он к тебе сейчас не очень-то расположен.

Жаклин молчала, кипя от злости. Ноги ей все равно пригодятся — если не для того, чтобы убежать, то хоть для того, чтобы отбиваться.

— Пожалуй, если ты мне улыбнешься, — лениво процедил Блэкторн, — то я все-таки позволю тебе выпить чашечку кофе.

Жаклин, нахмурившись, проглотила слюнки.

— Ну что ж, сойдет и это, моя красавица, — пробормотал Николас. Скрестив руки на груди, он с издевкой усмехнулся.

Николас думал о Жаклин весь день, а потом и всю ночь, пока карета, подпрыгивая и дребезжа на ухабах, продолжала путь. Совершенно удивительная женщина! Что бы он с ней ни делал, как бы трудно ей ни приходилось, она не жаловалась, ни о чем не просила, не пыталась торговаться. Они были в дороге со вчерашнего утра, с тех пор как он вытащил ее из опрокинувшегося почтового дилижанса. Увидев, какая туша свалилась на нее, он и гроша ломаного не дал бы за ее жизнь. Но она оказалась целой, невредимой и по-прежнему преисполненной решимости довести свой план до конца.

Они несколько раз останавливались, чтобы поесть и переменить лошадей. Руки он ей развязывал только изредка. Она сидела, забившись в угол дребезжащей кареты, и не разу не пожаловалась. Николас по себе знал, как ей плохо, — у него так болело тело, будто бы его долго били. А ей-то каково? Ведь, помимо всего прочего, у нее руки связаны, и она не может ни за что ухватиться, когда они попадают в очередную колдобину.

Но Жаклин молчала, лишь изредка бросая в его сторону полные ненависти взгляды. Ночью она задремала, просыпаясь время от времени от толчков и ухабов. Когда на следующее утро он хотел помочь ей выйти из кареты, она от слабости чуть не упала, но сразу же сумела гордо выпрямиться. Блэкторн восхищался ею. Но не настолько, чтобы развязать ей руки, не настолько, чтобы приказать Тавви останавливаться чаще.

Вновь наступила темнота. Николас видел, что Жаклин смирилась с тем, что в дороге придется провести и эту ночь. Она не знала, что они несколько часов едут по земле Шотландии и уже недалеко до охотничьей хижины, до камина, до постели. Утомительному путешествию скоро конец.

Блэкторн не собирался говорить ей об этом. Сказать — значит дай ей надежду, поддержать в ней дух сопротивления, а он и так слишком крепок. Он сделал все, что мог, чтобы подавить его, но не сумел. Ничего, в охотничьей хижине он доведет дело до конца!

Странно, но что-то в нем сопротивлялось этим планам. Николас не хотел, чтобы она сломилась. Почему, он и сам не знал. Во всяком случае, не из чувства жалости или милосердия: они ему были неведомы. Он просто не представлял себе ее униженной и покорной — хотя это было очень глупо с его стороны. Не родился еще тот мужчина, с которым бы он, если захотел, не сумел бы справиться, а тут женщина… пусть и столь волевая, как Жаклин де Лорне. Для него это просто детская забава. Надо только отделаться от всяких глупых мыслей.

Он, конечно, уложит ее в постель. Скорее всего, она будет вырываться, как дикая кошка, — так уже было. Но она, без сомнения, умеет и мурлыкать — он поймал проблеск желания в ее красивых темно-карих глазах. Блэкторн был уверен, что придет день, когда она будет задыхаться от страсти в его объятиях.

Поразительно, но ничто и никогда — ни женщины, ни лошади — не вызывало у него столь острых чувств, как эта кровожадная маленькая Жаклин. Он почти жалел, что пройдет время и она станет похожа на всех остальных.

«Почти» — вот ключевое слово! Целых тринадцать лет мысли о ней преследовали его — мысли о ее судьбе и о его вине. Попытавшись отравить его, Жаклин искоренила в нем это чувство. Когда он с ней разделается, его больше не станет мучить совесть. Интересно, будет ли ему недоставать ее?..

Николас не был в Шотландии лет двадцать пять — он покинул ее еще маленьким мальчиком и больше не возвращался. Все эти годы ему было не до деревенских прелестей и рыбалок. Но сейчас, вспоминая прошлое, он понял, что будет рад побывать снова в Шотландии, даже в такое непредсказуемое время года, как весна. «Жить время от времени в деревне для всех полезно», — уверял в свое время дядя Тиздейл. Пожалуй, стоит задержаться здесь на некоторое время, обуздать строптивую Жаклин и не возвращаться в город до осени. Ему когда-то нравились места вокруг поместья его отца в Лэйк-Дистрикт. Он помнил, как прелестны были цветущие яблони, как вкусны свежие мед и сливки, как зелены холмы, как чисты голубые озера. Он и рыбалкой на этот раз займется — ведь в Шотландию едут-то главным образом порыбачить. Николас еще помнил, какой испытывал восторг, поймав лосося фунтов эдак на пять. А как эта рыба была вкусна, когда ее готовили на костре!

— Ты умеешь готовить лосося? Приходилось? — вдруг резко спросил он.

Жаклин подняла голову и удивленно посмотрела на него.

— Конечно. Я умею готовить все.

Это действительно так и было — она слишком устала, чтобы просто бахвалиться.

— Я поймаю утром лосося, — сказал он. — А ты приготовишь его на обед — если только пообещаешь не добавлять в него яд. Травить шотландского лосося — это преступление.

— Утром? — устало откликнулась она.

Карета в сумерках ехала все медленнее, и Николас глядел в окно на знакомый пейзаж. Охотничью хижину уже было видно. Минувшие годы не пошли ей на пользу — крыша местами провалилась, краска на стенах облезла.

— Ну что ж, моя красавица, ты, может, еще не поняла, но мы приехали. Путешествие окончено.

Николас ожидал, что Жаклин обрадуется и хоть как-то покажет это, но он ошибся. Ну что же, сам виноват. Она знает, что его планы в отношении ее отнюдь не благородны.

— Ну, и что будет потом? — равнодушно спросила Жаклин.

«Интересно, — размышлял Николас, — что же все-таки произошло с ней за те последние десять лет, которые она провела в монастыре? Что научило ее так умело прятать свои чувства и принимать вещи такими, какие они есть?»

— Потом? — откликнулся он. — Потом, моя милочка, ты приготовишь мне обед. Что-нибудь вкусное — я очень голоден.

— А разве у тебя нет повара?

— Выгляни в окно, Жаклин. Видишь, на моей охотничьей хижине и крыша-то еле держится. Ни о каких слугах и речи нет. Тебе придется проявить изобретательность, чтобы хоть что-то приготовить. Стряпне Тавви я, пожалуй, даже яд предпочту. От одного запаха можно сдохнуть, хотя твой обед может помочь этому не хуже.

Пока Тавернер привязывал усталых лошадей к покосившемуся крыльцу, Жаклин смотрела в окно на заброшенную хижину. Если она и почувствовала разочарование, то сумела скрыть его.

— Ну, и из чего же я буду готовить? — резко спросила она, и Николас с облегчением понял, что она их все-таки накормит.

— У нас с собой кое-что есть. Сахар там, мука, кофе, бренди… Тавви, может быть, разыщет что-нибудь еще. Я полагаюсь на тебя — вы, французы, очень изобретательны.

— Это верно, — ответила Жаклин и так внимательно посмотрела на него, что ему стало не по себе.

Николас выпрыгнул из кареты и облегченно вздохнул. Воздух был влажным и холодным — пар изо рта виден.

Он повернулся к Жаклин. Она стояла в дверях кареты и смотрела мимо него на полуразрушенный дом; руки ее все еще были связаны.

— Я так и думала, что ты живешь в подобной развалюхе, — резко сказала она.

Вопреки его ожиданиям, выходя из кареты, она не споткнулась, и ему не пришлось помогать ей. Ладно, он и так может делать с ней все, что захочет. Но он предпочитает подождать. Продлить удовольствие.

Охотничий дом некогда принадлежал его отцу — последнее напоминание о пущенном по ветру наследстве. Никто из Блэкторнов, кроме Николаса, не любил Шотландию. На какое-то мгновение ему стало по-настоящему грустно, что этот дорогой ему дом находится в столь плачевном состоянии, но он тут же отогнал от себя эту мысль. Тавви любую дыру сделает пригодной для житья.