Этот человек был трезв, могуч и невероятно жесток. Он ждал ее в лавке мясника, но в ней и следов-то месье Порше почти не осталось. Протухшие мясные туши убрали, в доме стояла мебель, которую рабочий люд не мог бы себе позволить. Мальвивру власть платила уже хорошо.
Он ждал ее в слабо освещенной комнате, рядом с ним на столике стояла бутылка вина.
— Закрой за собой дверь, — приказал он хриплым гортанным голосом.
Жаклин послушно исполнила, что ей было велено, и вошла в темную комнату, почти невидимая в отблесках камина. Было непонятно, помнит ли он ее. Может, именно торговля молодыми девушками — наряду со всем прочим — помогла ему подняться к власти?
Однако первые же его слова рассеяли ее сомнения:
— Предпочитаешь улицу заведению мадам Клод? Подойди ближе.
Жаклин застыла на месте, ноги ее стали просто свинцовыми.
— Ближе к свету, — сказал он. — Вот так, хорошо. Ну что ж, ты все еще вполне хорошенькая. Если бы не этот старьевщик, то тебя уже не было бы в живых. Я часто думал о тебе и сожалел, что этот жирный граф первым получил тебя, но вопрос был в деньгах. Он всегда самый важный. А кроме того, я знал, что мое время еще придет.
Ее рука сжала в кармане нож — нож, который она постоянно носила с собой. Чем больше он говорил, тем крепче она сжимала рукоятку. Ей стало ясно, что она не сможет лечь в постель с этим издевающимся над ней монстром.
— Мне нужно скоро возвращаться, — холодно сказала она. — Нельзя ли поторопиться?
— Скажите на милость, какое нетерпение! — продолжал дразнить ее Мальвивр. — А голос! Великолепный голос аристократки. Мои люди мне рассказывали, что тебя называют Уличной графиней. Я хочу слышать твой голос, пока буду с тобой развлекаться.
Жаклин задрожала и невольно отступила назад.
— К тому же, — добавил он, — тебе не к кому торопиться.
Она напряглась, ожидая, что он скажет.
— Жаль, что именно мне приходится сообщать тебе об этом, моя дорогая. Но что поделаешь. Твой брат мертв. По-видимому, этот дурачок наконец-то сообразил, что ты продаешь себя ради него. Этого позора он не мог вынести. Никто не знает точно, но думаю, что он бросился в Сену.
— Ты врешь! — воскликнула Жаклин дрожащим голосом. — Я видела его меньше часа назад!
— Этого времени ему хватило. Мои люди видели его тело на берегу. Твой брат мертв, графиня, он никогда не вернется. А ты останешься со мной и будешь делать все, что я прикажу. Иначе отправишься за ним следом. Итак, с чего начнем? — Он поудобнее устроился в кресле. — Почему бы тебе для начала не встать передо мной на колени?
Жаклин не пошевелилась.
— На колени, шлюха! — заорал Мальвивр.
Дальше в ее памяти был полный провал. Когда она очнулась, в руке у нее по-прежнему был зажат нож, все кругом было забрызгано кровью, а Мальвивр визжал тонким пронзительным голосом, как свинья под ножом мясника. Потом стало тихо. Жаклин уронила нож, повернулась и выбежала из дома.
Мальвивр не соврал ей. Брата она так и не нашла. Старьевщик сказал ей, что Луи исчез, как только она ушла. У нее отняли то, во имя чего она жила. Все остальное было неважно.
И все-таки прошло бесчисленное количество часов, прежде чем умерли последние остатки надежды. Спотыкаясь, она бродила по ледяным улицам Парижа и звала Луи. Ее никто не трогал, но никто и не откликался на ее отчаянный зов. Люди на улицах шарахались от нее, некоторые крестились, отгоняя дьявола, другие лишь плотнее закутывались в свои лохмотья. У бедняков сил и жалости не хватает на других.
Наконец, совершенно обессилев, Жаклин остановилась на мосту, над быстрой глинистой Сеной.
— Луи, — последний раз прошептала она сорванным голосом.
Она так и не поняла, что остановило ее тогда. Не надежда — она окончательно потеряла ее с исчезновением брата. Не религиозные убеждения, не страх, что за этот грех можно попасть в ад.
Скорее всего, как позднее решила Жаклин, этой нескончаемой ночью ее остановила горькая мысль — они не должны восторжествовать. Злые силы, сговорившиеся разрушить ее жизнь, не должны одержать победу. Они убили ее родителей, украли у нее брата, лишили ее всего, что давало ей покой и чувство безопасности. Эти силы провели ее через голод, холод, одиночество, отчаяние и — самое страшное — бесчестье. Она продавала за деньги свое тело, и возврата назад не могло быть.
Жаклин понимала, что может умереть сейчас, тогда сгинет под ударами судьбы еще одна душа. Однако если она не сдастся и будет продолжать борьбу, возможно, ее душа, как птица Феникс, возродится из пепла.
Неподалеку находилась старенькая таверна, свет из ее окон прорезал промозглую тьму. Спотыкаясь, в рваной окровавленной одежде, Жаклин добрела до нее. И тут ей впервые улыбнулась удача. Хозяин «Красной курицы», к счастью, не был женолюбив, а его жена Марта была столь же добра, как и толста. Жаклин дали соломенный тюфяк и миску супа. На следующее утро она начала работать у них на кухне.
Жаклин еще дважды после этого видела старьевщика. Первый раз — когда пришла забрать свои жалкие пожитки. Он не спросил, что случилось с Мальвивром, и она ничего не рассказала ему. Еще одна смерть прошла в Париже незамеченной. Жаклин ушла, не сказав ему ничего на прощание: слова утешения в их общем горе были лишними.
Последовавшие за этим годы прошли относительно спокойно. Постепенно пришел конец Террору — этому сумасшествию, овладевшему Парижем. С падением Наполеона люди стали оптимистичнее смотреть на жизнь, и «Красная курица» процветала. Марта постепенно передоверила кухню заботам своей старательной помощницы. Мужчины — посетители таверны — знали, что кухарку лучше не задевать: у нее всегда наготове нож даже для того, кто лишь попытается заговорить с нею. Все это длилось до тех пор, пока она не встретилась с бледной молодой англичанкой, которая хотела покончить с собой на том же самом мосту.
Жаклин сразу поняла, что задумала эта женщина, стоявшая на парапете. Как поняла и то, что, останавливая ее, принимает на себя огромную ответственность. Но у нее не оставалось выбора. Оттащив леди Эллен Фицуотер от края могилы, она сама медленно и болезненно вернулась к жизни.
Последний раз Жаклин видела старьевщика перед тем, как они с Эллен уехали в Лондон. Минувшие годы почти не изменили его — он был все такой же худой и древний. Они не произносили ни имени Луи, ни имени Мальвивра. Но, уходя от него, Жаклин сунула в высохшую руку половину своих скромных сбережений и сделала то, чего не делала никогда: поцеловала его.
А сейчас отступать было некуда. Нельзя было ни добраться до этого моста возле «Красной курицы», ни вернуться в уютные сны, когда, положив голову на подушку, можно было забыть о всех несчастьях. В этих снах теперь постоянно присутствовали ее родители и Луи. Она обречена на то, чтобы продолжать борьбу.
Путешествие в портовый шотландский город Дунстер протекало в молчании. Жаклин все еще надеялась убежать, но понимала, что Николас Блэкторн лишь притворяется безразличным, а Тавернер не скрывает своей подозрительности. Один из них постоянно находился рядом, и она сознавала, что шансов на побег у нее практически нет.
Жаклин даже не была уверена, что корабль, на который они сели под покровом темноты, действительно направляется в Голландию, а не во Францию. Она не могла это проверить и с тоской смотрела на темные воды залива. Ее похитители не отходили от нее ни на шаг. Поверил ли Николас в ее угрозу покончить с собой, было неясно. Лицо его было непроницаемо и выражало лишь скуку.
Они отплывали на рассвете. Стоя на палубе, Жаклин смотрела, как покрытая туманом земля исчезает вдалеке, и если бы у нее еще оставались слезы, то она бы заплакала. Но глаза ее были сухими, когда она повернулась к стоящему рядом с ней человеку. Блэкторн, прищурившись, наблюдал за ней. Ветер шевелил его длинные темные волосы, и они падали на высокомерное красивое лицо.
— Ты победил, — резко сказала Жаклин.
— В самом деле?
— Разумеется! Ты жив. Мы сумели уехать из Англии, прежде чем они успели привлечь тебя за убийство. Даже Эллен и ее другу не удалось нагнать нас. Можешь ликовать. Ты победил.
— Ты так думаешь? — пробормотал Николас, в глазах его мелькнуло какое-то странное выражение. — Не сказал бы. Во всяком случае — пока. А ты не отказалась от своего намерения прыгнуть за борт?