Он сделал вид, что ему заткнули рот кляпом, и издал утробный звук, означающий, что уговор принят.
Она убрала палец.
– Звонила миссис Клайн, она вспомнила одну деталь, которая может оказаться важной, и просила тебя перезвонить. Она дома и ждет твоего звонка.
– Но мне ужасно нравится твоя прическа, и она тебе очень идет.
Наталия улыбнулась и отошла к своему столу.
Миссис Клайн по телефону пересказала Пильгезу странный разговор с молодым человеком, случайно встреченным на набережной.
Она подробно описала встречу с неким молодым архитектором, который якобы познакомился с Лорэн в отделении неотложной помощи, когда порезал руку. Он утверждал, что часто обедал с Лорэн. Собака вроде узнала его. Но ей показалось маловероятным, чтобы дочь ни разу не обмолвилась о нем, особенно если, как он говорил, встречи длились два года.
– Получается, что вы предлагаете мне отыскать некоего архитектора, который порезался два года назад, которого лечила ваша дочь и которого мы должны подозревать, потому что во время случайной встречи с вами он выразил крайнее несогласие с идеей эвтаназии?
– Вам это не кажется серьезным следом? – спросила она.
– Нет, не кажется! – И он повесил трубку.
– Ну и в чем дело? – поинтересовалась Наталия.
– Это здорово, что ты немного подрезала волосы.
– Понятно, рано обрадовались.
Пильгез опять погрузился в личные дела служащих гаража, но ни в одном не содержалось ничего наводящего на подозрения. Раздосадованный, он схватил телефонную трубку и, зажав ее между ухом и подбородком, набрал номер госпиталя. Оператор подошла на девятом гудке.
– Да уж, с вами лучше не умирать!
– А с этим следует обращаться непосредственно в морг, – не задержалась с ответом дежурная.
Пильгез представился и спросил, позволяет ли ее информационная система найти данные обращений в неотложную службу – по отделениям и по типу ранений.
– Зависит от периода, который вас интересует, – ответила она и добавила, что медицинская тайна в любом случае не позволяет ей выдавать подобного рода информацию, тем более по телефону.
Он швырнул трубку, не дав ей договорить, схватил плащ и быстрым шагом направился к машине. Промчался через весь город с мигалкой на крыше и завывающей сиреной. Не прошло и десяти минут, как он прибыл в Мемориальный госпиталь и предстал перед дежурной в приемном покое.
– Вы попросили меня найти молодую женщину в коме, которую у вас изъяли в ночь с воскресенья на понедельник, так что или мне здесь будут помогать и перестанут давить на нервы россказнями о залежалых врачебных тайнах, или я займусь другим.
– Чем я могу вам помочь? – спросила Ярковицки, появляясь в дверном проеме.
– Сказать мне, могут ли ваши компьютеры найти архитектора, который поранился и попал на прием к вашей исчезнувшей коллеге.
– За какое время смотреть?
– Возьмем два года.
Она склонилась над компьютером и нажала несколько клавиш на клавиатуре.
– Сейчас проверим данные на поступавших и поищем архитектора, – сказала она. – Это займет несколько минут.
– Я жду.
Экран вынес вердикт за шесть минут. Ни один архитектор с такого рода повреждениями не проходил лечения за последние два года.
– Вы уверены?
Она была категорически уверена, графа «профессия» подлежала обязательному заполнению из-за страховок и статистики профессионального травматизма. Пильгез поблагодарил и поехал в участок. Не отрывая взгляд от дороги, он взял мобильник и набрал номер Наталии.
– Посмотри, не живет ли какой-нибудь архитектор в группе домов, рядом с которой засекли «скорую помощь».
– То есть Юнион, Филберт и Грин?
– И Вебстер, но глянь заодно и две прилегающие улицы.
– Я тебе перезвоню, – сказала она.
Запросу соответствовал адрес только одного архитектора.
Пильгез задумался на несколько секунд и обратился к Наталии:
– У нас нет лишнего стажера на эти дни? Пришли мне одного, пусть подежурит у дома того архитектора, который живет внутри квадрата, и пусть постарается раздобыть его фотографию, когда тот вернется домой.
В среду утром Пильгез узнал, что дежурство стажера закончилось неудачей – нужный человек ночью домой не вернулся.
– Ладно, – сказал инспектор стажеру, – к вечеру положишь мне на стол все, что касается этого типа: возраст, педик он или нет, употребляет ли наркоту, где работает, есть ли у него собака, кошка, попугай, где он в данный момент, где учился, служил ли в армии, все его страстишки. Позвонишь армейским, в ФБР, мне плевать, но я должен все знать.
– Я сам гомосексуалист, инспектор! – возразил стажер не без некоторой гордости. – Но это мне не помешает выполнить задание.
В среду утром солнце взошло над Кармелом в легкой дымке. Лорэн проснулась рано. Она вышла из комнаты, чтобы не будить Артура, и теперь бесилась от собственной неспособности приготовить ему хотя бы самый простенький завтрак. Тем острее она радовалась тому, что он мог прикасаться к ней, чувствовать ее и любить как живую женщину.
Лорэн столкнулась с чередой явлений, понять которые никогда не могла. И вспомнила, как отец однажды сказал ей: «Формулу можно вывести, только решив множество уравнений. Нет ничего невозможного, лишь границы нашего рассудка определяют некоторые вещи как непостижимые. Это вопрос времени и рамок, в которые заключен наш мозг. Пересадить сердце, заставить летать самолет, который весит триста пятьдесят тонн, ходить по Луне – это потребовало много труда, но главное – воображения. Поэтому, когда наши высоколобые ученые утверждают, что невозможно пересадить мозг, передвигаться со скоростью света, клонировать человеческое существо, я говорю себе, что они просто не научились понимать, что возможно все, это лишь вопрос времени – времени, которое потребуется, чтобы придумать, как это сделать».
Все, что Лорэн переживала сейчас на собственном опыте, было нелогично, необъяснимо, противоречило основам ее научных знаний. Но это было. Кроме того, в последние два дня она занималась любовью с мужчиной, испытывая чувства и ощущения, каких не знала никогда, даже когда ее тело и душа были едины.
Она смотрела, как прекрасный огненный шар всплывает над горизонтом, и думала об одном – только бы все это не кончалось.
Артур проснулся чуть позже, не нашел Лорэн в постели, накинул халат и вышел на крыльцо. Он обнаружил Лорэн на скале и обнял, прежде чем она заметила, как он подошел.
– Это впечатляет, – сказал он.
– Знаешь, я думаю, что поскольку будущее мы себе представить не можем, то могли бы закрыть чемодан и жить настоящим. Хочешь кофе?
– Полагаю, кофе просто необходим. А потом я поведу тебя посмотреть на ушастых тюленей, как они купаются у скал на мысе.
– Настоящие ушастые тюлени?
– И тюлени, и пеликаны… А ты разве никогда еще не бывала здесь?
– Один раз я собралась, да ничего не вышло.
– Все относительно. Зависит от того, под каким углом смотреть на вещи. И потом, мне казалось, что мы должны закрыть чемодан и жить настоящим?
К концу того же дня стажер положил, чтобы не сказать – швырнул толстое досье, которое он собрал, на стол Пильгеза.
– И что выяснилось? – спросил тот, даже не пролистав бумаги.
Стажер отрапортовал: за их архитектором ничего подозрительного не значилось. Парень был нормальней не придумаешь, не кололся, поддерживал хорошие отношения с соседями и ни в каких полицейских архивах не числился. Учился в Калифорнии, некоторое время жил в Европе, прежде чем окончательно обосновался в своем родном городе. Не принадлежал ни к какой политической партии, не был членом ни одной секты, не боролся ни за какую идею. Он платил налоги, штрафы и даже никогда не был задержан ни в состоянии опьянения, ни за превышение скорости.
– Короче, скучный тип.
– А чему я должен радоваться?
– Он даже не гомосексуалист!
– Но я ничего не имею против них. Что там у тебя еще?
– Его старый адрес, фотография, тоже староватая, я получил ее в Службе регистрации дорожной полиции, и она сделана несколько лет назад, он должен обновить права в конце года; статья, которую он опубликовал в «Калифорнийском архитекторе», копия диплома, список банковских счетов и справка о недвижимости.