Ольга легла на живот, Зудин вернул руку ей на талию.
— Ужинать будем в ресторане, — сказал он. — Надеюсь, ты взяла с собой платье?
Он надел свои просторные штаны и цветастую гавайскую рубашку. Она — короткое белое платье с голубыми полосками, с открытыми плечами и грудью. Волосы как бы небрежно были схвачены в узел, казалось, стоит потрогать их и они рассыплются по спине. Лицо лишь слегка было тронуто косметикой, в ушах сверкали сережки. Женственные плечи стягивали бретельки платья и лифчика. Ольга редко надевала платья, предпочитая джинсы или брюки, поэтому ноги казались голыми до неприличия. Она была полна опьяняющей телесности, как взрослая роскошная женщина, и при этом ужасно стеснялась. Зудин загляделся; столько было нескромности в ее скромности.
Они снова мчались на скутере по убегающей в джунгли серой ленте. Ольга держалась, обняв Зудина и прижавшись к нему коленями, ей было не страшно. Ветер бился в гавайке и трепал подол платья.
Ресторан стоял на берегу в нескольких метрах от моря. Это была роскошная лачуга, утонувшая в прибрежной зелени. Веселые голоса звучали со всех сторон, нос щекотали незнакомые запахи. Зудин взял Ольгу за руку и повел узким проходом; она едва поспевала, шлепая в босоножках по доскам. Им приветливо улыбались татуированные голые до пояса тайцы.
Смуглая тайка проводила их к столику, который находился на высокой, открытой с трех сторон веранде. Боб Марли в своей шапке-растаманке смотрел со стены. Столик был высоко, с одной стороны была видна сцена, а с другой — море, бледно-голубое вблизи и ярко-синее вдали, и большие серые камни у берега. Остывающая глазунья стекала за горизонт. Казалось, будто облака плывут вдаль, а волны стремятся к берегу.
Они сели за столик. Зудин взял руку Ольги и прижался к ней щекой, их глаза встретились. Принесли вино, он наполнил бокалы и сказал:
— Такой как ты, нет на всем свете. Ты единственная и ты лучше всех!
Они чокнулись, и он выпил бокал до дна. Ольга была тронута.
— Спасибо, — пробормотала она.
На сцене появились музыканты: черный гитарист, белый барабанщик, басист, по-видимому, таец, и еще несколько человек, занятых на тамтаме и духовых, тоже тайцев.
— Hello! — поздоровался гитарист, и зазвучала музыка.
— Пойдем танцевать! — не дожидаясь ответа, Зудин взял Ольгу за руку и повел к сцене.
Музыканты играли бесподобно, рок-н-ролл, блюз, старую добрую американскую музыку. Живая музыка только началась, народ пребывал. Разные люди находились вокруг и все улыбались и казались приветливыми и беззаботными. Белые, черные, смуглые тела жались друг к другу, люди брались за руки. Смесь языков доносилась сквозь музыку, больше английского, но были и другие, местные, был и русский.
Мужчины тоже были разные, а девушки — в большинстве русские, их легко было узнать, они были красивы и раскрепощенны. Их тела, соскучившиеся по горячим рукам, двигались ритмично и плавно, лица купались в лучах заходящего солнца, или склонялись, пряча глаза. Даже если они разговаривали по-английски, было легко узнать, что они русские. Красивые полуоткрытые тела, источающие аромат желания, сочные голоса, томные интонации; в русской женщине — квинтэссенция женщины.
Будто кто-то похлопал в ладоши, задав такт, несколько аккордов на клавишных, и вот все захвачено ритмом, отмеряемым на ударных щетками. Басы поползли под ногами, заглядывая под юбки, вкрадчивый ритм завладел всем вплоть до сознания. Даже сердце стучало заодно с ним. «Melody» Роллинг Стоунз. Ольга была опьянена. Движение становилось всеобщим, музыка вводила в транс. Тела девушек стали влажными от мужских рук. Было тесно и душно, но тем удушьем, которое вводит в экстаз.
Зудин был сзади, Ольга жалась к нему всем телом, терлась об него спиной и бедрами. Он уперся ей в ягодицу, и почувствовал, как она прижалась еще сильней.
Гитарист прикоснулся к микрофону губами. Бархатный до хрипоты голос не пел, а как будто рассказывал, бормоча в ухо, что сегодняшняя ночь станет волшебной, сегодня можно все… Гитара очнулась от дремоты, застонала, заголосила срывающимся голосом. Черные пальцы трепали струны, терли их о лады, извлекая из металла человеческие эмоции.
Тело Ольги стало горячим и отзывчивым на прикосновения. Зудин притянул ее за талию, прижался губами к шее чуть ниже уха. Она склонила голову, подставляя шею.
Натанцевавшись, они вернулись за столик. Ольга положила перед собой свои прекрасные длинные руки, и Зудин накрыл их большими ладонями. Они молчали, выравнивая дыхание, разговаривали глазами. Она улыбалась робко, уголками губ, а он широко, сверкая зубами.
Деревья, камни на берегу, запахи, кроваво-золотой закат — все было незнакомым и приветливым как новый друг, обнимающий за плечи. Солнце село, море простилось с ним, сверкнув на прощанье золотистой шкурой. Сумерки вышли из джунглей, распластались по берегу, взяв в заложники свет фонарей.
На столе стояла бутылка и бокалы с вином. Зудин и Ольга сделали по глотку.
— Как тебе здесь? — спросил он.
— Это рай, — прошептала она.
Принесли горячее. Они были голодны и приступили к еде с аппетитом. Ольга ела, опустив глаза, а Зудин не оставлял своего неотрывного внимания к ее юной непосредственной красоте. Он смотрел на ее выставленное из-под стола круглое колено, полную голень и пальцы с накрашенными ногтями в босоножке.
— Давай, больше не будем пить? Эту бутылку допьем и все, — сказала она.
— Почему?
— Мне достаточно, а тебе еще ехать.
— На скутере-то? — усмехнулся он. — Хорошо. Больше не будем. А когда приедем, откроем еще бутылку.
Музыканты играли великолепно. Мотивы регги, музыки с других берегов, где тоже море и пальмы, очень подходили этому острову. Люди танцевали перед сценой, внизу на песке, на пляже; большими компаниями, парами и в одиночку, кто как. Повсюду были загорелые татуированные тела. Дух праздности и свободы царил на острове.
Они отъехали совсем немного, когда Зудин остановился на пустынной дороге посреди тьмы. Далеко за деревьями пробивался тусклый свет фонаря.
— Хочешь научиться ездить на скутере? — спросил Зудин.
— Не сейчас же.
— Это совсем просто!
— Ты шутишь?
— Как на велосипеде.
— Я пила!
— Чуть-чуть — не считается. Попробуй, ты удивишься, когда узнаешь, как это просто!
— Ладно, но только если ты будешь рядом, — согласилась она.
— Мы будем вместе.
Они поменялись местами. Зудин взял ее за талию.
— Это газ, это тормоз. Потихоньку прибавляй газ и отпускай тормоз. Давай.
Ольга попоставила ноги на подножку.
— Почему мы не падаем? — спросила она.
— Что значит: почему не падаем?
— Я убрала ноги, а мы стоим.
— Я-то не убрал, — он засмеялся. — Газу!
Она дала газ, и скутер резко взял с места.
— Ой!
— Не бойся!
Зудин рулил, придерживая руль левой рукой.
— Сбавь немножко!
Ольга резко сбавила газ; получилось, как будто нажала на тормоз. Скутер завилял на дороге, но Зудин выровнял ход.
— Мы едем! У тебя отлично получается! — кричал он.
— Я боюсь! — она взвизгнула.
— Не бойся! Ты молодец!
Впереди показалась машина. Ольга резко крутанула руль, и они съехали с дорожного полотна. Зудин увел скутер от столкновения с деревом, но плавно затормозить уже не мог. Скутер подпрыгнул на кочке и завалился на бок. Падая, Зудин схватил Ольгу в охапку, и она упала на него.
— Ай!
Он почувствовал, как она сжалась от страха. Он лежал на сухой земле, а она на нем, сжавшись, как маленькая девочка.
— Ты цела?
— Да, — пробормотала она.
— Где больно?
— Нигде…
Зудин разомкнул объятия. Ольга поднялась, опираясь о землю. Он вскочил и стал осматривать ее всю, тиская плечи, руки, бока, ноги, задрал платье и смотрел на нее, как будто в потемках мог что-то увидеть. Была лишь небольшая ссадина на внутренней стороне правого колена.
— Я так испугалась, — Ольга положила голову ему на плечо.
— Все хорошо, хорошо, — Зудин погладил ее по спине. — Зачем ты так резко повернула?
— Она ехала прямо на нас…
Он засмеялся.
— Тебе показалось. Мы бы спокойно разъехались.
— Извини.