Миклош Акли дает аудиенции.
Будто почуяв угрожающую Ему опасность, Акли в эти дни носа не высовывал из Бурга. У него и без того было достаточно дел, чтобы не скучать, ходили слухи, что император был без ума от него. Околдовал его придворный шут, как какой-нибудь Калиостро13. Вся Вена говорила об этом, впрочем без всякого раздражения. Все же в конце концов лучше, когда императором управляет человек, прикидывающийся дураком, чем глупец, который притворяется мудрым. "Плодами мудрости мы уже сыты, по горло, - приговаривали весельчаки- венцы, - отведаем теперь плодов глупости". И они сочиняли всевозможные каламбуры, например такие: " если кто-нибудь хочет сделать карьеру при дворе, он должен сначала АКЛИматизироваться." Возможно молва и преувеличивала влияние Акли, но все равно, вера в таких случаях сильнее самого факта. И все, кто хотел добиться чего-то у императора, начинали обхаживать Акли. Нередко это были весьма высокопоставленные лица, так что квартира Акли стала своего рода министерской приемной. С утра до вечера люди беспрерывной чередой входили и выходили из нее. Об этих "аудиенциях" сам Акли, смеясь, так докладывал императору:
- Я башмак султана, который все целуют; на мне мед милости вашего величества, и мухи и осы так и липнут ко мне.
Императору нравилось, как Акли играл роль шута-протектора. Ведь это всего-навсего шутка. Человек тщеславный, который так любил любоваться собой, он не против был увидеть себя лишний раз даже и в кривом зеркале. Однажды ему пришла в голову идея установить в комнате Акли ширму, спрятавшись за которой мог бы послушать выступление своего дурака! И он отлично веселился во время этих "аудиенций".
Приходит к шуту один пожилой человек, доктор Крупинский из Граца, написавший книгу "Болезни органов грудной полости", которую он посвятил императору Францу. Теперь ученый собирался на личную аудиенцию к императору, но предварительно заглянул к Акли, которому он в свое время тоже подарил экземпляр книги, и теперь хотел попросить его: настроить его величество благожелательно.
- Его величество очень понравилась эта красивая книга, и я думаю, он милостиво примет ее в дар, - сказал Акли доктору.
- Значит он остался доволен? Радостно воскликнул ученый муж.
- Очень. Мы вместе с ним читали ее этой зимой. Исчерпывающий, хорошо сделанный труд.
- О, как я счастлив! - пролепетал добрый человек Крупинский. - Как хотелось бы, чтобы и у меня всегда перед глазами был бы какой-либо доступный всеобщему обозрению знак высочайшего одобрения.
- Гм, если я вас правильно понял, - уточнил шут, - вы, собственно говоря, хотели бы получить какой-то знак отличия?
- Именно это я имел в виду, - признался ученый, стыдливо потупив голову. - И если бы вы были так любезны и согласились в некотором роде быть человеком, который поспособствовал бы этому...
- О, господи! - воскликнул Акли, изобразив ужас на лице. - О чем вы говорите?! Загубить такой гениальный труд! Тогда я возьму свои слова обратно. Хотя я всего-навсего шут, дурак. Но император-то, он же умный человек, и он будет вынужден, скорее чем я, изменить свою благоприятную точку зрения на ваше произведение. Ну, как же это вы так, сударь?! Вы написали большую книгу о всех грудных болезнях, наиболее явственные признаки которых раньше всего бывают видны, если бросить взгляд именно на грудь. Но вы забыли при том о самой распространенной из болезней, которой, судя по всему, страдаете и сами. Нет, нет! Вы не должны ни о чем подобном даже заикаться на приеме у его императорского величества и таким образом напоминать об этом серьезном пробеле в вашей книге!
Ученый муж тотчас потерял всякое желание получать орден, и он, с печалью посмотрев на пустую петлицу своего фрака, как ошпаренный, выскочил из комнаты.
Следом за ним камердинер Грабе доложил о приходе некоего изобретателя, шляпника из города Праги по фамилии Варнинг, который изобрел куклу на пружинах. Кукла, если ее били молотком по голове, стрелкой показывала на шкале силу нанесенного удара. Нынче этот аттракцион очень популярен и распространен повсюду. За два филлера куклу почем зря колотят веселые мастеровые в Народном Пратере14, соревнуясь между собой, кто посильнее ударит ее молотком, и когда удар достигнет определенного максимума, то есть когда по силе сравняется с десятью оплеухами, зазвенит колокольчик, удостоверяя: вот нашелся крепкий малый.
В ту эпоху даже и щипцы для снятия нагара со свечей считались страшно остроумным изобретением, а уж железная голова, изобретенная Варнингом, вообще считалась за чудо, подобно шахматному автомату Кемпелена15. У изобретателей этой забавной куклы была еще и вполне определенная политическая тенденция, поскольку у первого экземпляра куклы голова была Наполеона Бонапарта. Едва шляпный мастер появился в Бурге со своим изобретением, которое он собирался преподнести императору в подарок, двор буквально забурлил. Высказывались доводы - за и против - и всевозможные догадки, как поступит австрийский император с "наполеоновской головой" - примет подарок или отклонит? При венском дворе обычно на большом огне жарят маленькие антрекоты, а большие куски мяса всегда почему-то неуклюже роняют в огонь. Ну а на сей раз, когда в Европе полыхает такой кострище?
Меттерних был против принятия подарка. Неприлично, говорил он, таким ребяческим способом оскорблять главу другого государства. Старый Гвожданович, любимый венгерский генерал императора, с обычной для его прямотой и резкостью сказал так: "Однажды какой-то турок выстрелил в статую Кинижи16, но пуля отскочил от мрамора и угодила турку в голову".
- Не советую принимать подарок: нельзя. Да и неуместен он, - заметил Иоган Лихтенштейн. - Вспомните, что Наполеон лупил нас совсем не так. Нет, таким способом мы с ним никак не расквитаемся. Словом, не ясно было, примет император такой странный дар, или нет. И мастеру-шляпнику посоветовали попытать счастья у Акли. Вот он и явился к императорскому шуту. Длинный, как жердь, некрасивый малый с шеей вроде грифа у гитары, по которому вверх и вниз беспрестанно бегал кадык, все время вот-вот прорвать где-нибудь кожу на шее и выскочить наружу.
- Это вы сделали машину? - спросил его придворный шут.
- Да, сударь.
- И пришли ко мне, чтобы я поддержал вас, а его величество принял бы ваш подарок?
- Да, сударь. Умоляю Вас, помогите мне.
- А другого способа вы не видите, как найти применение вашему изобретению? Всегда же ведь найдется какой-то чудак-богатей, который хорошо заплатит за такую штуковину.
- Да, сударь. Умоляю Вас, помогите мне.
- Верно говорят, что император редкий скупердяй, - доверительно ухмыляясь, сообщил шляпник. - Да мне-то денег от него и не надо.
(Миклошу Акли показалось, что за ширмой послышалось недовольное ворчание).
- Так чего же вы хотите? - спросил Акли.
- Чтобы он мня актером в придворный театр назначил. Вот в чем было бы мое счастье. Слышал я, что эти парни хорошие денежки загребают и живот себе - веселятся! А балериночки! это тоже не шуточки! Райский сад, где совсем даже не запрещено вкусить от любого яблока. Ну опять же аплодисменты там, венки лавровые и все такое! А я бы там изобрел что-нибудь еще и получше. Всегда мечтал о такой жизни! А что касается таланта, то открою Вам, ворочается что-то вот тут внутри у меня постоянно..
- Может быть, глиста завелась? - засмеявшись, спросил Акли. - Но почему вы не хотите по-прежнему зарабатывать свой хлеб порядочным ремеслом?
- Плохо идут дела, сударь, со шляпами. Сообразите сами, на сей день ведь уже у каждого есть по одной шляпе.
- Ну, и какие же роли вы собирались играть в театре? - с любопытством допытывался шут.
- Героев! Одних только героев! Королей в горностаевых мантиях. И рыцарей!
Акли рассмеялся.
- Героев? Вы? С этаким-то ростом и телосложением? И как вам такое в голову пришло?
Шляпник горделиво выпятил грудь.
- Кому? Мне? Так вот знайте же, сударь, что я четыре года состоял на службе в Вюртенбереге, в гусарском полку!
- В качестве коня? - спросил шут с придурковатой миной и голосом, полным удивления, которые и составляли секрет достигавшегося им впечатления.
Из другого угла комнаты, за ширмой послышалось что-то вроде сдавленного смеха, и Акли поспешил выпроводить шляпника, приободрив его на прощание:
- Можете на меня рассчитывать. Один дурак обязан всегда помогать другому.
И шляпнику в самом деле повезло, потому что императорским чадам очень понравилась новая игрушка. И как ни противились господа придворные, император не мог никак сладить с детьми и в конце концов принял для них в подарок шляпникову машину. Ну, разумеется, только после того, когда графу Штадиону, министру иностранных дел, с его большим дипломатическим опытом удалось рассеять все возможные связанные с этим осложнения. (Кажется, это и было крупнейшим успехом австрийской дипломатии в то время.) Одним словом, граф Штадион прежде отослал куклу к слесарю, который перековал голову, так что она даже отдаленно больше не походила на завоевателя мира, а скорее напоминала голову заурядного еврея. И когда, наконец, игрушку отнесли в покои к детям, на голову были даже наклеены пейсы. Однако маленькая Мария-Луиза колотила своей крошечной белой ручкой куклу щекам, по-прежнему уверенная, что бьет при этом Наполеона17.