Виктория Александер - Милая грешница

– Я намерен видеться с ней по возможности чаще, – коротко сказал Гидеон.

«Если можно, то каждый день и, несомненно, каждую ночь».

– Ты ведь знаешь, что я считаю ее своим другом, – сухо заметил Хелмсли.

– Мне это хорошо известно.

– Это дает мне право спросить о твоих намерениях. – Он говорил непринужденным тоном, но выражение глаз было серьезным.

Норкрофт аж застонал.

Гидеон приподнял бровь:

– О моих намерениях?

– Да, – кивнул Хелмсли.

– Послушай, Хелмсли, – взмолился Норкрофт, – ты – ее бывший любовник, а не папаша.

– Я ее друг и отношусь к обязанностям друга серьезно.

– Но ты и мой друг тоже, – сказал Гидеон. – Почему бы тебе не спросить у нее, каковы ее намерения относительно меня?

– Он никогда ни в малейшей степени не интересовался намерениями какой-нибудь женщины по отношению ко мне, – печально покачал головой Норкрофт. – Я, возможно, не переживу такого пренебрежения.

Хелмсли игнорировал его слова.

– Если возникнет такая ситуация…

– Я могу сказать тебе, какими были мои намерения до прошлой ночи, – сказал с озорной улыбкой Гидеон. – И какими они являются на данный момент.

– Вот как? – Хелмсли приподнял бровь.

– Мы намерены наслаждаться компанией друг друга так долго, как оба того пожелаем.

– Понятно, – сказал Хелмсли. – Я хотел бы рассказать тебе кое-что о Джудит. Думаю, тебе было бы полезно это знать.

– Я предпочитаю обо всем узнать сам, – заявил Гидеон. И о том, как ее тело выгибается навстречу ему в порыве страсти, и о том, как стекленеют ее глаза в моменты наивысшего наслаждения, и о том, как ее сердце бьется рядом с его сердцем.

– Я это понимаю, – сказал Хелмсли, искоса взглянув на него. – Но я не имею в виду интимные подробности.

– Слава Богу, – пробормотал Норкрофт.

Хелмсли чуть помедлил, как будто не был уверен, стоит ли это говорить.

– В Джудит много такого, чего сразу и не увидишь.

– Того, что видят глаза, более чем достаточно, – хохотнул Гидеон. – Возможно, Джудит Честер – самая независимая женщина из всех, которых я встречал. В то же время она прелестна и весьма красива. – Он отхлебнул бренди. – Она, знаешь ли, установила правила – более точного слова не подберешь – для нашей связи.

– Правила? – Норкрофт насмешливо фыркнул.

– Правила? – нахмурил брови Хелмсли. – Для меня она никогда не устанавливала правил.

«Это потому, что она не прыгала в твою постель очертя голову», – улыбнулся своим мыслям Гидеон.

– Правила? – не веря своим ушам, повторил Хелмсли. – Как я уже говорил, Джудит не такая, какой ее считают. Она чрезвычайно скрытный человек, и эта ее беспечность всего лишь напускная. За долгие годы мне приходилось иногда видеть проявления ее подлинного характера, и я знаю, что она не такая сильная, какой кажется.

– Как и многие из нас, – пробормотал Норкрофт.

Хелмсли пристально посмотрел на Гидеона:

– Что тебе известно о ее замужестве?

Гидеон пожал плечами:

– Только то, что, по ее мнению, они с мужем были родственные души.

– Это я тоже слышал, хотя мне она о нем никогда не говорила, – сказал Хелмсли. – И тот факт, что она рассказала об этом тебе…

– Она сказала это случайно, – остановил его Гидеон, – не придавая этому никакого значения. – Однако признание Джудит, насколько он помнил, его как-то странно задело.

– Ну что ж, когда мы с Джудит были… вместе, я навел кое-какие справки о ее муже…

Норкрофт приподнял бровь:

– И она тебе это разрешила?

– Она об этом не знала, и я не хотел бы, чтобы она узнала об этом сейчас, – сказал Хелмсли и, встретившись взглядом с Гидеоном, добавил: – Договорились?

Гидеон кивнул в знак согласия.

– Джудит вышла замуж за барона Честера, когда ей едва исполнилось семнадцать лет. Он был немногим старше ее, но уже имел титул и обладал довольно большим состоянием. Судя по слухам, ходившим в то время, они влюбились друг в друга с первого взгляда. И почти сразу же поженились. – Хелмсли отхлебнул глоток бренди. – На следующий год умерли родители Джудит.

– Сразу оба? – спросил Гидеон. Хелмсли кивнул:

– Кажется, от оспы. Они завещали ей кучу денег, но у Джудит, кроме мужа, никого не осталось. – Хелмсли на мгновение задумался. – Насколько я слышал, он был довольно странным типом, воображал себя поэтом. Кажется, семьи у него не было, кроме сестры. Они частенько устраивали грандиозные экстравагантные вечеринки, но ходили слухи, что у него периоды хорошего настроения перемежались приступами депрессии. Он умер через три года после того, как они поженились.

– Каким образом? – спросил Норкрофт.

– Произошел какой-то несчастный случай, но подробностей никто не знал, по крайней мере никто из тех, с кем я разговаривал. Все это я слышал от многочисленных женщин из моей семьи. Если бы ходили какие-нибудь сплетни или рассказывали какую-нибудь пикантную историю, женщины Эффингтон наверняка знали бы об этом. То, что они не знали подробностей, означает, что либо Честер был чрезвычайно скрытен…

– Как и его жена, – пробормотал Гидеон.

– …либо что-то было не в порядке.

– Не в порядке? – переспросил Норкрофт. – Что ты хочешь этим сказать?

– Не в порядке с Честером? – Гидеон наклонился вперед. – Может быть, он был болен?

– Не знаю. Джудит никогда о нем не говорила.

– Это уже само по себе странно, не так ли? – задумчиво произнес Гидеон. – Казалось бы, женщина, влюбленная в своего мужа, должна время от времени упоминать его имя.

– Если только она не старается забыть его, – сказал Хелмсли.

– Или если она не желает ни с кем делиться дорогими воспоминаниями, – добавил Норкрофт.

– Возможно, – пожал плечами Хелмсли. – Свой зимний сад она завела после его смерти. Думаю, она перенесла свою страсть к мужу на растения.

– Может быть, – сказал Гидеон. – Джудит – натура страстная. Это видно по всему, что она делает. Но я не понимаю, почему ты считаешь, будто она не такая женщина, какой кажется.

– Сам не знаю. – Хелмсли допил бренди и передал пустой бокал проходившему мимо официанту, который моментально заменил его полным.

Одно из приятных преимуществ частных джентльменских клубов заключалось в том, что персонал знал привычки каждого члена клуба и их желания исполнялись прежде, чем джентльмен успевал высказать их вслух.

– Знаешь, Уортон, женщины обычно находят меня чрезвычайно обаятельным.

– И при этом скромным, – рассмеялся Гидеон.

– Дружба у нас с Джудит получается лучше, чем что-либо другое.

– Это, несомненно, объясняется тем, что ты такой обаятельный, – усмехнулся Норкрофт.

– Такой вывод напрашивается сам собой, – вздохнул Хелмсли. – Однако, когда мы были более чем друзьями, она не… мы просто не… то есть я – да, а она, очевидно, нет…

– «Очевидно, нет» – что? – медленно переспросил Гидеон.

Хелмсли пожал плечами:

– Не будем говорить о моем обаянии. Просто мои чувства к ней были значительно сильнее, чем ее чувства ко мне.

Норкрофт приподнял бровь:

– Ты в нее влюбился?

– В Джудит так или иначе каждый влюбляется, – отмахнулся Хелмсли. – А я не влюбился. Ну, скажем, влюбился, но не полностью. Она осознала, что это может привести к катастрофе, и закончила наши отношения, но сделала это так мило, что мы остались друзьями, а иногда бываем и больше чем друзьями.

Гидеон пристально посмотрел на своего друга:

– Ты все еще влюблен в нее?

– Полагаю, что, как ни странно, я действительно немного влюблен и всегда буду влюблен в нее, – хохотнул Хелмсли. – Я, конечно, не хочу, чтобы моя молодая жена об этом узнала.

– Да уж, ей это едва ли понравится, – поморщился Норкрофт. Хелмсли недавно женился на кузине Норкрофта, причем женился по любви, если кто-то еще верит в такие вещи. Помоги ему Господь.

– Итак, – сказал Гидеон, осторожно подбирая слова, – поправьте меня, если я что-нибудь неправильно понял. Ты полагаешь, что Джудит не такая, какой кажется, потому что она не поддалась твоему обаянию?

– Нет, я думаю, что Джудит боится поддаться обаянию какого-либо мужчины. Боится показать свои подлинные чувства.

– И все же я…

– Ты не рассказал мне, что произошло прошлым вечером, и, хотя это меня восхищает, сам факт, что ты ничего не сказал, о многом говорит. Я не припомню, чтобы Джудит когда-либо с кем-либо вступила в связь так быстро.

– Ну и?.. – прищурился Гидеон.