Валерьевич - один из самых принципиальных и беспристрастных педагогов в
нашей школе. Поверь мне. Он одинаково относится ко всем своим ученикам,
никого из них не выделяя. А это сложно, если учесть, что он мужчина, а
преподавать ему приходится среди такого количества симпатичных, в
большинстве своем не совсем сексуально уравновешенных девушек.
- Ага! - усмехнулась я. - Порой я вообще сомневаюсь, что он живой мужчина и у
него все в порядке с ориентацией. Может он... робот? Или гей? Девчонки перед
ним иной раз такое вытворяют. А ему хоть бы хны. Лицо каменное, челюсти
сжаты, лишь хмуриться немного. Вот и вся его реакция.
- Ох, и доведете вы его когда-нибудь. Уйдет он от нас. А мне действительно жаль
расставаться с таким сильным и нравственно устойчивым педагогом.
- Я тебя умоляю, мама! Нравственно устойчивый? Это с виду он такой весь
правильный, а копни поглубже...
- Мне достаточно того, что я вижу! - отрезала мама. - Так ты согласна на мои
условия?
- А у меня есть выбор? Ты умеешь загнать в угол...
- Тебя загонишь... - вздохнула мама. - С тобой по другому невозможно, Мила. Ты
же упрямая, как... Вся в отца. Это ты не оставляешь мне выбора.
- Ладно, мам. Давай не будем разводить демагогию. Я принимаю твои условия. Я
подтягиваю оценки по предметам, а ты подписываешь договор, заверенный у
нотариуса, что обязуешься оплатить мою учебу в мастерской Марининой,
проживание на съемной квартире. Ну и... прочие расходы. По рукам?
Мама как-то обреченно вздохнула, немного помолчала, затем протянула руку и
пожала мою вымазанную в краске ладонь.
- По рукам.
Я ненавидела утро. Ненавидела овсянку, которую мама неизменно готовила на
завтрак. Ненавидела дорогу в школу.
Закинув рюкзак за спину и воткнув наушники, я брела от остановки с видом
человека, идущего на казнь. Я пообещала матери поговорить с Арсением
Валерьевичем и вчера мне казалось это вполне осуществимым. Ну что мне стоит
подойти к нему и попросить для себя дополнительные часы? Не исключено, что в
восторге от этого он не будет. Может скривится немного. Вздернет этак удивленно
- или насмешливо - одну бровь. Но как отказать дочери директрисы? У него, как и
у меня, нет выбора. А так может "премию" получит в благодарность от Аллы
Викторовны. Мама у меня человек благодарный и об оказанных ей услугах не
забывает. Тем более, что наш Арсений Валерьевич не женат и девушки постоянной
не имеет - если верить слухам, конечно. Так что времени у него - хоть отбавляй.
Черт! Кислицына машет. Эта странная девчонка вдруг ни с того ни с сего решила,
что я остро нуждаюсь в жилетке, в которую могла бы поплакаться - если что. Она
так и сказала: "Обращайся, если что." Ага. Бегу и падаю. С чего она это взяла, я до
сих пор не понимала. Уже недели две как она делила со мной парту - обычно я
сидела одна, зачастую на задних рядах - и, возомнив себя моей закадычной
подружкой, всячески выпытывала подробности наших с Темным отношений. Не
иначе кем-то подослана. Но я орешек крепкий. И не такие зубы об меня ломали. Я
наплела ей, что мы с Темным до сих пор любим друг друга и ждем
совершеннолетия, чтобы пожениться. Ну прямо как современные Ромео и
Джульетта! Ксюха горестно вздыхала, даже слезу пустила - так ее взволновала
история нашей несчастной любви. В результате это она рыдала на моей довольно
скромной - по современным меркам - груди, оставив на любимой белой футболке
черные следы от туши. Похлопав "подругу" по плечу, я заверила ее, что лить слезы
пока еще рано. Мы с Темным так просто не сдадимся и будем бороться за свою
любовь - на зло всему миру. Согласиться ли она на роль подружки невесты на
нашей свадьбе? Слезы тут же высохли на наращенных ресницах Ксюхи. Она
просияла.
Ну ладно, с этой все ясно. Что, собственно, делать с Темным? Его нахальная
улыбка и антрацитово-черные глаза до сих пор снились мне по ночам. Да он и в
реале не давал мне покоя. Зажимал по углам и требовал объяснений, а я лишь
кусала губы и, улучшив момент, по-детски сбегала. Конечно, он злился. Я хорошо
помнила тот день, когда сообщила ему, что между нами все кончено, как сжалась
его челюсть и побелели костяшки на кулаках, когда он, замахнувшись на меня,
отвел тяжелый взгляд и что есть силы ударил в стену за моей спиной. Я закусила
до крови губу, по привычке придерживаясь когда-то заключенной с самой собой
договоренности, что как бы не было больно, я не буду плакать. Весь свой слезный
лимит я исчерпала, когда погиб отец. Для Темного мои слезы означали бы
зеленый свет. А пустых надежд я давать не хотела. Все кончено - и точка.
Переживет он, переживу и я. Тем более, что я не первая у него и далеко не
последняя. Пройдет неделя-другая, и он забудет мое имя, и наши с ним отношения
останутся в прошлом.
- Ну что, Милка, готова к экзекуции? - подхватила меня под локоток Ксюха. - Я
пол ночи учила эту дребедень.
- Я тоже.
На этот раз я не лукавила. Учить стихи для меня то еще наказание. Но если
выучила, то на всю оставшуюся жизнь. Запоминалось надолго.
К кабинету литературы мы подошли в пятнадцать минут восьмого. Я громко
постучала. Тишина.
Блин. Это еще что такое? Неужели наш литературный гуру опаздывает?
Я толкнула дверь и замерла с отвалившейся челюстью. Ксюха за моей спиной
пораженно охнула, затем захихикала.
Наш Арсений Валерьевич, одетый как всегда с иголочки, стоял возле доски и как-
то уж очень равнодушно целовался с Катькой Перовой из параллельного класса.
Или отвечал на поцелуй. Или был застигнут врасплох. Так сразу и не поймешь.
Заметив нас краем глаза, Арсений Валерьевич обхватил Катю за талию и
буквально оторвал от себя. Хм. Смущенным и виноватым он не выглядел. Лишь
немного уставшим. Понятно. Катька подлым образом совращает нашего учителя.
Решила взять его нахрапом. Разоделась вся: шпильки, блузка в облипочку, юбка-
мини.
- Арсений Валерьевич, а что... - начало было язвительно Ксюха и резко умолкла от
болезненного тычка в бок. Молчала бы уже, подхалимка несчастная.
- Перова, - обратилась я к блондинистой пигалице, - изобрази сквозняк, будь
любезна. Нам с Ксюхой стих сдавать нужно. А времени в обрез.
Катька сжала челюсти, глаза ее метали молнии, но зубоскалить, видимо, не
решилась. Знала, что связываться со мной не стоит. Схватила крохотную сумочку, в
которую и помада-то едва помещалась, и выбежала из класса, раздраженно
хлопнув дверью. Хм. Не страшно. Двери-то казенные.
Я запихнула рюкзак под парту в первом левом ряду, прямо напротив
учительского стола, и стрельнула глазами в сторону Кислицыной.
- Ты долго еще там стоять будешь? Скоро звонок на урок. Мне нельзя опаздывать.
Арсений Валерьевич, - повернулась я к взиравшему на меня из-под нахмуренных
бровей учителю, - вы готовы принять мой должок или вам все еще нужно время,
чтобы прийти в себя после... кхм... сексуального домогательства со стороны