Трейси Гарвис-Грейвс, вы и ваша литература вдохновляете меня. Я так благодарна вам за то, что вы нашли время и ответили на мое электронное сообщение просто ради того, чтобы помочь почти незнакомому вам коллеге-писателю. Без вашей помощи я не рискнула бы сама опубликовать книгу.
Благодарю Марису и Полу, двух девушек, незнакомых друг с другом, но так похожих друг на друга – блогера и читателя, влюбленных в чтение и рассказывающих о книгах. Их объединяет то, что они в глаза меня не видели, но наперегонки рекламируют книгу «Милая» везде, где только могут. Большое спасибо вам за то, что болеете за мою книгу и за меня на протяжении всего это времени.
Спасибо вам, Тэннер Дж. Джупин – не потому, что обещала вас здесь упомянуть, а потому что благодарна за ваши добрые слова и ободрение.
Спасибо писателям Кэри Хейвуд и Пенелопе Рейд за то, что возили меня по всему Орландо, и просто за то, что вы – потрясающие люди.
Кэти Эванс, Ким Карр, Патриции Манн, Кайли Скотт, Кори Сколник, Бриджет Сэпмсон и Джоанне Уайльд – авторам, чье мнение было важно для меня, которые поддерживали меня и иногда, при необходимости, посылали мне виртуальные сигналы тревоги. Спасибо вам, подруги!
Всем восторженным читателям и блогерам, которые признались в любви к книге «Милая» и помогли ее распространению: ВЫ – ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ! Каждый положительный отзыв и правдивый обзор заставляли меня расплываться в улыбке от уха до уха. Сердечно благодарю вас.
Мой редактор, Джентай Кьюпиа, спасибо вам за то, что вложили так много сил в меня и этот роман и уделили такое пристальное внимание деталям. С нетерпением жду, когда мы с вами поработаем над следующей книгой.
Спасибо вам, агентство «Jane Rotrosen Agency» и Кристина Хогреби, вы – мой «Джерри», с профессионализмом и теплом слушавшие меня, когда мне это было необходимо, веселые, когда мне хотелось расслабиться и вселявшие в меня спокойствие, когда меня охватывало волнение. Спасибо вам за это, но больше, чем за что-либо другое, я благодарна вам за то, что вы так упорно трудились и верили в меня.
Рейчел, спасибо, что слушала мои бессвязные речи, допоздна засиживаясь со мной и помогая мне выжимать все соки из Миа и Уилла.
Я усвоила так много уроков, пройдя этот путь. Терри Литтлфилд, мой замечательный читатель, подруга и йог, научила меня самому главному: как важно уметь ко всему относиться серьезно и в тоже время смеяться до слез, оставаться мужественной и не бояться быть слабой.
Хизер, ты способна найти даже самую неуловимую из ошибок, у тебя, леди, глаз зоркий, как у ястреба. Я никогда не забуду наш разговор в тот вечер, когда ты закончила читать книгу. Спасибо тебе за эти слова и нашу долгую дружбу, спасибо за все, что ты сделала для меня на этом пути, особенно за дезодорант как раз перед фестивалем «Book Bash».
Моя дорогая подруга Карла, я бы не смогла закончить книгу, не удели ты мне столько времени и сил. Спасибо тебе за то, что отнеслась к этому серьезно и вселяла в меня мужество, без которого я не смогла бы продолжать.
Я знаю, что книга «Милая» навсегда осталась бы безымянным спасением от слабоумия объемом в двадцать пять страниц, навсегда похороненным в моем компьютере, не будь Энжи, первой читательницы, чирлидера, самой лучшей подруги и безнадежного романтика. Спасибо за то, что ты на каждом шагу говорила мне: «Пиши больше, посылай чаще, а я все равно люблю тебя».
Благодарю Сэма и Тони – моих прелестных, блестящих и терпеливых мальчиков, спасибо вам за то, что вдохновляли меня стараться из всех сил. Я очень люблю вас за все, что происходит вокруг, и за все, что происходит у нас в душе.
И наконец Энтони, который, кстати, указал мне, что Уилл не должен говорить Миа: «Прошу тебя, женщина», потому что, по его мнению, это звучит женоненавистнически. Ты – самый классный, самый упорный и самый честный парень из всех, кого я знаю. Спасибо тебе за то, что подбадриваешь меня, веришь в меня и искренне любишь меня… и спасибо за исходный материал…;)
Посвящается Джексону, самому лучшему псу на свете.
Покойся с миром, приятель.
Бонус: две главы,
от лица Уилла…
Трек Х: Я учусь летать
– Три порции текилы, пожалуйста. – Прислонив сумку и гитару к барному табурету, я огляделся, прежде чем взобраться на него. Бары в аэропортах производят странное впечатление. Они непохожи на обычные, куда ты приходишь встретиться с людьми и пообщаться. Сюда заходят те, кто, ожидая посадки в терминале, хотят нализаться, страшась полета. Все выглядят рассеянными и пялятся в огромный телевизор над барной стойкой.
Бармен казался самым заинтересованным человеком в мире. На секунду я задумался, не заказать ли мне пиво «Dos Equis».
– Эй, босс, я возьму еще «Dos Equis».
– Получай.
«Наливай скорее. Мне нужно выпить. Я ненавижу летать».
Я почувствовал, что кто-то тянет меня за левую штанину. Посмотрев вниз, я увидел пару голубых глаз. Спрыгнув с табурета, я нагнулся, чтобы оказаться лицом к лицу с крохотным малышом. Он покачивался.
– Что случилось, парень? Ты не слишком молод, чтобы тут находиться?
– Я поферял маму. – Губы его искривились, а потом у него на глазах выступили слезы и – о, черт – черты его лица исказились, и он разревелся.
– Успокойся. Успокойся, приятель. Я помогу тебе найти ее. Я дождался, пока он перестанет рыдать, дважды глотнув воздух широко открытым ртом. Потом он начал икать. Малыш был прелестным, у него были светло-голубые глаза и лохматые белокурые волосы, ниспадающие на лицо. – Ладно, чувак, как она выглядит?
– Хммммм… Она фыглядит, как моя мама.
– Да… Этого мне вряд ли хватит. – Я широко улыбнулся, он икнул, а потом хихикнул.
– Хммммм… – У нее фрасифые фудри.
«Черт, бедный малыш. Он не выговаривает «к» и «в».
– Что еще?
– Она флассная дефчонка.
– Она классная девчонка, да? – Я улыбнулся, когда он кивнул. – Не сомневаюсь.
Как раз в этот момент, подняв глаза, я увидел растрепанную женщину, которая, прерывисто дыша и прижимая руку к сердцу, смотрела сверху вниз на меня и на ребенка.
– Ты совершенно прав, братишка. Она – классная.
Он снова хихикнул.
Глубоко вздохнув, мамаша прошептала:
– Спасибо тебе, господи.
– Не стоит благодарности, – сказал я, вставая. На ее серьезном лице тут же заиграла легкомысленная улыбка.
– А вы забавный.
Я усмехнулся, а потом подмигнул ей. Ее лицо мгновенно залил румянец.
– Вы очаровательны, вам это известно?
«О господи, как она занервничала».
Я заметил, что у ее ног прячется еще один ребенок. Еще я заметил блеск обручального кольца. Она начала бормотать:
– Вы… вы хотите меня закадрить?
Я вскинул брови, а она начала истерически хохотать.
– Я немного старо…
– Детка, любви все возрасты покорны. Однако я вижу, что вы заняты… Хорошие женщины всегда заняты.
Через динамик объявили посадку на мой рейс. «Черт».
– Ладна, я побегу, – сказал я, а затем переключил внимание на мальчишек. – А вы, глупыши, ни на шаг не отходите от мамы, тогда вы сможете присмотреть за ней, договорились? – Они оба кивнули. Я протянул ей руку. – Меня зовут Уилл. Приятно познакомиться с вами…
– Лорен. Мне тоже.
Бросив взгляд на барную стойку, я увидел, что моих напитков там больше нет. Сказав напоследок: «До свидания», я направился к своему выходу, абсолютно трезвый, с гитарой, которая стучала мне по спине.
«Проклятие, как я ненавижу летать».
Несколько раз в году я возвращался в Детройт, чтобы повидать семью, и всякий раз давал себе зарок, что больше никогда не полечу. Три года назад я начал посещать психиатра, доктора Чёрта. Серьезно, такая фамилия. Мысль о том, зачем кому-то ходить к психиатру, у которого фамилия Чёрт, все еще озадачивает меня, но я пошел. Еще хуже было то, что его звали Адольф. Изумительно. Адди Чёрт. Как бы то ни было, Адди Чёрт порекомендовал мне особый вид психотерапии под названием «In Vivo», чтобы я победил свой страх перед полетами. Я должен был придумывать, а потом записывать все самые ужасные сценарии. Начиналось с ерунды: турбулентность, странные шумы, детский плач и раздраженные пассажиры. Потом мы продвигались вперед, неделю за неделей, до тех пор, пока я не стал сочинять истории о том, как мы огненным шаром падаем на землю, тела людей засасывает в иллюминаторы, кругом оторванные конечности, кровавое месиво, ну вы знаете. Адди записывал эти кошмарные истории, когда я читал их ему вслух, а потом снова и снова прокручивал запись, а я в это время съеживался, корчился, метался и переворачивался, и чуть ли не рыдал, как ребенок, лежа на его жуткой медицинской кушетке.