– Это еще что за номер?! – Роман обернулся. – Похоже, начинать нужно было с тебя. От баб всегда одни неприятности. Впрочем, еще не поздно. Он медленно обернулся. Черное пистолетное дуло уставилось на Симу. – Ну, так и быть, начнем с тебя…
Прут не понадобился. Илья просто врезал долговязому по шее с такой силой, что заныла рука. Не издав ни звука, тот начал медленно заваливаться вперед. Илья подхватил упавший пистолет, огляделся. Перочинный нож лежал на каминной полке, рядом с катушкой скотча. Торопясь освободиться от пут, Северин порезался. Нож оказался острым как бритва.
У Ильи были все основания для спешки: второй где-то возле дома, и неизвестно, есть ли у него оружие.
Долговязый не подавал признаков жизни. Сима пыталась встать с кресла.
– Илья, развяжи меня!
Ее вытянутые вперед руки дрожали.
– Сима, слушай меня! Сейчас ты поднимешься на второй этаж и останешься там до тех пор, пока я не разрешу тебе спуститься. Ты поняла меня, Сима? – Он сжал ее лицо в своих ладонях, поймал мечущийся взгляд. – Поднимаешься наверх и не спускаешься, пока я не позову. Ясно?
– Макс! Там Макс! Пусти меня! – Она оттолкнула его руки, пошатываясь, побрела к лестнице.
Илья проводил ее долгим взглядом и, только услышав, как скрипнула дверь на втором этаже, вернулся к камину.
– Ты кое-что не учел, – прошептал он, обыскивая карманы долговязого, – в этом доме я на своей территории.
Входная дверь открылась практически бесшумно. Сквозняк колыхнул портьеру, взъерошил волосы Ильи. Он стремительно обернулся.
Выстрел и звук захлопнувшейся двери раздались одновременно.
Илья выбежал на крыльцо – никого! Где он мог спрятаться?
Из-за дома раздался рев мотора – на подъездную дорожку вылетел мотоцикл.
Илья прицелился. Он не был силен в стрельбе, но существовал шанс, что удастся попасть в колесо. Он уже готовился нажать на курок, когда из дома донесся душераздирающий крик. Рука дрогнула, пуля царапнула ворота. Мотоцикл, поднимая тучи пыли, стремительно удалялся. Илья чертыхнулся и бросился к дому. Перепрыгивая через ступеньки, помчался вверх ко лестнице.
Дверь, ведущая в спальню, была открыта. На голой, ничем не застеленной кровати лежал мальчик. Смуглая, скуластая мордашка, каштановые волосы. На тонкой шее – серебряный крестик на веревочке. Синяя футболка выбилась из джинсов, обнажая впалый живот. На ногах – полосатые носочки и белые кроссовки с развязанными шнурками.
На полу перед кроватью, уткнувшись лицом в пыльный матрас, сидела Сима. Ее трясущиеся руки шарили по худенькому тельцу ребенка. Матрас не заглушал истошный звериный вой.
– Сима! – Илья с трудом отлепил побелевшие пальцы от двери и перешагнул порог. – Сима, что с ним?
Она вздрогнула, очень медленно обернулась. Илье показалось, что прошла целая вечность. За эту вечность он успел несколько раз умереть. Никогда в жизни он так не боялся. Он свято верил, что родительский инстинкт отсутствует у него напрочь, и не мог понять отцов, с умилением демонстрирующих фото своих отпрысков. Дети, эти шумные, непонятные существа, вызывали в нем только тихое раздражение и ничего больше. Никогда раньше он не встречался с мальчиком, лежащим на узкой кровати. Он увидел его всего лишь несколько секунд назад, но уже точно знал, что пополнил стройные ряды безумных папаш.
Это его сын! И с ним не может случиться ничего плохого… Никогда! Ни за что! Им еще нужно познакомиться, научиться доверять друг другу. Они станут настоящим друзьями. Он научит сына водить машину, ведь все мальчишки обожают технику. Он станет брать его с собой на тренировки. Он будет встречать его из школы и помогать с домашними заданиями. Вместе они станут ходить на футбол, кататься на роликах и резаться в компьютерные игры. Им еще так много предстоит постичь…
А потом он увидел бесцветные глаза Симы…
– Он не дышит… Я пыталась его разбудить, а он все не просыпался… Я его даже ударила… Понимаешь? Я ударила своего ребенка!
Футбол, ролики, компьютерные игры, домашние задания – ничего этого не будет. Он не успел…
Комнату заволокло багряным туманом.
– Ты уверена? – Илья попытался оторвать Симу от ребенка. – Ты абсолютно уверена?
– Пусти! – Она мертвой хваткой вцепилась в синюю футболку. – Уйди! Не трогай нас!
– Сима, перестань! Мне нужно убедиться… – Илья сам не знал, в чем ему нужно убедиться. Он просто хотел дотронуться до своего ребенка.
– Уйди, уйди, уйди! – Костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Она не хотела, чтобы он разделил с ней горе. Она не хотела подпускать его к сыну.
– Сима, не мешай мне! Может, мы еще сможем его спасти…
– Он не дышит!
– Пусти меня, черт возьми! – Он ударил ее по лицу наотмашь, со всей силы.
Сима не издала ни звука, лишь прижала ладонь к щеке и медленно, словно тряпичная кукла, сползла на пол.
Его сердце разрывалось, рука горела огнем.
– Прости меня, – он склонился над мальчиком, – я должен попытаться.
Илья не знал азов реанимации. Он не знал, с чего нужно начинать. Он просто рванул вверх синюю футболку и прижался ухом к тому месту, где, по его разумению, должно было быть сердце.
…Сквозь закрытые веки пробивался солнечный свет.
Ее мальчика больше нет, а солнце продолжает светить. Так не должно быть. Должна наступить кромешная тьма. Часть этой тьмы уже начала заполнять все ее существо. Скоро она выплеснется наружу, и у солнца не останется ни единого шанса.
Свет померк.
Вот оно, начинается…
– Дура!!! Какая же ты дура!!! – В голосе слышалась смесь злости и облегчения.
Снова он… Даже сейчас не может оставить ее в покое…
Не открывая глаз, Сима попыталась оттолкнуть настойчивые руки.
– Оставь меня! Ну, пожалуйста…
– Он жив! Мальчик жив! Он просто очень крепко спит! Понимаешь?! Ты меня слышишь?!
В этот момент Илья готов был придушить ее собственными руками за тот ужас, который пережил по ее вине. Он поверил ей безоговорочно. Разве мать может ошибаться в таких вещах?! Разве у нее есть право на такие чудовищные ошибки?! Он поверил ей и поэтому слабое, чуть слышное «тук-тук» принял за слуховую галлюцинацию.
Нельзя обольщаться. Потом будет еще тяжелее. Но на всякий случай, просто чтобы не мучиться бесплодными надеждами, Илья прижал пальцы к тонкой детской шейке и отчетливо почувствовал слабую пульсацию.
Где-то на окраине сознания вновь замаячили призрачные образы: футбол, домашние задания, ролики, огромный праздничный торт, перемазанная шоколадом смуглая мордашка его сына (все дети любят шоколад), улыбающаяся Сима перебрасывает через плечо «высокотехнологичную» косу…
Пасторальная картинка мигнула и погасла.
Потом. Предаваться мечтам он будет позже, а сейчас нужно действовать.
– Открой глаза! Иначе я отделаю тебя похлеще нашего милого приятеля! – Голос был требовательным, он не давал Симе погрузиться в спасительную темноту. Он, словно крючок, засел в мозгу и грубо, рывками, вытаскивал ее на поверхность.
– Открой глаза, женщина! Ты нужна своему ребенку! Твой сын жив!
«Твой сын жив!» Крючок дернулся, и, задыхаясь, Сима вынырнула из темноты.
Перед ней на коленях стоял Илья, бледный, осунувшийся, с влажными, прилипшими ко лбу волосами.
– Привет! – Он улыбнулся.
Сима вцепилась руками в его свитер, заискивающе, как дворовая собака, заглянула в глаза:
– Макс жив? Ты меня не обманываешь?
Илье вдруг стало невыносимо стыдно за этот ее заискивающий, тревожный взгляд, за свою грубость и за ее слабость. Она так же, как он сам несколько минут назад, страстно хотела и боялась поверить. Как он ее понимал…
– Иди к нему, Сима. – Он бережно поставил ее на ноги и подтолкнул к кровати. – Побудь с ним. Я скоро вернусь.
Илья сбежал на первый этаж. Долговязый так и не пришел в себя. Из кармана его брюк он достал мобильник, вызвал «Скорую» и полицию. Потом секунду подумал и связал долговязого шнуром от портьеры. Скотчу он с некоторых пор не доверял.
12
Это же форменное безобразие! Нарушение больничного режима! – кипятился врач. – Раньше она не отходила от больничной койки, потому что мальчик был без сознания. Это я еще могу понять. Но теперь, когда жизни ребенка ничто не угрожает, когда он быстро идет на поправку… В общем, так! Нечего ей делать в больнице! На нее же страшно смотреть! – Его голос стал еще строже. – Трое суток почти без сна. Не хватало еще, чтобы ей стало плохо в моем отделении! Мне, знаете ли, своих пациентов достаточно! Сегодня же заберите ее домой!