Лула уже с трудом сдерживала слезы.
– Держу пари, она бы тобой гордилась.
Сквозившая в его улыбке печаль разбивала ей сердце…
Повисла неловкая пауза. Тристан, похоже, размышлял над тем, что сказала Лула. А потом вдруг резко махнул рукой, словно разгоняя сгущавшуюся напряженность и безудержную тоску.
– Так или иначе, но, заботясь о процветании компании, я подверг себя тяжелейшему прессингу, и все остальное в моей жизни отошло на задний план. Например, мои отношения с Марси. У меня и мысли не возникало воспринимать ее серьезно, ведь это означало бы сделать приоритетом что-то другое, кроме бизнеса. Тогда-то и вмешался мой брат, предложив ей то, что она хотела. – Тристан помрачнел на глазах.
– Как по-твоему, ты сможешь когда-нибудь помириться с ним? – осторожно поинтересовалась Лула.
Тристан повернулся к ней, и угрюмое выражение сбежало с его лица.
– На самом деле я уже помирился. Отныне именно он будет управлять семейным бизнесом. – На сей раз его улыбка вышла удрученной. – Это пойдет ему на пользу, научит брать на себя ответственность за дело вместо того, чтобы принимать заботу окружающих.
Лула вздохнула, собираясь с духом, чтобы задать вопрос, который настойчиво крутился у нее в голове:
– Ты все еще любишь Марси?
Тристан какое-то время молчал, обдумывая ответ. Эти несколько томительных секунд сердце Лулы колотилось так оглушительно, что он наверняка мог его услышать.
– В то время я считал, что у нас хорошие отношения, потому что мы никогда, насколько я помню, не ссорились. Но правда заключалась в том, что мы не были по-настоящему близки, настолько, чтобы у нас появился какой-то повод для ссоры. А если мы и спорили о чем-то, я быстро сглаживал острые углы с помощью денег: покупал Марси то, что, как мне казалось, она хотела. Я давал ей все, о чем бы она ни попросила. Кроме моего безраздельного внимания и любви.
Тристан горько рассмеялся.
– Она говорила, что я не видел в ней человека, только вещь. Я не понимал, что она имела в виду, пока не встретил тебя. Пока ты не заставила меня воспринимать тебя как личность, а не ту, от кого можно откупиться, кого можно задобрить деньгами. Ты заставила меня увидеть тебя настоящую, понять, что ты мне небезразлична.
Лицо Лулы озарилось надеждой, и Тристан с трудом удержался от желания привлечь ее в свои объятия, чтобы никогда больше не отпускать. Но ему еще нужно было так много сказать – перед тем, как он все-таки поддастся настойчивому желанию затащить Лулу в постель и наглядно продемонстрировать ей, как сильно она ему небезразлична.
Он положил руку ей на колено, словно прося Лулу дать ему сказать все, что нужно, не прерывая. Лула кивнула, поощряя его продолжать.
Тристан собрался с духом, и сердце застучало в его груди, как отбойный молоток.
– Когда отец снова женился и я позволил себе полюбить свою мачеху, у меня появилось ощущение, будто я предал маму.
Он посмотрел на Лулу, и она снова кивнула. В ее глазах отразилось самое искреннее сочувствие.
– Потом мачеха ушла, и я почувствовал себя ужасно глупо из-за того, что позволил себе так быстро привязаться к ней. Мне настолько не хватало мамы, я так хотел, чтобы кто-нибудь заполнил зияющую пустоту, образовавшуюся в моей жизни после ее ухода, что с готовностью стал любить первого же человека, согласившегося заслонить собой эту брешь. А потом я снова попался на эту удочку – и научился отключаться от эмоций по поводу всех своих многочисленных мачех.
– Прекрасно понимаю, почему ты так реагировал.
Тристан благодарно сжал ее ногу, осознавая, что теперь-то Луле известно, почему он так настороженно относится к окружающим.
– Хуже всего, как я теперь понимаю, было то, что я стал переносить это и на своих девушек. У меня появилась подобная дурная привычка, и я не осознавал проблемы до тех пор, пока ты не появилась в моей жизни и не указала мне на нее. Марси отказалась от меня, когда ей не удалось пробить железную стену, за которой я прятал эмоции. А ты заставила меня думать о том, каким образом мое отношение влияет на тебя, прежде всего тогда, когда вынудила меня изрядно потрудиться, чтобы вернуть тебя на работу. Именно в тот момент я стал думать о тебе как о реальном человеке, индивидуальности, а не безликой подчиненной, которая добивается своего, пытаясь манипулировать мной. Узнавая тебя, проникаясь к тебе симпатией, я все больше и больше увлекался тобой, и это пугало меня до смерти.
– Не могу представить, что ты чего-то боишься. Ты – такой хладнокровный!
– Не слишком-то. Отсюда и все мое властное поведение на днях. Мне нужно было найти способ контролировать страх, который ты вызывала во мне.
Ее глаза изумленно округлились.
– У меня и в мыслях не было вызывать у тебя такие чувства! Хотя я знаю, что могу быть немного неуступчивой, бросать вызов.
– Мне требовалось, чтобы ты бросила мне вызов. Я вечно скрашивал свою жизнь деньгами, которые давали мне ощущение покоя и защищенности, но они никогда не приносили мне счастья. В сущности, они лишь сделали меня подозрительным и замкнутым, боящимся рисковать, особенно своими отношениями. Большую часть жизни я улаживал проблемы при помощи денег, но тебя-то я купить не мог, и это все перемешало в моей голове. В хорошем смысле.
Лула засмеялась и посмотрела вниз, туда, где его рука, горячая и тяжелая, все еще лежала на ее ноге.
– Я думала, что окончательно отпугнула тебя, когда практически потребовала, чтобы мы поженились.
– Меня пугал не брак как таковой, это была отговорка, меня приводило в ужас чувство, лежащее в его основе, – необходимость полностью посвятить себя кому-то другому. Я никак не мог этого принять. Потому что, когда я что-то обещаю, никогда потом не отказываюсь от своих слов. Это – навечно, а вечность – слишком долгий период времени, чтобы провести его с тем, в ком ты не уверен. Особенно если есть дети, ради которых все нужно сделать правильно. Мне не хочется, чтобы мои дети прошли через ад потери одного родителя за другим, как я. Это несправедливо.
– Абсолютно с тобой согласна. – Лула энергично закивала, и ее глаза в который раз зажглись надеждой.
Тристан знал, что должен быть с ней, даже если это означало отказаться от жесткого контроля над своей жизнью. В сущности, он даже хотел ослабить хватку – ради Лулы. Испытать что-то новое, то, что одновременно пугало и приятно будоражило его, но лишь в том случае, если она будет рядом. Он хотел пережить все это с ней.
Тристану никогда не удавалось вообразить себя в долгих отношениях с Марси, но он вдруг осознал, что отныне не может представить самого себя без Лулы. От одной только мысли об этом у него защемило в груди.
– И, отвечая на твой вопрос, – я не люблю Марси. Я люблю тебя.
Лула поспешила отвести взгляд, и Тристан почувствовал, как она дрожит под его прикосновением.
Он вдруг обмер, осознав, что не услышал радостного ответа, на который рассчитывал.
– Лула? Что-то не так?
Она подняла глаза, в которых ясно читался страх.
– Я боюсь, что ты не знаешь, какая я на самом деле, Тристан. Ты знаком лишь с Таллулой, которую я тебе показала, и, когда ты узнаешь меня настоящую, наверняка будешь разочарован.
Тристан нахмурился и придвинулся к Луле, чтобы заверить ее, что этого не произойдет. Такого просто не может быть.
– Та, кого ты мне показала, и есть настоящая ты, Лула. Я знаю, ты думаешь, что притворялась той, кто, по-твоему, всем нравится. Но ты не могла бы стать такой, если бы эти черты – жизнерадостность, чувство юмора, эксцентричность – не были присущи тебе с самого начала. Ты просто скрываешь их до тех пор, пока не начинаешь доверять человеку.
Тристан положил руку ей на щеку и приподнял ее лицо, заставив Лулу взглянуть ему в глаза.
– Это одна из тех черт, которые я так в тебе люблю: у тебя есть тайная сторона, которую ты демонстрируешь только избранным. Мне кажется, ты, не осознавая, включила меня в круг этих людей. Когда мы встретились, Луиза была маской, позволявшей тебе быть самой собой. Ты показала мне свое истинное лицо, притворяясь ею, потому что могла возложить вину за любой свой недостаток на нее. Ты могла прикрываться ее ошибками, а не своими. Это классическая техника отвлечения внимания. Я видел каждую твою сторону, Лула, и я люблю их все. Я никуда от тебя не уйду.
– Правда? – спросила она, из последних сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Конечно, правда. – Тристан улыбнулся и смахнул с ее щеки непослушную слезу. – Знаешь, по-моему, я наконец-то начинаю понимать привычку своего отца влюбляться. Первый порыв напоминает сильный, вызывающий эйфорию наркотик. Но, в отличие от отца, для меня история на этом не заканчивается. Я хочу развивать свою любовь всеми возможными способами, даже когда мы злимся друг на друга. Я не могу представить своей жизни без тебя.