Затем, только мы вдвоем остаемся в комнате, укомплектованной зеркалами и туалетными столиками для праздника. И пока я осматриваюсь и замечаю все особенные штрихи, которые Эми создала с целью убедиться, что все идеально для свадьбы, я ощущаю этот внезапный порыв привязанности к ней. В любом случае, она заботливая женщина, и я знаю, что она любит Габби, но все же она изо всех сил старается, дабы убедиться, что Габби знает это. В этот день ей нужно почувствовать, что она — часть семьи больше, чем в любой другой. Габби идет за ширму в углу комнаты, и я слышу шуршание чехла, в котором висит ее свадебное платье, пока она его открывает. Я не совсем уверена, что сделать или сказать, чтобы заставить ее почувствовать себя лучше, поэтому присаживаюсь на край кровати.
— Тебе нужна помощь? — спрашиваю я, отчаявшись, разорвать тишину между нами.
— Пока нет. — Ее голос слегка дрожит, и могу сказать, что она отчаянно пытается держаться.
Зная ее слишком хорошо, я хочу сказать ей, что плакать — это нормально. Но глубоко в душе я понимаю, что это ничем не поможет. Вместо этого я пытаюсь переключить ее внимание с того, чего ей не хватает, на то, что она обретает.
— Ты обретаешь очень классную семью, Габ, — говорю я тихо. — Они все очень сильно тебя любят.
Она не отвечает, но в этом и нет необходимости. Я знаю, что она прекрасно понимает, как каждый из семьи Райтов относится к ней. Как только я собираюсь открыть рот, чтобы завести какой-нибудь разговор, Габби выходит из-за перегородки с опущенной головой и, дойдя до зеркала в полный рост, которое прислоненно к стене, останавливается.
— Поможешь застегнуть?
Я подхожу к ней и медленно застегиваю молнию. Это платье создано для Габби: элегантное и сдержанное. Великолепное. Классическое. Прекрасное облегающее платье из кружева и шелка с вырезом "сердечко" и абсолютно идеальным силуэтом для ее фигуры.
Когда платье застегнуто, я встаю перед зеркалом, чтобы взглянуть на Габби. Позади нее через окно сияет солнце и отражается от зеркала, отбрасывая на ее лицо красивый свет, а волосы, собранные сзади, подчеркивают высокие скулы и тонкие черты лица.
— Посмотри на себя, — тихо говорю я, улыбаясь сквозь слезы, наворачивающиеся на глаза. Кажется, будто только вчера мы вдвоем играли в переодевание в спальне моей мамы и притворялись, что готовимся к нашим собственным свадьбам. И вот она, выглядит великолепнее, чем кто-либо из нас мог бы себе представить. — Ты так прекрасна, Габ.
И эти слова, наконец, заставили ее заплакать, возможно потому, что больше всего на свете она хочет, чтобы ее мама и папа были здесь, говоря их ей.
— Я скучаю по ним, Келли, — говорит она, и слезы текут по ее щекам. — Мне хотелось бы, чтобы они присутствовали здесь. — Это настолько похоже на нее — пытаться держать себя в руках, потому что она всегда была тем типом людей, которые считают, что они должны быть сильными ради всех остальных, и после смерти родителей это только усилилось. Это произошло ровно через месяц после восемнадцатилетия Габби. Мистер и миссис Морган вышли из дома, нарядившись для похода в театр, но из-за грозы дороги были скользкими, и мистер Морган свернул позднее лишь на долю секунды...
Я провела ночь в ее доме, и стояла рядом с ней, когда она открыла входную дверь двум сотрудникам полиции, выразившим свои соболезнования. Я редко отходила от нее во время следующих тяжелых месяцев. Такой опыт образует настолько прочную связь между двумя людьми, что ей даже не нужно говорить, что она собирается сказать. Я уже знаю это, и мне хотелось бы сделать что-нибудь, дабы воплотить ее желание в реальность.
— Я бы все отдала, чтобы они были здесь, — шепчет она.
— Я знаю, — говорю я, крепко обнимая ее. Изо всех сил стараюсь подобрать правильные слова, не желая выказывать ей банальные сантименты, говоря ей, что они в лучшем мире, откуда присматривают за ней. Такой тип мышления редко утешает человека, который предпочел бы, чтобы его близкие были рядом. — Я люблю тебя, — наконец, вырываются из меня слова.
Она мгновение молчит, прежде чем говорит:
— Я тоже тебя люблю. — Ей требуется время, чтобы отпустить меня, и когда она отстраняется, то улыбается сквозь слезы. Она обмахивает лицо и быстро проводит по щекам обратной стороной ладоней, и я улыбаюсь ей. Она никогда не умела справляться со столь сильными эмоциями.
— Пожалуйста, расстегни платье, чтобы я смогла снять его до того, как испачкаю его тушью.
Я смеюсь, представляя ситуацию, которая бы последовала после того, как она поняла, что на ее нетронутом белом платье черное пятно. После того как я его расстегнула, она возвращается за перегородку в углу комнаты.
— Поговори со мной о чем-нибудь, что не заставит меня плакать, — говорит она, звуча немного более похожей на саму себя.
— Хорошо, — отвечаю я, ломая мозг над тем, чтобы придумать другую тему. В итоге, я выдаю тупейшую мысль, пришедшую мне в голову:
— Ты бы вышла замуж за Бена, если бы он разговаривал как бурундук?
Думаю, ее смех — самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала.
Глава девятая
Ближе к полуночи, настойчивые удары спинки кровати о мою стену с той стороны вынуждают меня покинуть спальню. На самом деле, Итан никогда не был таким диким в постели, так что, либо он пытается разозлить меня самым дешевым из возможных способов, либо его новая девушка серьезно раскачала его мир. Я понимаю, он хочет, чтобы я, по крайней мере, думала, что она именно это и сделала. С ним возможно все. Независимо от причины столь позднего нарушения спокойствия, я не хочу это слушать.
Поскольку я пока не собираюсь спать, могу попытаться немного поработать. Мои окна открыты, и ветерок, влетающий через них, приятно охлаждает, поэтому я хватаю ноутбук и выхожу на улицу, надеясь, что смогу поймать там сигнал Wi-Fi. Я выхожу во внутренний дворик и направляюсь к камину, щелкнув выключатель, который Нейт включал прошлой ночью. Гамак, висящий между опорами на правой стороне крыльца, практически взывает ко мне, поэтому я плюхаюсь в него и открываю свой компьютер.
В темноте я прищуриваюсь от яркости экрана, но глаза быстро привыкают. К счастью, мне удается подключиться к сети. В моем почтовом ящике есть несколько предложений о разработке сайтов, поэтому я просматриваю свой календарь, чтобы понять, смогу ли вместить работу в свое расписание. Ответив этим клиентам, я открываю проект, который практически закончила. Я играю несколькими размерами шрифта и корректирую некоторые цвета, пока конечный результат не устраивает меня.
— Ты собираешься спать здесь?
Я так пугаюсь, что чуть не вываливаюсь из гамака, но благодаря удивительно быстрой реакции с моей стороны, мне удается удержать ноутбук от падения на землю. Я так потерялась в своей работе, что даже не услышала, как подошел Нейт.
— Теперь уж точно не собираюсь, — задыхаясь, говорю я, театрально схватившись за грудь.
— Не хотел тебя напугать, — говорит он с легкой усмешкой, обходя гамак с дальней стороны. — Я увидел, что камин включен и решил убедиться, что все в порядке.
— На случай, если бы я оказалась вором? — спросила я, ухмыльнувшись.
— Воры обычно не присаживаются и не чувствуют себя как дома, но никогда не знаешь наверняка.
— Очевидно, что вор никогда не стал бы сидеть в гамаке.
Нейт улыбается, кончиками пальцев скользя по веревке.
— Не против, если я присоединюсь? Обычно, когда я приезжаю домой, это мое место, но теперь оно узурпировано одной... одной...
— Незнакомкой.
— Нет, — отвечает он мягко, покачивая головой. — Определенно, нет.
Мое сердце замирает, когда он смотрит на меня со скрытым желанием. Прежде чем передумаю, я двигаюсь, чтобы освободить место для него. Пробираясь на другую сторону гамака, он случайно касается рукой моей ноги.
— Господи, Келли. У тебя ледяные ноги.
— Поэтому я включила камин, — говорю я, спеша закончить письмо, над которым работала, когда он прервал меня.
Нейт спрыгивает с гамака, направляясь к шкафчику на другой стороне крыльца, и достает плюшевое одеяло. Он разворачивает его, направляясь ко мне, и накрывает меня, перед тем как вновь опуститься в гамак. Я невольно улыбаюсь тому, насколько он внимателен; кажется, ему всегда точно известно, что мне нужно, что замечательно, учитывая тот факт, что я знаю его всего несколько дней. Я решаю не зацикливаться на этом факте, потому что мысли о том, насколько он мил, застают меня врасплох.