— Вы же знаете, я оторвусь!

Мы с Габби встаем, и я иду с ней в конец парка, ближайший к ее офису. 

— Эй, — говорю я, звуча более нервно, чем на самом деле себя ощущаю, что удивляет меня. — Хотела спросить, ты бы была не против дать мне номер Нейта?

Она широко раскрывает глаза, застигнутая где-то между удивлением и счастьем.

— У тебя его еще нет?

Я качаю головой.

— Я не думала, что это было бы хорошей идеей, — признаюсь я.

— Но..., — говорит она, пока копается в своей сумочке, доставая блокнот и карандаш.

— Но я бы хотела поговорить с ним.

— О чем?

Как же она любит совать нос в чужие дела.

— О чем-то, — отвечаю ей. Отчасти от того, что я сама все еще не уверена, что именно хочу ему сказать, и отчасти от того, что, что бы я ни сказала, думаю, он будет первым, кто это услышит.

К счастью, она не продолжает допрос. Просто улыбается, протягивая мне клочок бумаги с его номером телефона.

— Чтобы ты знала, он спрашивает о тебе. 

После обеда я брожу по парку, проходя через футбольное поле и шагая в сторону детской площадки. В легком смехе детей на качелях есть что-то, что помогает мне расслабиться, сосредоточиться на своих мыслях. Я присаживаюсь на ближайшую скамейку, расположенную напротив этой травянисто-зеленой перекладинки качелей. Здесь, в тени под этими длинными крепкими ветвями вяза, прохладно. Он напоминает мне деревья в Вирджинии, возвращая мыслями к Нейту.

Я вздыхаю. Нейт.

Моя мама сказала мне вчера, что если я довольна своей жизнью, то мне следует продолжать делать то, что я и делаю. И сейчас я полностью готова признаться себе, что я не довольна, очень не довольна. И дело не в том, что я несчастна, а в том, что держу себя в стороне от того, чтобы быть счастливой, держась за прошлое. Оправдывая себя. Не пытаясь пойти на риск.

Моя жизнь сейчас заключается в том, чтобы оставаться в стороне, в безопасной зоне, наблюдая за тем, как люди проживают свои жизни. Я понизила себя до случайного наблюдателя за жизнью вокруг, вместо того, чтобы принимать в ней активное участие.

Это правда, что избегая риска, я избавляю себя от ощущения боли неудачи, но это мешает мне почувствовать радость обычной жизни. Теперь я осознаю, что Нейт нужен мне в моей жизни. И не от того, что я одинока, и не потому, что не могу жить без него. А потому, что он заставляет меня хотеть совершать все те вещи, которых я боюсь, и становиться той, кем я не являюсь, но так отчаянно хочу быть. Он заставляет меня желать открыться, сделать глубокий вдох и оценить всю красоту мира. О чем же еще я могу просить человека? Разбитое сердце кажется небольшой ценой в обмен на возможность жить полной жизнью, наполненной любовью и счастьем.

Теперь я боюсь, что могу потерять Нейта, даже по-настоящему его не заполучив, если уж на то пошло. Я не разговаривала с ним, с тех пор как он уехал в вечер свадьбы. Несмотря на то, что Габби сказала, что он спрашивал обо мне, не могу отрицать, что мне причиняет боль то, что он не пытался связаться со мной. И да, я прекрасно осознаю, какой лицемеркой меня это выставляет, большое спасибо. Я смотрю на неразборчиво написанный номер на ярко-розовом стикере, который держу в руке, и эти цифры заставляют мое сердце грохотать в груди. Все, что мне нужно сделать — набрать эти цифры, и я смогу услышать голос. Все, что мне нужно — набрать их, и я смогу рассказать ему, каково мне. Эти цифры могут привести к множеству замечательных вещей... почему же они так пугают?

Я засовываю руку в свою сумку, где лежит куча всего, почти по локоть, выуживая из нее телефон. Мне в запястье впивается острый край какого-то предмета, и я обхватываю его пальцами, задаваясь вопросом, что же это может быть. Вытащив руку из сумки, я не могу поверить своим глазам.

Это маленькая коробочка кукурузных хлопьев с прикрепленной к ней запиской.

Под адресом сказано:

Для здорового сердца.

Это от Нейта, который, кажется, всегда точно знает, что мне нужно, когда я нуждаюсь в этом. Я провела последние три недели, задаваясь вопросом, как я могла так быстро влюбиться в него, а теперь же думаю... как я могла НЕ влюбиться?

Я моргаю сквозь слезы, мое сердце чувствует себя намного целее, чем за всю жизнь, и настолько полным, что мне начинает казаться, будто я не могу это принять. Именно тогда я поднимаю взгляд прямо над скамейкой, на которой сижу, и вижу голубую табличку с белой надписью. Я разворачиваюсь и читаю, сжав спинку скамейки для опоры.

Эта детская площадка пожертвована и поддерживается «Bryson Interiors». 

Я разработала их веб-сайт два года назад, когда они были на грани банкротства, и теперь они оказывают спонсорскую помощь парку. Сейчас их бизнес процветает, так что полагаю, что могу взять небольшой кусочек похвалы за веселье детей на качелях в двадцати футах отсюда. Возможно, я причастна к улыбкам на их лицах.

Я не исцеляю рак, но оставляю свой след в мире, начиная с этой крошечной детской площадки в крошечном парке посреди Далласа. И Нейт был прав, это уже что-то. Это логично, что я думала, будто буду чувствовать такую близость к нему, находясь так далеко, учитывая, что делала все возможное, дабы увеличить расстояние между нами, пока мы были вместе.

Я все поняла, Вселенная. Все поняла.

Телефонного звонка недостаточно, нужно пойти на риск.

И я, наконец-то, готова рискнуть.

За рекордное время я добираюсь до дома, затем бросаюсь в свою комнату и скидываю кучу одежды в чемодан. Даже не обращаю ни толики внимания на то, что бросаю в него, мне все равно, абсолютно все равно. Быстро пишу записку своей матери на обратной стороне старого конверта, прыгаю в машину и трогаюсь.


Глава двадцатая

Спустя примерно восемнадцать часов с момента, как я покинула Даллас, я стою на тротуаре перед домом Нейта в Боулдере. Он выглядит не таким, каким я себе его представляла, хотя в любом случае, Нейт и не рассказывал мне о том, как выглядит его дом. Он построен в американском архитектурном стиле XX века с темно-коричневым сайдингом и белыми ставнями. Безупречно благоустроенная лужайка с сочной травой и аккуратно подстриженными кустарниками. Деревья едва начинают менять цвет, намекая на осень, на кончиках листьев проявляются оттенки сдержанного красного и бледного желтого. Держу пари, через несколько недель они будут выглядеть так, будто объяты пламенем, и я ощущаю, как в груди возникает ноющая боль, потому что хочу быть здесь, чтобы увидеть это зрелище.

Я смотрю на адрес в записке, которую Нейт прикрепил к коробке кукурузных хлопьев и подбросил мне в сумку, затем поднимаю взгляд на цифры, выстроившиеся в идеальный ряд на навесе над крыльцом. Именно эта улица и, безусловно, номер дома тоже верный. На подъездной дорожке припаркован серый джип, его блестящая краска испещрена полосами засохшей грязи. Полагаю, он принадлежит Нейту и, вероятно, видел больше смертельно-опасных приключений, чем мне хотелось бы знать.

С тех пор как я запрыгнула в свой автомобиль и пересекла границу штатов, не было ни малейшего намека на нервозность, но теперь, когда я здесь, кажется, будто мое сердце готово вырваться из груди. Думаю, мне следовало позвонить, может быть, несправедливо заявляться сюда вот так, хотя, по сути, он оставил мне приглашение именно так и поступить. Уф, я могу стоять здесь и вести дебаты по этому вопросу до наступления темноты, или же могу просто набраться смелости подняться по ступенькам и позвонить в дверь. Что мне терять? Ничего, что я уже не потеряла.

Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох и медленный выдох и ощущаю малейший расслабляющий рывок на неотточенных гранях моих перевозбужденных нервов. Я готова рискнуть; риски не дают ощущение безопасности, Келли, они... ну, они ощущаются именно так. Я проделала весь этот путь не для того, чтобы оценить недвижимость в районе Нейта, так что настало время сделать шаг. Шаг вперед и посмотреть, была ли эта безумная поездка хорошей идеей или весьма-весьма плохой. Я поддаюсь вперед, словно получая некий толчок, и поднимаюсь к его двери.

Как только я поднимаю руку, чтобы постучать, дверь распахивается. Мое сердце ухает, когда я смотрю вверх на лицо, которое принадлежит не Нейту.