Но она не знала. Не видела.
Она молча спускалась к Павлу, обреченно и послушно двигаясь к тому, чтобы исполнить свою часть сделки… Омерзительную, тошнотворную, грязную…
Она почти не дышала, с ужасом плавая в своей пустоте и думая лишь о том, что с ней будет этой ночью, не зная, что Сережа в этот момент спешит к ней, отчаянно ругая пробки, что на ее телефоне целая куча сообщений и непринятых вызовов от него, что ей совсем не нужно никуда ехать…
Паша сидел в машине, крепко вцепившись в руль, и с большим нетерпением в глазах ждал ее. Женя быстро вышла из подъезда и, не дав ему даже рыпнуться к ней навстречу, проявляя медвежью галантность, сама открыла себе дверь и молча села, ничего не говоря.
Павел вздохнул, окинув ее огненным взглядом, и, с огромным интересом поглядывая на ее ножку, показавшуюся в вырез юбки на бедре, проговорил:
- Прекрасно выглядишь, Женечка. Тебе очень идет розовый цвет.
Женя сложила руки на груди и вдруг насмешливо и злобно проговорила:
- Подчеркивает мою наивность?
Паша вздохнул и поспешил вырулить из двора, взяв курс… неизвестно куда, но Женя так подозревала, что к нему домой, проговорив:
- Перестань, милая. Твоя наивность – это твое достоинство. Вообще все твои качества – твои достоинства… И пожалуйста, не злись, Женя. Представь, что ты на свидании. Не нужно относиться к этому, как…
- К насильственной оргии? – снова злобно проговорила Женя, вздохнув и чувствуя, как куда-то девается ее растерянность и пустота, сменяясь агрессивным чувством самосохранения. – Хорошо, Паша, постараюсь представить, что ты вовсе не поставил меня в безвыходную ситуацию, а я сама, по доброте душевной, решила продать себя за кругленькую сумму. Мне просто невероятно полегчало! – она отвернулась к окну, а Паша, помолчав, вдруг тихо проговорил:
- Извини. Может быть, я ужасен… Но у меня тоже не было выбора.
Остаток дороги они ехали молча.
Женя не поворачивалась в сторону Павла, но слышала его медленное дыхание в ее направлении и ощущала на себе его взгляд, будто он уже прикасался к ней, вызывая лишь жгучее отвращение в груди… Волосы, глаза, губы, подбородок, шея… Вздох. Женя сжала зубы, глубоко выдохнув. Шея, грудь, живот, бедро… Вздох. Как же спастись из этого кошмара???
А Паша все смотрел, все вздыхал, все улыбался своей победе, ослабив галстук на широкой шее и разрумянившись от собственных страждущих эмоций, атакующих его в ее присутствии… Скорей бы все закончилось. Женя даже представить себе не могла, что с ней будет этой ночью… Утро кажется таким далеким, осыпанным черным пеплом, безрадостным… На ее коже будет след его прикосновений, его губ, вся она будет словно пустой, использованной дурочкой… Одной из множества несчастных российских женщин из разряда тех, кто живет с нелюбимыми людьми, терпит побои от них и сквернословие в свой адрес, но все равно остаются с ними, потому что так ужасно боятся одиночества… Одиночество. Хуже не придумаешь наказания. Женя бы могла без мужчины… Наверное. Но ей очень сильно хотелось стать матерью. А когда у тебя есть ребенок – ты никогда не будешь одинока…
Павел заехал во двор элитной многоэтажки и встал на свободное парковочное место, очевидно, свое, потому что лавировал к нему среди машин, поворачивая то налево, то направо с сознанием дела, явно понимая, что оно его ждет.
- Приехали. Пойдем, милая. – проворковал он излюбленным нежным басом и в этот раз первым вышел из машины, подав Жене руку и помогая выйти.
Женя молча оглядывала шикарный, двадцатиэтажный дом, облицованный белым камнем, огороженный забором, с ухоженной придомовой территорией, идеальной новой детской площадкой, на которой сейчас резвились ребятишки, носясь по ней, как маленькие торпеды, с цветочными клумбами в виде звезд, ярко-выкрашенными лавочками и многим другим, поймав себя на мысли, что она никогда не бывала в подобных шикарных домах – все ее ухажеры жили гораздо скромнее… Но это не имело никакого значения.
Крепко обхватив Женину маленькую ладошку своей огромной лапищей, не давая ей ни малейшего шанса выскользнуть, Павел повел Женю к подъезду, уверенно и развязно шагая впереди, а Женя едва смотрела себе под ноги, по сторонам… куда угодно, лишь бы не на него, не на его широкую спину, толстую, красную шею, светлые, короткие волосы…
Они вошли в лифт, и Павел нажал на кнопку последнего этажа. Двери закрылись и лифт неспешно пополз, растягивая удовольствие пребывания с Пашей в закрытом пространстве.
Она не хотела смотреть на него, прислонившись спиной к зеркальной стене и не отрывая глаз от ковролина на полу, а Паша нежно мял ее руку в своей ладони, стремительно начинавшей потеть, поддавая в топку отвращения внутри Жени еще дровишек, а затем она заметила, как он вплотную шагнул к ней и, испытывая ужасную дрожь, ощутила его горячее, шумное дыхание на своей щеке, едва удержавшись, чтобы не поморщиться, а он вдруг провел рукой по ее кудряшкам и вздохнул:
- Женечка… Ты очень красивая, моя девочка… - шепнул он практически ей в ухо, и Женя закрыла глаза, задышав чаще, чувствуя, как нервное напряжение до боли сводит все ее мышцы, как она мечтает, когда это закончится, как же она жалела, что попалась на эту удочку именно к нему, к этому отвратительному, жирному, подлому Краснохатову… Она стискивала зубы, отчаянно удерживаясь, чтобы не отойти от него, чтобы не поморщиться от отвратительного запаха каких-то мужских духов и сигарет… Ей нужно держаться…
Спасительные двери отворились, и Женя, открыв глаза и мимоходом взглянув в раскрасневшееся Пашино лицо, заметила блеск разочарования в его глазах, и он первым вышел на площадку, потянув за собой Женю и торопясь скорее оказаться в квартире.
Отперев массивную сейфовую дверь в конце коридора, Паша любезно пригласил Женю жестом первой войти в его обитель, что она, собственно, и сделала.
- Располагайся, Женечка, чувствуй себя, как дома, проходи… - ворковал довольный, если не сказать, ликующий Паша, запирая за ними дверь и показывая руками на широченный коридор, из которого несколько дверей вели, по-видимому, в различные комнаты.
Женя выдохнула и, обрадовавшись возможности отойти от Павла подальше, скинула туфли и прошла в первую комнату налево, оказавшейся огромной гостиной.
Выглядела комната, конечно, идеально, считая панорамное окно во всю стену, из которого открывался потрясающий вид на добрую часть города, постепенно погружающегося в сумерки, и учитывая строгий, но выполненный с тщательным, дизайнерским подходом интерьер: темно-серый диван посередине, ламинат цвета слоновой кости, стены, выкрашенные в тех же серо-белых оттенках, плазменный телевизор, стеклянный журнальный столик и пушистый ковер с огромным ворсом.
Несмотря на отношение к Паше, комната Жене понравилась: чистая, без лишних предметов, идеально мужская… Подходит состоятельному холостяку. А вот интересно… Какая гостиная у Сережи?
Женя вдруг вздрогнула, испугавшись своих мыслей, чувствуя, как все в ней всколыхнулось старой болью и отчетливо понимая, что она даже, наверное, не смогла бы ее разглядеть, эту его гостиную - так дико, отчаянно и беззаветно она желала просто остаться с ним вдвоем… А гостиная… Там наверняка все обставила Ксюша…
Закусив губу и тряхнув головой, чтобы переключиться, Женя подошла к окну и замерла, с восторгом глядя на бесконечное море огней, светящиеся окна домов, медленно ползущие по проспектам автомобили, глядя на высоковольтные башни, вон там, левее – темнеющий парк Аттракционов и где-то справа, в череде серых, разновеликих, квадратно-прямоугольных девяти и пятиэтажек – ее дом… Такой далекий, будто на другой планете…
- Женя? Ужинать будем здесь или на кухне? Там тоже достаточно уютно, думаю, тебе понравится. – вернул ее к реальности голос Павла, и Женя со вздохом обернулась, увидев, как он снимает пиджак и галстук и небрежно скидывает их на кресло у стены, не сводя глаз с Жени, точнее, судя по направлению взгляда, с того места, что пониже спины, и Женя снова ощутила какую-то отчаянную злость, сложив руки на груди и проговорив:
- Зачем вообще ужин? Можем перейти сразу к делу. Чего время-то тянуть?
Паша подошел к ней и, укоризненно взглянув, взял за руку, проговорив:
- Женя. Я повторяю еще раз: это не насилие. Это свидание. Пожалуйста, позволь поухаживать за тобой, как положено! Я вообще-то стараюсь.