Вивиан в очередной раз посмотрел на него, но не ответил. Он выбросил в мусорную корзину использованные перчатки и достал из аптечки флакон с дезинфицирующей жидкостью для рук.
— Вы, наверное, думаете, что спасли мне жизнь, и теперь я должен вас благодарить?
— Вы мне ничего не должны. Я делал свою работу.
— Четыре года назад вы тоже делали свою работу. И у вас это отлично получилось.
Доктор Мори повернулся к нему и достал из кармана брюк портсигар.
— Я уже понял, что вы когда-то спали с Дитой, — сказал он и протянул Нику сигареты. — Угощайтесь.
Он взял сигарету и прикурил от зажженной Вивианом спички.
— Вы ничего не поняли, — покачал он головой, делая глубокую затяжку. — Это вы забрали ее у меня. Если бы вы тогда не шли домой по темным переулкам — какого черта, у вас что, сломалась машина? — и не вздумали играть в Спасителя, все было бы иначе!
— Не припомню, чтобы вы были дружны с ее покойным мужем. Если верить новостям, дела обстояли иначе.
— В этом-то и дело, доктор. Дела обстояли совсем, совсем иначе. — Ник убрал со лба влажные волосы. — Она почти каждый день клялась мне, что уйдет от него, но дальше слов это не заходило. Мне надо было убить его раньше, гораздо раньше! Не понимаю, зачем я тянул… и еще этот ребенок. Разумеется, после того, как она узнала о ребенке, все стало сложнее. И единственным выходом из положения для нее было выйти за него замуж. А что бы она ему сказала? Дорогой, это ребенок Ника Тейлора, моего любовника? Вы представляете, что бы началось? Сначала он убил бы ее, потом — меня, а потом пролилось бы еще черт знает сколько крови!
Вивиан стряхнул пепел с сигареты в раковину и кивнул. Он слушал, не перебивая.
— В тот вечер я был уверен, что правильно выбрал момент. В этом переулке не должно было появиться ни души. И знаете, о чем я думаю сейчас? Мне надо было убить его своими руками. Я просил убить его и не трогать женщину. Они убили его, женщину не трогали и ушли. Откуда я мог знать, что ей станет плохо? И откуда я мог знать, что вы пройдете там именно в тот момент?
— Хорошо, что вы не видели, как ваша женщина отреагировала на известие о том, что ее ребенок мертв. А также на известие о том, что у нее больше никогда не будет детей.
— Что бы вы понимали. — Ник махнул на него рукой. — Иногда у людей нет другого выхода. Я воевал в Ираке. Там люди убивали за еду и за воду, потому что у них не было выбора.
— Я никогда не понимал, не понимаю не пойму, зачем людям нужна война и зачем они убивают друг друга. Я полгода провел в Ливане, одинаково хорошо помню и раненых солдат, которым осталось жить пару дней, и мертвых детей. Позиция человека, который держит оружие, отличается от позиции человека, который держит скальпель. И я не собираюсь менять свою позицию. Думаю, и вы тоже не собираетесь менять свою. А поэтому, господин Тейлор, предлагаю не начинать дискуссию. Вы, как я понял, и так не очень хорошего мнения обо мне. Правда, я до сих пор не понимаю, почему. Не потому ли, что я спас жизнь вашей женщине?
Ник открыл кран в ванной и, потушив сигарету под струей воды, выбросил окурок в мусорную корзину — туда, куда пару минут назад отправились медицинские перчатки доктора Мори.
— Знаете, — заговорил он, — вы странный человек. Я лично знаю двух человек, которым вы спасли жизнь, помогли им тогда, когда другие врачи говорили, что они умрут максимум через год. Но все, к чему вы прикасаетесь, превращается в темную материю. Все люди, с которыми вы знакомитесь. Женщины, друзья. В вас есть какая-то черная сила, и лучше бы вам держать ее внутри, но она каждый раз выходит наружу и заражает других. Меняет их. Но не в хорошую сторону, а в плохую. Так получилось и с Афродитой. Когда-то она была другой. Но после того как она встретила вас, изменилась до неузнаваемости. Это совсем не та Афродита, которую я когда-то любил, хотя люблю ее и сейчас, несмотря ни на что. И она до сих пор обещает мне, что завтра, уже завтра оставит вас и будет только моей. Но сейчас обещания ее звучат не так категорично и убедительно, как звучали раньше, когда она встречалась с этим… — Ник решил не называть имени мужа Афродиты, он только зло передернул плечами. — Что держит ее рядом с вами? Что, черт возьми? Вы можете ответить мне на этот вопрос?
— Что-то да держит, иначе бы она со мной не жила.
Ник поморщился, потер повязку. Вивиан смотрел на него, не нарушая молчания, и ждал ответа.
— Интересно, доктор, вас что-нибудь может вывести из себя? Я только что сказал, что сплю с вашей женщиной, а вы и бровью не повели.
— Что я должен сделать? Может, застрелить вас?
— Неужели вы умеете стрелять?
— С трудом отличаю предохранитель от спускового крючка. Но зато отлично владею скальпелем. И мне очень хотелось бы отрезать вам язык. Я сделал бы это быстро и почти без крови, уверяю вас. Но вы уже сказали то, что сказали, и нет смысла прибегать к насилию.
— Так отдайте мне то, что принадлежит мне. Я люблю ее, вы понимаете?
Сотовый телефон Вивиана нарушил тишину негромким звонком.
— Да? Да, Роберт. Он спустится через пару минут. Я твой должник. — Он улыбнулся. — Пожалуй, парой дежурств на следующей неделе можно будет отделаться. И сытным обедом за мой счет.
Доктор Мори вернул сотовый телефон в карман.
— Вы можете спускаться, — сказал он. — Мой коллега ждет вас. Выходите из дома и спускайтесь во двор, его машина стоит рядом со стоянкой. Черная «вольво».
— Наверное, я должен поблагодарить вас, доктор. Не знаю, как вы владеете скальпелем — к сожалению или к счастью, мне не удалось этого узнать — но заштопали вы меня профессионально.
— Идите, господин Тейлор. И сделайте мне одолжение: если вас кто-нибудь подстрелит еще раз — с вашей работой такое может случиться — обращайтесь сразу в приемный покой.
***
Сидевшая в кресле Афродита поднялась навстречу Вивиану и Нику. Доктор Мори кивнул на прощание братьям Тейлор, и они вышли из квартиры, прикрыв за собой дверь.
— Ты поужинаешь, выпьешь чаю или пойдешь спать? — Не услышав ответа, Афродита посмотрела на Вивиана. — Ты со мной не разговариваешь?
— Эта татуировка у него на шее и твоя — это один и тот же трафарет?
Афродита поджала губы.
— Нет. Просто одинаковый рисунок.
— Скажи мне, это правда?
— О чем ты?
— Не задавай вопросов, просто ответь мне. Это правда?
— Послушай, Вивиан, это разговор не на пять минут и даже не на полчаса. И это слишком запутанная история, чтобы…
Он покачал головой и отмахнулся.
— Господи, Дита, я так и знал, что ты ответишь такими словами.
— Я все объясню. Но завтра тебе рано вставать, не думаю, что ночной разговор — это хорошая идея.
— Правильно. Потому что я не хочу об этом говорить. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.
Афродита сложила руки в умоляющем жесте.
— Мне не нравится, когда ты говоришь в таком тоне, — сказала она. — Этот тон означает, что ты ничего не понимаешь, но уже сделал выводы и принял решение. И уверен, что прав.
— Я скажу тебе, в чем я уверен. Точнее, в чем я был уверен до сегодняшнего дня. Я был уверен в том, что ты хорошо меня знаешь. И не менее хорошо знаешь, что я могу простить все, кроме лжи. Я простил тебе всех мужчин и всех женщин, которые у тебя были. Я простил тебе твое прошлое. Я прощаю тебе даже то, что ты не ночуешь дома два раза в неделю, хотя мы с тобой договаривались о другом. Но этого я тебе не прощу.
— Вивиан, иди спать. Мы поговорим завтра.
— Почему ты не сказала мне, что это был его ребенок?
— Что бы это изменило?
— Это ничего бы не изменило. Я хочу знать, почему ты мне солгала.
Она подошла к столу, взяла стакан с водой и сделала пару глотков.
— Потому что это прозвучало бы по-идиотски. Я замужем, но беременна от другого, и сейчас я потеряла и ребенка, и мужа, но до сих пор люблю своего любовника. Тебе не кажется, что это напоминает мелодраму?
— Ты права. Почему ты не сказала мне про своего любовника, которого ты до сих пор любишь? И почему ты четыре года спала с ним, живя со мной в одной квартире, но и словом не обмолвилось о том, как на самом деле обстоят дела? Тебя волнуют только мои деньги? Машина, кредитная карточка, одежда, косметика, университет, ночные клубы, наркотики, закрытые вечеринки. Если тебя волнует что-то еще, то почему бы тебе не выбрать кого-то одного, его или меня, и никого не обманывать?