- Только помни, тебе двадцать шесть и ты не становишься моложе.
Спасибо.
- Буду иметь это в виду. - Облизнув губы, я решила вернуться к нашей основной теме. - Средневековая пытка, - сказала я, и он наклонил голову. - Я не уверена, что это то... но раз уж ты спросил. В прошлом использовались иглы, подчас раскаленные, их вводили под ногти. Иногда так наказывали за плохо выполненную работу, иногда это был способ добыть информацию или расплата за преступление. А иногда просто проявление жестокости.
Он цокает языком, обдумывая информацию.
- Надо освежить мои знания о Средневековье, - Куинн собирается уходить, но останавливается. - Думаешь, ее парень способен на подобного рода насилие, и это не первая его жертва?
- Ты не захочешь услышать, что я об этом думаю, - я отвожу взгляд, и опускаю глаза к своим бумагам. - Это лишь гипотеза. По крайней мере, пока мы не получим подтверждающие факты. В любом случае она была подвергнута сексуальному насилию.
- Ну же, развлеки меня, - говорит он.
Пыхтя, я поднимаю на него взгляд, мы столько раз уже проходили это.
- Я думаю, что это умышленное убийство. Работал садист. И я уверена, что ее парень может быть не виновен.
- Ты просто не видела этого парня, - Куинн заскрежетал зубами и поморщился.
В ответ я закатываю глаза.
- Редкая мразь. С девятнадцати лет он числится в нашей базе правонарушений. И я могу сказать со стопроцентной уверенностью, что у него были приводы и до совершеннолетия.
- Может быть, - говорю я, вставая, тем самым давая Куинну понять, что пора бы ему уходить. Я устала и хочу вернуться к моей собственной работе, так что хорошо бы тебе убраться отсюда.
- Я думаю, наш преступник очень осторожен и хитер, и вряд ли он оставил явные улики. На месте преступления все продуманно. Несмотря на то, как выглядела разыгранная сцена, возможно, он впервые воплотил свои фантазии. Скорее всего, на планирование он потратил месяцы, а быть может и годы.
- Фантазии, связанные с этой женщиной?
Я качаю головой.
- Не думаю. Возможно, жертва выбрана и не случайно, но ее роль в этой сцене уже давно была продумана в его голове.
- Дай угадаю, - говорит Куинн, отходя от двери по направлению ко мне. –Преступник выбирает жертву, которая подходит под некий образ.
Внутренне возмутившись, я отвечаю:
- Да. Преступник определенно придерживается некоего образа. Хотя, там могут присутствовать незначительные расхождения.
- Убийца, - поправляет Куинн. - Значит, он продолжит придерживаться этого образа.
Я киваю в сторону двери.
- Быть может, парень сорвался и решил воплотить все свои фантазии с собственной девушкой, я допускаю это. Но я уверена, что преступник оставался спокойным и уравновешенным, даже в то время, когда истязал свою жертву.
Куинн кивает, и снова направляется к выходу. Он строит из себя жесткого, сварливого копа, но на самом деле под его суровой "хочу поймать всех плохих парней" внешностью скрывается хороший парень. И наверняка он никогда и никому не признается, что мои советы хоть иногда, но помогают ему; будь иначе, я бы не задержалась в этом отделе.
Это уже говорит больше, чем все его слова.
- И сходи к этому чертовому стоматологу, - говорю я, выпроваживая его из моего кабинета. - Мне надоело смотреть, как ты мучаешься из-за своего зуба.
Он ворчит.
- У меня нет времени на какой-то гребаный корневой канал.
- Ну да. Большой ребенок.
Куинн машет мне и уходит, в ответ я киваю головой. Этот мужчина повидал столько боли и страданий - не каждый человек выдержит такое - сталкивался один на один с опаснейшими преступниками, а боялся какого-то стоматолога.
Вернувшись к своему столу, я открываю файл с места преступления и начинаю всматриваться в обработанные на скорую руку фотографии. Подвигав плечами, я вытаскиваю из туго заплетенной косы ленту, распуская темные локоны. Изучая фото, на которых изображены руки жертвы, я пробегаюсь пальцами по своим спутанным волосам и массирую голову. В моем воображение тут же всплывают образы, как убийца мертвой хваткой сжимает волосы жертвы, перетаскивая ее на кровать и угрожая ей, пока та снимает с себя халат и нижнее белье.
Его руки дрожат - адреналин зашкаливает, пока он ищет в шкафу, то самое платье, в котором увидел ее в первый раз. То самое платье, которое привлекло его внимание, в своих фантазиях он проигрывал этот момент снова и снова, но до сих пор это было лишь фантазией.
Что-то в этом платье привлекло его, что-то в нем определило его выбор. И, возможно, в этом кроется ключ к информации о его прошлых жертвах. Может, это и было его первое убийство, но уж слишком хорошо была продумана вся сцена. Чувствуется шлейф таких же преступлений. Даже если это первое совершенное им убийство, он быстро исправит допущенные ошибки. И будет все сложнее найти его.
Я составляю краткий список наиболее заметных аспектов преступления, чтобы пропустить его через нашу базу данных, - выбор дома жертвы и платье могут связать это дело с другими нераскрытыми преступлениями.
Я вздыхаю, зная, что уже составляю портрет преступника, который не будет связан с бойфрендом жертвы. Я даже не хочу присутствовать на его допросе.
Это не было преступлением, совершенным в состоянии аффекта, так же как и убийством из мести. Здесь все было просчитано. Спланировано. Тщательно продумано. Полностью реализованная фантазия.
Откашлявшись, я листаю фотографии в попытке запомнить их, отыскивая что-то важное. Сую руку в карман и вынимаю пачку жвачки.
Я бросила курить несколько лет назад, но привычка к жвачке осталась. Я жутко скучаю по сигарете. Поэтому нужно чем-то себя занять, пока я просматриваю фото с места преступления.
Курение всегда помогало мне не быть слишком погруженной, дымовая завеса словно создавала барьер между мной и преступником, в то время как я опускалась в его мир.
Всматриваясь в фото жертвы с раскинутыми ногами и связанными лодыжками - я представляю преступника, стоящего на коленях позади нее, унижающего ее.
Эта поза оскорбляла ее, он был ее Богом. Возвышаясь над ней, он был всесилен, и эта власть пьянила его. Но он не позволял адреналину захватить его.
Он был спокоен, методичен, все контролировал. Его единственным желанием было видеть страдания жертвы. Он никогда не любил слабых женщин. Шлюха. Она имела право только на то, чтобы быть голой, демонстрируя ему свою плоть.
Она отдает ее так легко, так почему бы не взять, то, что она предлагает?
Прежде чем его мир успевает полностью поглотить меня, я быстро переключаюсь, чтобы сделать звонок медицинским экспертам и попросить их, как можно быстрее предоставить результаты экспертизы.
Затем я сажусь, открываю новый документ на компьютере и, щелкая по клавишам, начинаю заполнять пустые поля.
Куинн во время допроса парня будет использовать сведения, которые я смогу «добыть» из сцены преступления, или просто пустит их в шредер. Любой из этих вариантов не удивил бы меня.
Преступник обладает хорошим интеллектом. Ему от двадцати до тридцати лет. И как Куинн верно заметил, он, скорее всего, имеет обширную коллекцию порно о рабстве и унижении женщин.
Тот факт, что преступник знал, что у него достаточно времени, чтобы совершить преступление у нее дома, и что им не помешают, говорит о том, что он, скорее всего, наблюдал за ней какое-то время. Возможно, что даже знал ее лично – как, например, ее бойфренд. Но я основываюсь на фактах, а не на предположениях.
Я опять беру фотографию жертвы, изучаю ее снова и снова. Мой взгляд затуманивается, комната исчезает, и передо мной возникают белые, почти голые стены.
Чувства обостряются. Кожа нагревается. Я как будто чувствую веревку, обвивающую мои лодыжки. Грубые нити трутся о мою кожу. Я чувствую его запах. Его волнение.
Его пальцы впиваются в мою плоть, словно он ждал этого очень долго….Мое лицо заливается румянцем, и я отбрасываю фото. Черт. Проживать эту сцену с точки зрения жертвы слишком опасно. Я знаю это.
Выключив компьютер, я стараюсь выровнять дыхание. Слишком много времени прошло с момента моей последней поездки. С того момента, как я лишь мельком взглянула на жертву, я знала, что дело дойдет и до меня. Мне нужно пойти. Сегодня вечером.