Но эта дама вовремя сумела снова выдвинуться вперед. Внезапно вынырнув из толпы, она, как хищная птица, налетела на пропавшую невестку.
— Наконец-то, Зельма! Ты была… — Она вдруг замолчала и превратилась в соляной столб; невиданное зрелище, которое представляла вдова ее брата под руку с чужим человеком, на мгновение лишило ее дара речи и способности двигаться. Однако, когда она узнала ее спутника, то быстро опомнилась и протяжно проговорила: — Доктор Бертрам! Вы как сюда попали?
— Прямо из Александрии, — ответил врач, прикладывая руку к козырьку. — Я имел удовольствие встретить госпожу Мальнер и предложил ей свои услуги, чтобы разыскать вас.
— Неужели? Ну, теперь я здесь, — сказала Ульрика, видимо, находя эти услуги совершенно лишними. — Не понимаю, Зельма, как ты могла быть до такой степени невнимательной, чтобы потерять меня! Пойдем, пора домой!
Зельма покорилась и попыталась выдернуть руку из-под руки своего спутника, но тот крепко прижал ее к себе и сказал, оставляя без внимания весьма ясный намек:
— Госпожу Мальнер пугает толпа. Да и в самом деле на Муски опасно. Я немножко провожу вас.
При виде такого нахальства Ульрика смерила его взглядом с головы до ног и возразила:
— Благодарю вас. Вы можете спокойно оставить нас одних… Это что такое?
Последнее негодующее восклицание вырвалось у нее потому, что она почувствовала прикосновение чего-то странного к своей шляпе и, обернувшись, увидела над самой своей головой длинную шею верблюда и коричневого египтянина на его спине; верблюд вынужден был на минуту остановиться ввиду того, что толпа в этом месте была особенно плотной, и воспользовался остановкой для того, чтобы с самым невинным любопытством освидетельствовать шляпу Ульрики. Но последней это не понравилось; она подняла зонтик и нанесла животному такой основательный удар по носу, что оно испуганно попятилось, а ездок разразился громкими, угрожающими криками.
— Кричи, кричи, обезьянья рожа! — крикнула Ульрика, пылая гневом. — Ты думаешь, я так сейчас и позволю твоему африканскому чудовищу сожрать меня? Чтобы этого у меня не было! Понял?
— Обычно верблюды не питаются живыми людьми, — со смехом возразил врач. — Он просто заинтересовался незнакомым предметом, у него не было намерения причинить вам зло.
— Ну, так он хотел съесть мою шляпу, а этого я тоже не позволю, — настаивала старая дева. — Пойдемте, чтобы выбраться, наконец, из этого шабаша ведьм. Никогда в жизни не пойду больше на эту проклятую Муски!
— Я не советовал бы вам ходить сюда без провожатого; но под защитой мужчины…
— У нас есть провожатый, — отрезала Ульрика, — у базара нас ждет доктор Вальтер.
Если она надеялась отделаться таким образом от непрошенного спутника, то горько ошиблась. — Бертрам радостно воскликнул:
— Коллега Вальтер? А я собирался к нему! Я недавно познакомился с ним в Рамлее, в одной немецкой семье. Я непременно должен сейчас же поздороваться с ним! — И молодой человек, крепко держа руку своей дамы, принялся весело прокладывать себе путь в толпе.
Бедная Зельма дрожала от страха; она знала, что ей придется поплатиться за то, что Бертрам шел с ней, и потому с облегчением вздохнула, когда они добрались до базара.
Вальтер уже ждал их.
— Ну, вот и моя пропавшая пациентка! — крикнул он им навстречу. — Кого я вижу! Коллега Бертрам! Сдержали слово? Приехали? Очень рад.
Казалось, молодой врач был еще более рад встрече, потому что приветствовал коллегу так бурно, что тот с удивлением посмотрел на него. Он без приглашения присоединился к маленькому обществу, но теперь вынужден был идти сзади дамы; Ульрика воспользовалась минутой, когда мужчины здоровались, и, завладев невесткой, уже не выпускала ее. В конце Муски она и совсем отделалась от провожатых, подозвав экипаж и заявив:
— Мы поедем домой. Прощайте!
— Но погода такая чудесная, — попробовал возразить Бертрам. — Не лучше ли было бы…
— Иди же, Зельма, садись! — перебила Ульрика, бросая на него уничтожающий взгляд. — Прощайте!
Она стала у самой подножки, так как видела, что Бертрам желает помочь ее невестке, втолкнула Зельму в экипаж, села вслед за ней, и они уехали.
— Воинственная особа! — со смехом сказал Бертрам, глядя вслед экипажу. — Командует, как унтер-офицер, и утащила свою невестку, как военную добычу. Приятная родственница!
— Замечательная женщина, — согласился Вальтер. — Мы с ней, при всем обоюдном уважении, стараемся обращаться друг с другом как можно грубее. Так мы уживаемся, А что, коллега, не затащить ли мне вас сейчас к себе? У вас, должно быть, мало времени, ведь «Нептун» стоит в Александрии всего три дня. Но часок-другой вы все-таки можете нам уделить?
— «Нептун» уже ушел. Я взял отпуск на месяц, чтобы основательно осмотреть Каир.
— В самый разгар пароходного движения?
— Ну и что же, ведь на пароходе все дело только в том, чтобы на нем вообще был врач, и меня заменил молодой коллега, у которого пока нет места. Однако, один вопрос. Вы назвали госпожу Мальнер своей пациенткой, она у вас лечится? Вот удача!
— Удача? Что вы хотите сказать?
— Ну, разумеется, я смотрю на дело с медицинской точки зрения! По-видимому, очень интересный случай.
— Ничего подобного! Напротив, все очень просто. А вы ее выслушивали? Разве она была больна во время переезда?
— Нет! Ее золовка все время страдала морской болезнью и не выходила из каюты, а сама госпожа Мальнер отделалась коротким припадком в первый же день. Я предписал ей проводить побольше времени на палубе, потому что ей полезен морской воздух…
— И там занимались изучением интересного случая, — договорил Вальтер с совершенно серьезной физиономией. — Конечно, мы, врачи, никак не можем удержаться от этого, даже когда дело нас, в сущности, не касается.
— Но картина болезни мне все-таки далеко не ясна, — продолжал Бертрам, в пылу нетерпения не замечая насмешки и желая поскорее заставить коллегу высказаться. — По одному виду больного да по рассказам еще нельзя ни о чем судить; тут нужно исследование, которое вы, конечно, сделали. Дело серьезно?
— Смотря как на него взглянуть. Все зависит от лечения.
— Легкие затронуты? И серьезно? Боже мой, коллега, да говорите же!
У Вальтера хватило жестокости помедлить с ответом, а потом многозначительно пожать плечами.
— Судя по всему, что я вижу и слышу, дело, несомненно, серьезно, так серьезно, как только может быть.
— Господи! — растерянно вырвалось у молодого человека.
Это заставило Вальтера отказаться от своей серьезности, и он со смехом хлопнул его по плечу:
— Это вам наказание! Если вам угодно врать, то я буду платить вам той же монетой. Впрочем, я стою на своем; дело серьезно, то есть насколько это касается вас. Итак, будьте любезны оставить медицину и признаться, иначе вы ровно ничего от меня не узнаете.
Загорелое лицо молодого человека сильно покраснело, и он молча потупился.
— Ваш продолжительный отпуск в такое время года мне сразу показался подозрительным. Признавайтесь! Вы влюблены! Вы приехали в Каир вслед за ней и хотите знать, можно ли вам жениться; врачам известно, что легочные страдания наследственны. Или вы станете и теперь еще отпираться?
— Нет, я сдаюсь, но не пытайте же меня, скажите правду! Можно ли…
— Уж если нельзя иначе, то… можно. О чахотке нет и речи, все дело в крайнем истощении нервной системы.
— Но Фельдер нашел болезнь легких…
— Он был настолько догадлив, что пригрозил чахоткой, потому что поездка была для молодой женщины вопросом жизни, ведь иначе не было возможности заставить ее золовку согласиться. Легкие у нашей пациентки совершенно здоровы. Что касается нервных страданий, то уже один месяц в Каире оказал поразительное действие. Если же госпожа Мальнер проведет здесь зиму, то я ручаюсь за ее выздоровление.
— Ура! Женюсь! — в восторге крикнул Бертрам. — Коллега, милейший, почтеннейший коллега, не сердитесь, но за такое сообщение я непременно должен обнять вас! — И он, среди улицы, бросившись на шею товарищу, с чувством сжал его в объятиях.
— Не будьте так самонадеянны! — засмеялся тот. — Дело еще не сделано. Мне кажется, вы только что имели случай убедиться, что вам предстоит, когда вы станете ухаживать за госпожой Мальнер.