Но больше всего претензий вызывал стиль руководства цирком. Ворчали, что Дэнни слишком молод, слишком ленив, но главное — слишком увлечен собственными сексуальными проблемами. Что его никогда не бывает там, где он нужен, и когда случается какая-нибудь беда, расхлебывать приходится другим, и в первую очередь его сестре Мишель. Что цирк больше всего на свете нуждается в сплоченности, которой нельзя достичь без твердой руки. Что мистер Сэм, при всех своих летах и старомодных воззрениях, мог бы в конце концов исправить дело — да вот беда, старик расхворался и не вылезает из своего пульмана.
Мара, обеспокоенная всем этим гораздо больше, чем она считала нужным показывать Кланки, стала даже обедать в походной кухне, чтобы быть в курсе настроений труппы. Там только и говорили, что о дорогих шмотках Дэнни, о его сверкающей новенькой машине, о его женщинах и кутежах в каждом новом отеле каждого нового пункта маршрута. Для Мары все это было как нож в сердце. Уж слишком хорошо ей была знакома эта психология прожигателя жизни, бабочки-однодневки — много таких мужчин было среди ее соплеменников в таборе…
Сама она не хотела разговаривать с Дэнни. Они оставались добрыми друзьями с тех пор, как внук впервые попал в цирк. Она трезво смотрела на вещи и понимала, что не сможет оказать на него хоть какое-то влияние.
Она все еще надеялась на лучшее, пыталась уверить себя, что все еще перемелется, Дэнни повзрослеет и обретет столь необходимое в егр работе чувство ответственности. Так продолжалось бы и дальше, если бы в середине лета к ним не нагрянула аудиторская проверка из банка. Только тогда Мара поняла, что дело зашло слишком далеко.
После обеда к Маре пришел мистер Сэм. Лицо его было серее обычного, а в глазах она увидела то, чего не видела никогда раньше, — обреченность.
— Что стряслось, Сэм? — тут же спросила она.
— Кто-то вовсю пошуровал в бухгалтерских книгах.
— Кто-то? Кто же именно? — спросила Мара, заранее зная ответ.
Левая щека мистера Сэма задергалась, и он устало провел по ней ладонью.
— Аудиторы сейчас пытаются найти ответ на этот вопрос.
— И что будет, когда они найдут виновника?
Мистер Сэм заморгал набрякшими веками, и лицо его перекосилось от отчаяния.
— Они передадут дело в суд. Они имеют на это законное право. Черт побери! Я же говорил Майклу: не бери этот займ!
— Но цирк нуждался в новом шатре и оборудовании…
— Мы могли бы вывернуться и без займа. Проклятье, у нас все шло как по маслу, пока они не отправились в эту идиотскую поездку по случаю своего второго медового месяца и… — Он осекся, видимо, поняв, что говорит что-то не то.
— Тебе нужно выпить кофе, — сказала она, стараясь не выдать своего желания поскорее все узнать.
— Что мне нужно — так это надраться до чертиков, — мрачно отозвался мистер Сэм.
Мара не стала напоминать, что врачи запретили ему пить. Она подошла к полке, где держала несколько бутылок бренди и виски, и плеснула в стакан бурбона[2]. Мистер Сэм вздрогнул, сжав в руке стакан, затем, стуча вставными зубами о стекло, выпил.
— Если деньги будут возвращены, банк оставит нас в покое? — поинтересовалась Мара.
Мистер Сэм вяло пожал плечами.
— Вероятно, да. Их интересует только одно: вовремя получить деньги назад. Но кто даст денег взаймы цирку, находящемуся на грани банкротства?
— А сколько нужно?
— Почти миллион. Как, черт подери, он за какой-нибудь год умудрился спустить целый миллион долларов?
«Ага, значит, речь все-таки идет о Дэнни, — подумала Мара. — Мистер Сэм точно знает, что кроме любимого внука никто не мог совершить такую растрату».
— Карточный азарт, — отозвалась она. — Во время игры спускаются и большие суммы. Вспомни, как вечно был без гроша в кармане Джоко, а ведь он большую часть своей жизни получал хорошие деньги…
— Но тот, по крайней мере, ставил на кон свои собственные деньги, он ни у кого их не крал! — Мистер Сэм снова глотнул виски, закашлялся, долго вытирал рот. — Боже, мой единственный внук — мошенник и вор!
— И мой тоже… — тихо заметила Мара.
— В чем я ошибся, Мара? Неужели я слишком избаловал парня? Что я не так делал?
— Любить кого-то и не замечать его ошибок — дело обычное, и я тебя ни в чем не виню. Я тоже, как и ты, надеялась на лучшее. — Она помолчала, затем спросила: — Что будешь делать теперь, Сэм?
Мистер Сэм погладил подбородок. Вид у бывшего хозяина Брадфорд-цирка был весьма потерянный.
— Попробую договориться о новом займе. Если дело всплывет, финансовые акулы выстроятся в очередь и будут наперебой предлагать купить цирк, пока еще от него хоть что-то осталось. Но никто из них не предложит ни цента, чтобы помочь нам выкрутиться. Два месяца назад я получил предложение о слиянии не от кого— нибудь, а от этого парня Стива Лэски — можешь себе представить? От сына Джо Лэски!
— И что ты ему ответил?
— Показал кукиш. Он, черт побери, слишком замахнулся! Хочет выгнать часть наших артистов — тех, чьи номера дублируют его репертуар. Значит, своих оставит, а наших вышибет! Конечно, вслух он этого не сказал, но я его насквозь вижу, а потому ответил отказом. А сегодня, сразу после разговора с аудиторами, я позвонил Лэски и спросил, не желает ли он стать нашим кредитором. Лэски заявил, что угрохал мешок денег на новое оборудование и сейчас сам вынужден затянуть пояс.
— Так сколько нужно, чтобы расплатиться?
— Я же уже сказал: где-то около миллиона.
— А почему ты меня не попросил о займе?
— Тебя? Мара, ведь речь идет о больших деньгах! Даже если ты наскребешь такую сумму, разве ты пойдешь на риск, связанный с этим делом?
— В конце концов Дэнни и мой внук, — напомнила Мара. — Я вовсе не желаю, чтобы он сел в тюрьму по обвинению в растрате.
— Так ты хочешь сказать… ты сможешь набрать такую сумму?
— Да, — коротко сказала она.
— И на каких условиях?
— Это будет кредит на обычных условиях. Но сверх этого у меня есть одно требование.
— Требование? Мою руку на отсечение? — вспылил мистер Сэм.
— Дэнни может занять любую должность, но он не должен иметь отношения к финансам. А директором я хочу видеть Мишель.
— Мишель? — Глаза мистера Сэма сверкнули из-под нависших седых бровей. — Боже, но она же еще ребенок! Кроме того, она…
— Не надо этого, Сэм.
— Видишь ли, я знаю множество женщин, которые, возможно, заслуживают того, чтобы им платили одинаковую с мужчинами зарплату. Но цирк — дело особое. Заместители и прочие администраторы не воспримут приказ, если он исходит от женщины, пусть даже эта женщина — дочка Майкла.
— Мишель за этот год отдала уже массу всяких распоряжений и самостоятельно приняла большую часть всех решений. И это не что-то из ряда вон выходящее. Между прочим, и раньше были женщины, заведовавшие цирками.
— Правильно — вдовы, проработавшие бок о бок со своими мужьями долгие годы, — зрелые женщины, знающие, почем фунт лиха. Но Мишель всего девятнадцать! Мужчины, которые старше ее в два, а то и в три раза, не потерпят, чтобы ими командовала девятнадцатилетняя девчонка.
— Эти самые мужчины знают Мишель с детства, она с ними из одного теста. Если ты будешь рядом, помогая своим опытом и знаниями, но при этом не подрывая ее собственного авторитета, — дело пойдет. Но так или иначе, а это мое условие. Я выручу тебя, но должность директора отойдет к Мишель. И она ничего не должна знать о том, кто был инициатором ее выдвижения. Пусть думает, что ты получил деньги… ну, от одного из старых приятелей, а я попытаюсь убедить ее, что именно ты жаждешь видеть ее главным менеджером.
— Я не уверен, что смогу лгать ей в глаза. И потом, мне жалко внучку. После колледжа она сильно изменилась. Я рад, что она так любит цирк, но нельзя же уходить в работу с таким исступлением. У нее же никакой личной жизни и нет даже намека на то, что таковая появится. Ты слышала про каких-нибудь ее кавалеров?
— Нет, — спокойно ответила Мара. — Не скажу, чтобы меня это очень радовало, но сперва нужно подумать о нашем семейном деле, а личная жизнь… надеюсь, и здесь однажды все пойдет на лад. И если потребуется, я сделаю для этого все, что смогу.
— Как приложила свою руку к спасению цирка и Дэнни, — проворчал мистер Сэм. — Ты второй раз спасаешь нас. А я, признаться, тогда, когда ты выручила меня с зимней стоянкой, не поверил тебе. Думал, ты наглая и беззастенчивая хищница, ищущая, где бы чего урвать.