Адам

Я в Гамильтоне, штат Техас, ради моей семьи. Мой брат и его жена живут здесь с моими двумя племянницами. Мама переехала сюда несколько лет назад, а когда в Чикаго моя перевернулась вверх дном, появился смысл собрать вещички и присоединиться к ним. У меня были другие варианты: Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Гавайи — в тропических кусочках рая тоже нужны ветеринары. Хотя, семья выиграла, и я переехал в штат Одинокой Звезды. На данный момент я здесь уже почти месяц, и каждый день жалею о своем решении. Сейчас вечер субботы. Вчера я был на вечеринке в честь новоселья моих соседей, но сейчас я в бакалейной лавке, потому что это грустный поворот, в который вошла моя жизнь. Там в Чикаго мои друзья находятся на открытии пятизвездочного ресторана, попивают саке — я знаю, потому что они случайно включили меня в онлайн-беседу по поводу события. Пришлось напомнить им — в десятый раз — что я переехал в Техас. Они пофукали и удалили меня из беседы.

Но я не злопамятный.

Я здесь ради семьи.

Виляю между отделами замороженной пищи и снова напоминаю себе, что я не злопамятный.

У меня могли бы быть планы, если я их захотел, но я не хочу. Я не ищу свиданий в данный момент, а счастливо наслаждаюсь местом на лавке запасных. Было несколько женщин, которые проявили интерес пару раз прошлым вечером на вечеринке, и мое грустное, холодное сердце ничего к ним не почувствовало. Ну, это не совсем правда. Я на самом деле почувствовал что-то к Мэделин, но думаю, это больше относилось к раздражению, чем к чему-то еще. У нее поразительное умение играть у меня на нервах, и тот факт, что она просто появляется из ниоткуда, вызывает смех. Становится интересно, не фишка ли это маленького города, я к такому не привык. Я мог бы прожить год в Чикаго и не натолкнуться ни на одного и моих друзей просто так. Для сравнения, за последние несколько дней я имел «удовольствие» пересечься с Мэделин три раза.

Я прыскаю со смеху.

Считайте, уже четыре.

Вот она, стоит возле ряда медицинских товаров в бакалейной лавке, в коротких, с цветочным принтом, шортах и белой майке. На ногах коричневые кожаные вьетнамки, и даже с моего места в проходе я вижу, что все ее ногти на ногах накрашены разными цветами.

Кто эта женщина?

И почему я до этого момента не оттолкнул свою тележку подальше?

Она тянется вперед и изучает коробку с пластырями, а ее движение дает возможность оценить ее безумно сексуальными ноги… и одинаково содранные колени, которые она, без сомнений, собирается лечить. Уверен, это подарок от Мышонка.

Часть меня думает, что она заслужила право получить такую непрактичную собаку, а вторая половина (которая до сих пор способна ощущать человеческие эмоции) чувствует себя немного плохо из-за того, что ей больно.

Я отворачиваюсь к кассе. Очереди нет. Я мог бы заплатить за свои покупки и уйти в течение десяти минут, или…

— Адам?

Стреляю взглядом назад и вижу, как она смотрит на меня с подозрением. Понимаю, что выгляжу странно, зависая здесь в конце прохода, так что толкаю тележку вперед, пока не становлюсь прямо перед ней. Она бросает короткий взгляд на мои покупки. Тонна фруктов и овощей, пара фунтов мясного протеина. Для сравнения, ее корзинка полна яблок, китайской пшеничной лапши, и того, что похоже на запыленную коробку конфет на день Святого Валентина, судя по очищенному от пыли месте. Есть смысл, учитывая, что сейчас середина мая.

— О… я всего лишь собиралась сказать менеджеру, что у них, скорее всего, истек срок годности, — говорит она, защищая свои конфеты Reese’s в форме сердца.

Я отворачиваюсь, поэтому она не видит мою улыбку.

— Тебе не стоит оправдываться за свои покупки передо мной.

Она бурчит себе под нос, и это застает меня врасплох. Каждый раз, когда я нахожусь рядом с этой женщиной, у нее новая личность. В одну секунду — она горячая, в следующую — холодная. Вчера вечером она принесла мне то пиво, и почти казалось, что она пытается расположить меня к себе. Теперь она снова превратилась в холодную, отрешенную.

Мне стоит развернуться и пройти на кассу. В конце концов, я не на рынке в поисках женской компании, друзей или прочего. Да, я осведомлен в том факте, что, если бы я искал женщину, Мэделин была бы истинно моим типом. У меня всегда была тяга к брюнеткам, а у нее длинные, распущенные, свободно свисающие и закрученные снизу волосы, почти дикие. Тон ее кожи теплый и привлекательный, и на ее переносице и щеках явно есть веснушки. Ее голые ноги продолжают привлекать мое внимание, и по какой-то абсурдной причине я не могу придраться к разным цветам на ее ногтях. Это, вроде как, привлекательно.

Хотя, больше всего она создает впечатление невозмутимой уверенности, словно ни разу не почувствовала дискомфорт в своем теле. Это чертовски сексуально.

— Ты странный.

Отвожу взгляд от ее ног и смотрю на пластыри.

— Что?

— Сначала я вижу тебя в конце прохода, примерзшего к месту, теперь ты здесь, абсолютно онемевший. У тебя упадок сил, или как?

Я хмурюсь.

— Нет. Я просто… думал.

Она кладет коробку пластыря назад на полку и вместо него тянется к коробочке рядом с ней.

— Полагаю, мой костюм — не единственная жертва Мышонка?

Смотрю вверх и вижу, как она смотрит на меня, едва ли сдерживая презрение.

— Послушай, ты можешь, пожалуйста, уберечь меня от лекции о том, какой огромной ошибкой было взять его? Я бы сделала это снова, не задумываясь.

Я морщусь. Предполагаю, что был с ней немного груб, особенно учитывая, что ее намерения шли от чистого сердца.

— Ты права, никаких лекций, — начинаю я, предлагая оливковую ветвь. — Ты явно его любишь, так что нет смысла пытаться убедить тебя сдать его. — Ее глаза расширяются от абсурдности идеи, так что я продолжаю: — Он — твоя собака.

Девушка кивает.

— Да. Именно,— затем смотрит вниз на колени и вздыхает. — И да, я пыталась приучить его «сидеть», но как только появляется белка или…

— Хорошо одетый незнакомец, — поддерживаю я, и приятно удивляюсь, когда она стреляет в меня широкой улыбкой.

— Да, именно. Как только он замечает что-то, что ему нравится, он просто срывается, не обращая внимания на человека, который тащится за ним.

Я киваю.

— В этом нет ничего странного. Все щенки так делают. Это не было такой проблемой, если бы не его размеры.

Она хмурится, и бросает пластыри в корзинку.

— Клянусь, он увеличивается вдвое каждую ночь.

— Не все так безнадежно. Есть курс дрессуры молодых щенков, который открывается в здании ХАМЛ завтра вечером (прим. перев. — Христианская Ассоциация Молодых Людей).

Слова слетают с языка прежде, чем мне удается обдумать их. Хочу ли я, чтобы она присутствовала на уроках? До сегодняшнего дня я бы сказал «нет», но что-то в ее грустных содранных коленках играет на струнах моего сердца — на том малом их количестве, которое осталось.

Ее брови взмывают вверх от удивления.

— Правда? Думаешь, у них есть дополнительное место?

Скажи ей «нет».

Ничего хорошего из этого не выйдет.

Ты думаешь, она сексуальная, вот почему ты заботишься о ее содранных коленках.

— Ага, — я киваю, начиная отходить. — Все должно быть в порядке.

Очевидно, мой рот больше не подчиняется мозгу.

Девушка кивает, ее улыбка делает что-то с моими внутренностями.

— Ну, спасибо. Я, правда, ценю это. Знаю, что мы начали не с той ноты...

Мне становится страшно, что она собирается пойти по пути, по которому я не хочу, чтобы она шла, так что я киваю и прерываю ее:

— Вот почему у нас их семь. Увидимся.

Со всех ног выношусь из бакалейной лавки прежде, чем она сможет сказать еще хоть слово. Ненавижу Техас. Отныне я буду ездить за покупками в соседний город. Больше никаких случайных встреч с Мэделин Тэтчер — хотя, полагаю, случайные встречи больше не имеют значения, потому что я только что убедился, что буду видеть ее каждую неделю на уроках дрессуры щенков. Браво, Адам.

Интересно, не поздно ли переехать на Гавайи.

Глава 6

Мэделин

— Мистер Боггс, я вас уверяю, этот дом подходит по вашему запросу, — я роюсь в своих бумагах всего лишь убеждения ради. — Вот, посмотрите здесь. Его проверяли в прошлом месяце.