– Тебе нужно поспать.

Все, что я вижу – это янтарные глаза.

– Неправда.

– А ты попробуй.

Он переплетает свои пальцы с моими. В комнате воцаряется тишина, но я не могу успокоиться. Внутри меня поселяется отчаяние. Завтра я проснусь и снова буду здесь. И послезавтра. И так до тех пор, пока я с этим что-то не сделаю.

Но время неумолимо уходит. Я слышу вдали слабое тиканье часов. Они отсчитывают мгновения. И все же я понятия не имею, как сломать этот шаблон.

– Помоги мне выбраться отсюда. – Мой голос дрожит. – Пожалуйста.

Он откидывает мои волосы назад и мягко говорит:

– Я люблю тебя. Ты это знаешь. Но я ничем не могу тебе помочь.

«Но я ничем не могу тебе помочь…» Эти слова как будто режут мое сердце пополам. Если вы любите кого-то, разве его боль не должна быть вашей и наоборот? Разве вы не должны делать все, что в ваших силах, чтобы помочь любимому человеку?

Он убирает руку с моей талии, и я глубоко вздыхаю. Голоса начинаются как слабый шепот… я готовлюсь к тому, что вот-вот произойдет. Они превращаются в такие пронзительные крики, что я с трудом понимаю их смысл.

Все, что я слышу, это: «Я ничем не могу тебе помочь».

У меня начинает звенеть в ушах.

Я закрываю уши и зажмуриваюсь.

Матрас слегка опускается. Это он садится рядом. Моей спины касается холодный воздух.

– Останься, – шепчу я в подушку.

Он не отвечает. Я даже не поворачиваю головы. Зачем? Я знаю, что его уже нет.

Голоса становятся такими громкими, что у меня шумит в ушах. Они поднимают такой галдеж, будто пытаются выбраться из моей головы.

Я закрываю глаза. С моих губ срывается стон. До меня начинает доходить: в этом месте есть нечто такое, что делает людей бесполезными. Оно крадет вашу душу и вашу личность.

Я хочу сказать ему именно это, но когда оборачиваюсь, его уже нет.

Но он вернется. Он никогда не покидает меня надолго.

Вполне вероятно, что я схожу с ума. Но еще вероятнее то, что если только я не заставлю голоса замолчать, они сделаются громче и сожрут меня целиком.

При одной только мысли об этом меня охватывает паника и сковывает мое тело. Мои веки сами закрываются, голоса в моей голове усиливаются. Но есть один, который звучит громче других, пока практически не начинает орать на меня. Он прорезает барьер. Слова обволакивают мое сердце. Они делают свое дело, и я чувствую, как мой страх быстро рассеивается.

Я приоткрываю рот, и мои губы мягко шепчут в подушку: задержи дыхание и считай до десяти. Скоро все закончится, еще до того, как начнется… задержи дыхание и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, еще до того, как начнется, задержи дыхание и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, еще до того, как начнется…

2

– Виктория…

Кто-то бесцеремонно трясет меня за плечо. Я резко открываю глаза и вижу перед собой пару холодных зеленых глаз. Элис, медсестра дневной смены, отдергивает руку, как будто я заразная.

– Пора просыпаться.

Из всех медсестер в Фэйрфаксе Элис хуже всех остальных. С самого первого дня она меня невзлюбила. Ей все безразлично, она бесчувственная, как полено. Как ее держат здесь вот уже столько лет, для меня загадка.

– Ты пропустила завтрак, – сообщает она едва ли не со злорадством.

Я мгновенно сажусь и стираю с глаз сон. Я еще ни разу не проспала. Ни разу. Я люблю встать и одеться до того, как медсестры начнут утренний обход.

– Вы не постучали мне в дверь.

Элис смотрит на меня с едва скрываемым отвращением.

– Я стучала. Но ты не ответила.

Я прищуриваюсь.

Врешь.

У Элис один тон – снисходительный – и три выражения лица: гнев, отвращение и презрение. Она враждебно относится к большинству пациентов, но, клянусь, она как будто задалась целью особенно унизить меня. Думаю, я самая безобидная здесь, но вы никогда так не подумаете, если судить по тем взглядам, которые она бросает в мою сторону.

Я не доверяю тебе, как будто шепчут ее тусклые зеленые глаза. Держись от меня подальше.

– Кроме того, – продолжает она, – ты здесь не первый день и должна знать, когда подают завтрак.

Мне суют под нос еще одну чашку. На этот раз нужно проглотить только одну таблетку, но Элис гораздо настырнее, чем Кейт. Она пристально смотрит мне в рот, поворачивая мое лицо влево и вправо, как будто я кукла.

Я уже готова подавиться таблеткой, когда она, наконец, отпускает меня. Ее взгляд на миг скользит к кроватке Эвелин.

– Одевайся. Я вернусь через несколько минут.

Она уходит, и я слышу, как она бормочет себе под нос:

– Это не место для ребенка.

Как только дверь захлопывается, я вскакиваю с кровати и прячу таблетку в тайнике. Затем оглядываю комнату, нет ли следов визита Уэса накануне вечером.

Я наряжалась специально для него. Я смотрю на свою пижаму и ловлю себя на том, что не помню, когда я успела переодеться. Я бегу к маленькому шкафу в углу. Мое платье висит на вешалке. Прямо под ним – мои туфли на каблуках.

Переодеваясь, я думаю о вчерашнем вечере. Все было слишком реально, чтобы быть сном. В этом нет никаких сомнений. Но у меня нет веских доказательств того, что это так.

Я иду в ванную и умываюсь. Затем поднимаю голову и смотрю на свое отражение. Думаю, мне не помешало бы скрыть темные круги под глазами жидкой пудрой и нанести на щеки немного румян.

Но я этого не делаю. Все это кажется мне мошенничеством, как будто я пытаюсь надеть чужую кожу. Как бы я ни старалась сделать это лицо своим, это мне никак не удается.

Я не знаю, что делает меня той, кто я есть.

Эвелин плачет. Я выхожу из ванной и заглядываю в ее кроватку.

Она плотно завернута в пеленки, но ее ручки сжаты в крошечные кулачки, и она потягивается. Просто удивительно, как такое крошечное существо способно так сильно на меня влиять. Одна ее улыбка, и у меня мгновенно поднимается настроение.

Ее улыбкой я могу любоваться часами.

Я быстро меняю подгузник и надеваю ей чистые ползунки. Закончив с этим, я пеленаю ее, хватаю со стола одну из бутылочек и сажусь в кресло-качалку. Я наблюдаю, как она ест, и тихонько напеваю ей детскую песенку. Она всегда смотрит на меня невероятно яркими голубыми глазами, в которых светятся интерес и доверие, и это самое главное в целом мире. Обожаю такие моменты. Ее маленькое тельце прижато к моему, и я слышу, как стучит ее крошечное сердечко. Меня это всегда успокаивает. Когда она насыщается, я кладу ее себе на плечо и легонько поглаживаю.

Через несколько секунд появляется Элис.

– Готова?

Нет, даже близко нет. Эвелин не отрыгнула. Ребенку нужно отрыгнуть, иначе его будут мучить газики. Но вместо того, чтобы это сказать, я прикусываю язык и нехотя встаю.

– Да.

Элис холодно смотрит на меня. Так, будто я какая-то мерзкая тварь.

– Раз ты проспала, тебе придется пропустить пребывание в комнате отдыха.

– Почему?

– Потому что тебе нужно к доктору.

Моя жизнь здесь течет по расписанию. И оно никогда не нарушается. Завтрак. Комната отдыха. Обед. Терапия. Ужин. Возвращение в свою комнату и немного свободного времени, потому что не успеешь и глазом моргнуть, как медсестры уже идут по коридорам, раздают лекарства и объявляют, что сейчас выключат свет.

По идее, это должно надоесть. Причем очень быстро. Но именно эти моменты вносят разнообразие в унылую рутину этого места. Помогают нам сохранить рассудок.

– Я хочу пойти в дневную комнату.

Все другие в Фэйрфаксе называют это место комнатой отдыха. Помимо приема пищи и групповой терапии, только здесь пациентам мужского и женского пола разрешено бывать вместе.

– Не сегодня. Ты пропустила отведенное тебе время, потому что предпочла отоспаться.

– Я не знала, что у меня есть расписание.

– Так я тебе и поверила.

Я упрямо стою на своем.

– Нет.

– У тебя нет выбора. Ты пойдешь к врачу.

Взгляд Элис говорит о том, что при желании она способна протащить меня за шкирку по коридору. С нее станется.

Я еще ни разу не перечила Элис. Не было причин. Но сегодня она меня довела. Я открываю рот, но, прежде чем успеваю сказать хоть слово, меня прерывают.

– Смотри! Это злопамятная женщина! – Риган, которая ходит кругами вокруг новой медсестры, подскакивает ко мне.

– Риган, что ты делаешь? – произносит Элис своим обычным каменным тоном.