– Привет, дорогая, – нежно прошептала я. Она смотрела на меня своими прекрасными голубыми глазками. Весь остаток ночи я прижимала ее к себе. Несколько раз я погружалась в дрему, но ненадолго. Я была не в силах отвести от нее глаз. Моя дочь.
Рано утром, еще до рассвета, Эвелин завертелась в постели. Я спустилась вниз и приготовила ей бутылочку. В тишине дома я кормила ее. Это был верх блаженства.
Так продолжалось еще несколько дней. Я была на седьмом небе от счастья. Все постепенно становилось на свои места. Острая, ноющая боль в груди начала исчезать.
Я могла дышать, не задыхаясь.
Я чувствовала, что я важна.
Что я необходима.
Любима.
И это лучшее чувство в мире. Как вдруг однажды раздался звонок в дверь. Я не знала, какой был день. Дни для меня начали сливаться воедино, и мне было все равно.
Я открыла дверь.
– Рене! – Я встретила ее радостной улыбкой.
Она смотрела на меня. Почему-то в ее глазах застыл ужас.
– Привет. – Стоило ей увидеть у меня на руках Эвелин, как ее улыбка исчезла. Мгновенно.
– Входи. – Я открыла дверь шире. – Входи. Познакомься, это Эвелин.
Она шагнула внутрь, но держалась на расстоянии, как будто опасалась подойти ближе.
– Кто это?
– Моя дочь, – гордо сказала я.
– Твоя дочь? – повторила она.
Я взглянула на нее.
– Да, – медленно ответила я.
Рене уронила сумочку и вытаращила на меня глаза. В них почему-то читался ужас.
– В чем дело? – Я крепче прижала к себе Эвелин. – Ты пугаешь меня.
Она не ответила, лишь невероятно крепкой хваткой схватила меня за плечи.
– Тебя нужно вытащить из этого дома.
– Со мной все в порядке. У меня есть Эвелин.
– Верно, у тебя есть Эвелин. Но разве ты не хочешь, чтобы она немного прогулялась?
Я нерешительно посмотрела на Эвелин.
– Ну, не знаю…
– Зато знаю я. – Рене взяла меня под руку и попыталась вытащить меня за дверь. Я упиралась, отказываясь сдвинуться с места.
– Я не могу, – заявила я. – Эвелин нужно автокресло.
Рене вздохнула.
– Ладно. Давай посадим ее в автокресло.
– Мне нужно захватить с собой упаковку памперсов.
Рене слабо улыбнулась.
– Конечно. Как же без этого.
Я засуетилась, собирая все необходимое.
В шкафу в передней нашлось автокресло. Я вытащила его и очень осторожно усадила в него Эвелин. Она на мгновение заплакала, предпочитая сидеть на ручках. Я улыбнулась и поцеловала ее в щеку.
– Отлично, – сказала Рене на удивление бодрым голосом. – Ты готова?
Я встала и подняла автокресло с Эвелин.
– Ага.
Стоило мне выйти на улицу, как мне тотчас захотелось вернуться внутрь. Я ощущала на себе чей-то взгляд, наблюдавший за каждым моим шагом. Я испуганно заозиралась по сторонам и поспешила к машине. Там я пристегнула Эвелин и убедилась, что с ней все в порядке.
Захлопнув заднюю дверь, я торопливо села на переднее сиденье. Но прежде чем пристегнуться, я обернулась, чтобы увидеть, как там Эвелин.
– Куда мы едем? – спросила я.
Рене задним ходом выехала с подъездной дорожки.
– Хочу показать тебе одно место, которое я нашла. Думаю, тебе там понравится.
– Как оно называется?
Она ответила мне, когда мы уже ехали, очень серьезно на меня глядя.
– Фэйрфакс. Думаю, тебе там понравится.
42
Ноябрь 2015 года
Последнее воспоминание. Последний момент.
Последнее все.
Моя финишная черта. Но радости нет. Правда, которую я подавляла дни, а то и месяцы, обрушивается на меня со всей силой. Я падаю на колени, из моего рта вырывается гортанный крик.
– О господи, о господи, – причитаю я. – Мой ребенок.
У меня на руках Эвелин. Наконец-то я вижу ее такой, какая она есть. Пластиковая кукла с безжизненными глазами и вечной улыбкой на лице. Внезапно я роняю ребенка на пол и смотрю, как она падает.
Эта кукла мне не дочь. Тот ребенок, что принадлежал мне, был убит. Я поднимаю голову. Из-за этого человека.
Внутри меня все болит. Невозможно дышать, не прижимая руки к груди. Сгорбившись, я закрываю глаза. Я хочу криком изгнать боль из своего тела, но это бесполезно. Мои муки только усиливаются.
– Хватит орать. – Уэс расхаживает взад-вперед, глядя на меня пустым взглядом.
Это выше моих сил. Рядом со мной Синклер. Я окаменела от шока, я не в силах даже пошевелиться.
Я как будто парализована.
– Хватит орать. Хватит орать. Хватит на фиг орать! – Уэс бросается ко мне. Я пячусь, пока моя спина не врезается в стену.
Синклер протягивает руку.
– Уэс, давай поговорим спокойно.
– Я спокоен, – отвечает тот и улыбается, как будто мы просто компания старых знакомых. – Я совершенно спокоен. В отличие он нее. – Он укоризненно тычет в меня пальцем.
У меня в голове все путается.
Я думала, что хуже уже не может быть. Что потери ребенка достаточно, чтобы я покатилась вниз. Даже сейчас я борюсь с желанием не отступать от воспоминаний и полностью их игнорировать.
– Зачем ты это сделал? – спрашиваю я, задыхаясь.
Синклер делает шаг вперед.
– Виктория, послушай меня…
Уэс прекращает расхаживать и переключает внимание на Синклера. Кончик ножа смотрит ему прямо в грудь. У меня холодеет кровь.
– Почему небо синее? Зачем нам для жизни нужен кислород? Можно свести себя с ума, пытаясь найти все ответы, но просто знай: это должно было случиться. Но, похоже, тебе этого не понять. Ты предпочитаешь видеть во мне злодея. Нам всем в жизни требуется злодей, не так ли? Тот, на кого можно свалить все свои проблемы. А ты… – Он качает головой, словно разочаровавшись во мне. – Ты похожа на жертву. Тебе нравится играть роль жертвы, потому что, пока тебе есть кого обвинять, тебе не нужно смотреть на себя и на то, что ты сделала. – Его глаза горят предвкушением, как будто он приберег лучшее напоследок. – Что ж, я скажу тебе правду.
43
Май 2015 года
Воспринимать мир можно одним из двух способов: как друга или как противника. Выберите первый путь, и вы обречены. Вы будете вечно повторять что-то вроде: «Такова жизнь». Или мое любимое: «Выше нос, приятель. В следующий раз будет лучше». Но следующего раза не будет, и к тому времени, когда вы это поймете, вас уже нет.
Я выбрал менее торный путь. Тот, которым люди боятся идти. Но жизнь – это гигантская игра в шахматы, а мир – мой противник. У каждого хода есть мотив. Я всегда начеку.
Шагая этим путем, вы узнаете очень многое. И вскоре жизнь начнет восхищаться вами. Тут и там она будет кидать вам подсказки, и ваша задача – подобрать каждую и собрать их, как камни.
Вот чему я научился у жизни: когда улыбаться. Как привлечь к себе и что сказать в нужный момент. Это также показало мне, что вы никогда не нанесете ответный удар, когда вам больно. Вы ждете.
Через это ожидание прорастает и укореняется семя терпения. Оно успокаивает, велит вам смотреть и ждать, хотя у вас так и чешутся руки отреагировать. Когда вам хочется схватить боль противника и отобрать его силу. Но терпение велит вам ждать; вы не хотите, чтобы ваш противник что-то заподозрил.
Вы позволяете ему жить, совершенно не осознавая, что все время вы отслеживаете все, что он делает. Вы узнаете о нем все, что нужно знать.
Скоро… скоро наступит момент, когда можно будет нанести удар.
А ваш гнев? О, он никуда не делся. Но вы еще не пустили его в ход. Вы лепите его, придаете ему форму, крутите его так и этак, зная, что чем дольше вы его сдерживаете, тем яростнее он пылает. Не волнуйтесь, в конце концов все получится.
Когда все сказано и сделано, когда вы выпустите свою боль на свободу, она ударит вашего противника с такой силой, что жизнь вытечет из него, как кровь из раны.
А жизнь Виктории была вокруг меня.
Она покрывала мои руки, заливала пол, пачкала столешницы. На одном белом шкафу сталась полоска ее пальцев, и она тянулась вниз, вниз, вниз. Но это было не так, как я хотел. План А – мой лучший план. Тот, на создание которого я потратил годы, пошел насмарку, и теперь мне нужно следовать плану Б.
Я медленно-медленно встал и напомнил себе, что у нас с Викторией будет прекрасная совместная жизнь. Я понял это в самое первое мгновение, как только увидел ее идущей по улице, такую милую и рассеянную, и ничто в мире не могло удержать меня от нее. Включая момент, как этот.