Я любил ее. Она была красивой куклой, такой открытой и воспитанной, но столько всего скрывала!

Она буквально околдовала меня.

Моя красивая кукла оказалась гораздо хитрее, чем я думал. Она как будто поняла, чего я от нее жду, и доказала, что она для меня идеальна. Я поднял нож. Не раздумывая, я быстро провел им по руке и с довольной улыбкой наблюдал, как темно-красная струйка стекает по моей руке и капает на пол.

Я порезал себе другую руку. Начала собираться лужа крови, и я на коленях подполз к ней, чтобы ее кровь смешалась с моей. Как я и думал, копы были уже рядом. Я слышал слабый, но нарастающий вой сирен.

Я встал и выронил нож на пол. Кухонные шкафы, дверца духовки – все было забрызгано кровью. Несколько капель успели попасть на стол.

Но ни капли не упало на документы о разводе. Это была впечатляющая сцена. Я был согласен любоваться ею весь день.

Ведя кончиками пальцев по стене, я нехотя поспешил к двери. Я шлепнул ладонью по другой стене, глядя, как красные пятна окрашивают белые стены. Затем я побежал в прихожую, к задней двери. Убедился, что она открыта. Не до конца, а только слегка. Еще до этого я схватил туфли Виктории и снял свои.

Ее кровавый след тянулся по веранде и по ступенькам. Под проливным дождем он медленно бледнел, становясь водянисто-красным, и стекал с края веранды. Я надеялся, что она жива. Мы ведь еще только начали.

Я пересек лужайку и перепрыгнул через забор, окруженный деревьями и высокой травой. Сирены звучали ближе, и я продолжал бег. Они не станут искать меня, по крайней мере, сейчас, а когда все же начнут поиски, я буду прятаться прямо у них под носом.

Адреналин пронизывал меня с такой силой, что я ощущал себя стремительно летящей торпедой. Я почти не чувствовал землю под ногами, не обращал внимания на ветки и мокрую траву.

Холодный дождь хлестал мне в лицо. Я улыбнулся и ускорил темп. Вскоре впереди замаячил силуэт заброшенной фабрики. Мои ноги начали болеть, но я бежал дальше. Чем ближе я подбегал, тем лучше различал граффити на красном кирпиче. Несколько окон были заколочены, но большинство просто разбиты, а в оконных рамах торчали осколки стекла. Завод был огорожен, на воротах висел замок.

Я резко взял вправо и побежал вдоль огромного здания, пока не увидел серый, видавший лучшие дни «Форд Таурус», скрытый от посторонних глаз. Схватив спрятанный над покрышкой ключ, я открыл багажник. Моя спортивная сумка стояла там, где я оставил ее несколько часов назад.

Переодеваясь, я думал о том, что сейчас происходит в доме. Я живо представил себе, как там наверняка уже орудуют двое или трое полицейских. Возможно, уже прибыла карета «скорой помощи», и ее мигалка отбрасывает вокруг калейдоскоп цветов. Дом и окружающий участок обнесут желтой полицейской лентой. Копы вызовут дополнительный наряд. Викторию, если только она не умерла на обочине дороги, наверняка уже доставили в больницу. Вскоре туда приедет коп, чтобы допросить ее.

Полиция начнет обыскивать местность. Соседи начнут выходить из домов, любопытствуя, что происходит. Медленно начнет распространяться слух, и к завтрашнему утру репортеры, журналисты, съемочные группы и фотографы уже будут стоять лагерем вокруг дома. Прекрасный дом на Беллами-роуд удостоится должного внимания.

Я улыбнулся и бросил окровавленную одежду в спортивную сумку, которую убрал обратно в багажник.

Дверь машины захлопнулась за мной. Ожил двигатель, и я выехал на дорогу. Это был решающий момент. Я не должен был бросаться в глаза. Пусть все думают, что я – просто местный житель, который едет куда-то по своим делам.

Я рефлекторно сжал руль и то и дело стрелял глазами между дорогой и зеркалом заднего вида в поисках чего-либо подозрительного. Но ничего не заметил. Поездка шла гладко, и вскоре я проехал мимо Фэйрфакса. Внутри горели лишь несколько окон. Парковка была практически пуста, если не считать медсестер ночной смены, чьи машины были припаркованы рядом.

Проехав еще милю, я сбросил скорость и свернул направо, на гравийную дорогу.

Вода начала заполнять выбоины на неровной дороге. С обеих сторон меня окружали деревья, и вскоре гравий уступил место мокрой земле. Передо мной была лишь полоса от следов шин. Я столько раз ездил этой дорогой, что выключал фары. Поездка была тряской; рытвины с каждой секундой становились все глубже, но постепенно деревья начали расступаться в стороны. Впереди, спрятанный посреди леса, показался крошечный домик, о существовании которого никто не знал.

Лично мне это нравилось. Это был мой оазис.

Мой дом.

Сверкнула молния и на мгновение осветила крыльцо. Элис стояла там, скрестив на груди руки и ссутулившись, как будто была готова сложиться пополам.

Как только я вышел из машины, она бросилась мне навстречу по ступенькам.

– Где ты был?

– Как ты думаешь, где я был? – бросил я через плечо и вытащил из багажника спортивную сумку.

Рядом с домиком стоял старый хлипкий сарай – казалось, дунь на него, и он развалится. Я зашагал прямиком к нему. Элис увязалась за мной. Я буквально кожей чувствовал, что она нервничает. Если она намерена так психовать весь вечер, то пусть лучше уйдет прямо сейчас. Она только все испортит.

– Почему ты так долго? – не унималась она.

– План А не сработал.

– Что случилось?

– То, что случилось, даже лучше, чем я мог надеяться, – бросил я через плечо.

– А по-моему…

Я сердито обернулся.

– У нас нет времени на болтовню. Подожди меня внутри. Дай мне десять минут, и я буду готов.

– Готов для чего?

– Уйди, кому сказано.

Наконец, Элис развернулась и зашагала обратно к домику. Я вытащил из заднего кармана связку ключей и быстро нашел самый маленький. Даже сильный запах дождя не мог сравниться с тем, который вырвался из сарая. Любой другой на моем месте скривился и зажал бы нос. Некоторых наверняка вырвало бы.

Но только не меня. Я лишь шагнул внутрь и посмотрел на два тела. Они выглядели такими умиротворенными, как будто спали. Забавно, как всего несколько часов назад оба были живы, полагая, что впереди у них еще многие годы. Но нет. Обоим было отведено на этой земле короткое время. Они наверняка это знали.

Я бросил сумку на землю и задумчиво посмотрел на девушку. Она назвала мне свое имя. Правда, я его не помню. Да и какая разница?

Она была моей второй куклой – реквизитом, если можно так выразиться.

Но теперь мой реквизит был бесполезен. Я переключил внимание на мужское тело и, скрестив руки на груди, усмехнулся. Это тело было крайне важным. Лишая его жизни, я наслаждался каждой секундой.

Позади меня скрипнула дверь. Я повернулся и увидел Элис. Конечно, я мог спрятать тело. Я мог загородить его и сказать ей, чтобы она убиралась. Или же я мог покончить со всем этим и раскрыть ей свой план. Ее глаза привыкли к темноте. Она шагнула вперед и посмотрела мимо меня. Реакция не заставила себя ждать. Она кричала так громко, так истошно, что у меня зазвенело в ушах.

– А нельзя ли без истерик? – спросил я. Она уже действовала мне на нервы.

Она сделала шаг вперед и трясущейся рукой указала на тела.

– Что ты сделал?

– Может, ты все же успокоишься? – Я повернулся и убрал со лба женщины прядь волос. Таких темных, таких блестящих. Прямо как у Виктории.

– Она еще жива. Я еще не решил, что с ней делать.

– Мне плевать на женщину! – крикнула Элис. Она указала на мужчину. – Я думаю о нем!

– Ты можешь думать о нем до посинения, но это ничего не изменит. Он мертв, – честно сказал я.

Элис трясло. По ее лицу текли слезы. Она со страхом посмотрела на меня. Но по какой причине? Я был ее сыном. И я все делал правильно.

– Ведь это твой брат, – сдавленно прошептала она. – Твой близнец.

Я встал и вытер с джинсов грязь.

– Мы не росли вместе.

Неужели ей так трудно хоть ненадолго перестать плакать и выслушать, что я ей говорю. Что раздражает меня больше, чем эмоции? Слезы. Они бессмысленны и действуют на нервы.

Она бросилась вперед и наклонилась над трупом Уэса. Она протянула руку, чтобы потрогать его, но в последнюю секунду отдернула.

– Я должен был это сделать. Неужели тебе не понятно?

Элис побледнела, отпрянула от стола и прижала подушечки ладоней к глазам, как будто пыталась стереть представшую ее взору картину. Будь у меня такая возможность, я бы залез ей в голову, чтобы понять, почему она так бурно реагирует.