Марк прерывает поцелуй, смотрит в мои глаза и проводит ласково ладонью по щеке,
совсем невесомо, словно взмах крыла бабочки. Льну к нему, впитывая его нежность, и в
последний раз осознаю, что сегодня наша последняя ночь.
- Ну все, а то ещё минута, и мы точно останемся дома и никуда не поедем.
- Конечно поедем, нас уже ждут. Только возьму подарок Митюшке, - забираю большую
упаковку и иду к ожидающему у двери Марку.
- Ты, я смотрю, никого не забыла. Не удивлюсь, если и Льву купила подарок, -
подтрунивает надо мной. А я просто киваю в ответ, - у тебя очень доброе сердце, - и я это
знаю.
Спускаемся к ожидающему водителю, здороваемся и я протягиваю маленький презент,
поздравляя с наступающим Новым годом.
- Спасибо, Ярослава Эдуардовна, надеюсь там не граната?
- Нет, конечно же, Бернардо, - смеюсь и Лев округляет глаза, явно вспоминая нашу поезду
в торговый центр.
- Бабочка? - в ужасе восклицает, на что я заливаюсь смехом.
В доме Абрамовых собрались только близкие друзья. Я очень переживала, что и Влад
может здесь быть, заметив на корпоративе их тёплые дружеские отношения. Вручаю
Митин подарок Алисе. Она просит посмотреть за ним, пока проверит, все ли
приготовления выполнены. Начинаю играть с крохотным карапузом, ползающим очень
быстро. Так увлекаюсь, что уже ползаю за ним везде на коленях. Он так заливисто
смеётся, уползает от меня, делаю вид, что не успеваю за ним. Этот детский смех
настолько прекрасен, готова слушать его часами и наслаждаться пухлыми щечками и
маленькими ручками. Целовать и дарить все тепло и любовь маленькому созданию.
- Ты тоже любишь детей? - прерывает нас появившийся Максим.
- Очень, - искренне отвечаю.
- Так что вам мешает? - вгоняет в ступор своим вопросом. Поднимаюсь, беру малыша на
руки и, агукая карапузу, после отвечаю Миллеру: - Ещё не время.
Возвращаемся домой под утро. Стою в лифте спиной к стене, от усталости закрываю глаза
и опираюсь на одну ногу, держа сумку в руке.
- Нет, Ярослава, сейчас мы закрепим Новый год, так что никаких спать, - нависает надо
мной. Распахиваю глаза, смотрю в искрящиеся голубые омуты, от выпитого алкоголя
зрачки стали расширенные.
- Я только за! - довольно протягиваю и целую своего любимого мужчину.
Уже рассвело. Лежу, кожей впитываю его запах, нежно скольжу пальцами по его спине, обвожу каждый мускул, что перекатывается от прикосновений. Марк заснул недавно. А я
так и не могу уйти, краду минуты утра, опасаясь неожиданного пробуждения. Целую его в
плечо, спускаюсь ниже. По венам разливается пробивающий душу трепет, по телу сладкая
блаженная дрожь. Обнимаю его со спины, а в душе коротит как при замыкании, щемит, сдавливая в мучительных тисках. Кончики пальцев покалывает от каждого касания до
боли любимого тела.
- Люблю тебя, - тихо произношу, скользя губами по шее. В последний раз целую и
втягиваю носом его аромат. Аромат моего любимого мужчины. Оставляю записку на
прикроватной тумбочке. Одеваюсь и ухожу, оставляя ключи консьержу.
ГЛАВА 17
Тишина, оглушающая и звенящая. Давит на меня и обволакивает своей тяжестью. Ни
единого звука, шелеста. Ужасное состояние полнейшего дискомфорта с признаками
необъяснимого страха. Я нахожусь в мертвой зоне. Но мне хорошо в своём добровольном
заточении, где монотонность серых будней стала моим спасением. Только до конца ещё
не осознала - она меня убивает или делает сильнее? Впрочем, без разницы. Каждый день
однотипен: хмурое безжизненное утро сменяет долгая мучительная и болезненная ночь.
Ночь, когда тонны плавающих мыслей просыпаются и съедают разум, разрывая на части
сердце от моего поступка. За окном зима, а в моей душе сырая и промозглая дождливая
осень. Я не люблю дожди, но поселила в себе грозовые тучи. Странно верить и
осознавать, что капли холодного дождя смоют всю скорбь с моего тела. Мне нелегко
дался этот шаг. Болезненно и горько. И как только осталась одна в стенах своей квартиры, поняла, что я как чужестранец в родных краях. В беспамятстве провела первые дни, казалось, земля ушла из под моих ног. Находилась в прострации. Бросало то в жар, то
холод. Слез почему-то не было. Они бы для меня означали напрасную надежду на
возвращение. В таком бессознательном тумане проходили мои первые дни нового года.
Всем родным отвечала хриплым голосом и говорила, что я чуть приболела, но все хорошо.
Только Антон не унимался, настаивая на своём визите. Кое-как отговорила, ссылаясь на
беременность Александры, не хватало еще, чтобы подруга от меня заразилась. С
родителями было проще, пообещала им, как приду в норму, обязательно навещу их. А на
самом деле меня сейчас нестерпимо тянуло к ним. Хотелось окунуться в тепло родного
очага, под нежным родительским крылом укрыться от всех невзгод своей драматичной
жизни. Поделиться грузом измученной души с мамой, выплакаться, и чтобы она
прижимала к себе и гладила по волосам, приговаривая утешающие слова. Как в детстве, когда падала, сбивая колени в кровь.
Аппетит пропал, ничего не ела и не пила. Не было килограммов шоколада и мороженного, не говоря о огромных упаковках пиццы, как любят показывать в слезливых американских
мелодрамах. Меня даже не привлекал запах моего любимого кофе, после которого я
всегда приходила в чувство и просыпалась. Я отказалась от жизни и не могла собраться с
силами взять свою вселенскую скорбь и собственный разум под контроль. Не сейчас. Я в
коме замкнутых чувств. Глаза и улыбка, что светились от гормонов дофамина и
окситоцина, стали пустыми и безжизненными. Потому что на смену гормонам радости и
счастья пришли гормоны печали и тоски. Что должен чувствовать человек в такой
момент? Когда отрываешь от себя самого любимого мужчину на свете? Нестерпимую
боль, которая таится внутри тебя. Раньше я думала больно бывает, когда бросают и
предают, а сейчас осознала, что оставить любимого намного сложнее. Я как наркоман, решивший завязать со своим пристрастием, только организм продолжает упорно
сопротивляться, требуя своевременной дозы. Так и моя душа требовала любимого.
От Марка за эти шесть дней была тишина. Не могу представить его состояние, когда он на
утро не обнаружил меня и прочитал мое маленькое послание. Честно сказать, я надеялась
и ждала, что он придёт, возьмёт меня за шкирку и выбьет всю дурь как обещал. Но какой
нормальный мужчина захочет вернуть ту, что оставила прощальную записку с ядовитыми
словами, задев и уязвив мужское самолюбие? "Ты моя ошибка. Я ухожу. Прощай."
Укутавшись в тёплый плед, лежу на удобном диване и смотрю стеклянными глазами в
зеркальный потолок. Наблюдаю в нем отражение часов, стрелки которых отсчитывают
проведённые секунды моего заключения, приближая к ненавистному ночному времени.
Ещё пара секунд и в законные права вступит другой день. Седьмое января.
- Раз, - начинаю отсчёт.
- Два, - ещё секунда и двенадцать ночи.
- Три, - громко произношу и подскакиваю в испуге с дивана. В мою дверь кто-то нещадно
ломится. Бьется с такой силой, что можно подумать кого-то убивают. Но это всего лишь
металлическая входная дверь трещит от издевательств над ней. Сердце грохочет так, что
не разобрать, чей именно это стук. Укутываюсь в плед, дрожа от озноба и страха
одновременно. Тихо, стараясь издавать меньше шума от своих движений, подхожу к
двери и замираю, не решаясь посмотреть за ту сторону кулис, боясь увидеть там Влада, который звонил мне не один раз и писал угрожающие сообщения.
- Ярослава, твою мать! Я знаю, что ты дома! Открой эту гребаную дверь, иначе разнесу ее
к чертовой матери! - слышу рёв Марка, и сердце вмиг останавливается. Пришёл! Он
пришёл и очень зол. Но оттягивать встречу нет смысла, поднимаю трясущуюся руку к
двери, пытаясь унять дрожь. Щелчок. Ещё один. Убираю руку и берусь за плед, сжимая