— Ты постоянно пользуешься кремом, да? — заметил он, проводя по ее руке большим пальцем. — Такая мягкая кожа…
Не поднимая глаз, Норин выдернула руку.
— Я не белоручка, я привыкла работать.
— Знаю, Норин.
Рамон редко обращался к ней по имени — всегда старался этого избегать. Ему, вероятно, не приходит в голову, как он ее мучает! Норин закрыла глаза, моля Бога, чтобы он наконец ушел, оставил ее в покое.
— Я загляну к тебе попозже.
— Спасибо, но нет необходимости. Мисс Плимм хорошо справляется.
Держит дистанцию! — разозлился Рамон.
— Может, мне лучше препоручить тебя Джону? — спросил он, упоминая своего помощника.
— Да, лучше… Если, конечно, ты не против. — В ее голосе звучали ледяные нотки.
В ответ он в бешенстве хлопнул дверью и ушел.
Норин с облегчением вздохнула. Еще несколько дней — и ее выпишут. Она устроится на работу в какую-нибудь больницу в пригороде, где Рамона и в помине не будет, и заживет на полную катушку. У нее будет новая работа, новая одежда, новая квартира — одним словом, новая жизнь. Она теперь сильная и здоровая и может смело строить планы на будущее!
Ничего не подозревая о дальнейших планах Норин, Рамон вернулся с работы домой чернее тучи. Он никак не мог смириться с тем, что Норин не нуждается в нем, в его визитах, в его заботе. Он спас ей жизнь — а она…
Он плеснул себе виски и плюхнулся в кресло. Котенок, как всегда, крутился у ног.
— Ну, хоть ты рад меня видеть, — Рамон задумчиво гладил его по спинке.
Его единственный собеседник по вечерам, котенок заставлял задуматься об упущенных возможностях, о потерях. Теперь после работы он возвращается в пустую квартиру, где царит гробовая тишина. А при жизни Изадоры их дом был полон людей, шума и веселья — она любила вечеринки и с удовольствием их устраивала. Каждая минута покоя и тишины казалась тогда роскошью — Изадора терпеть не могла, когда он читал. Ему вдруг пришло в голову, что она собирала вокруг себя так много народа, чтобы скрыть пустоту их совместной жизни. Изадора не любила животных, не любила детей. И он, боготворя жену, отказался от своей мечты о большой семье.
Изадора терпеть не могла Норин, которую все признали виновной в ее смерти. И только теперь Рамон почувствовал, что он близок к тому, чтобы принять правду. Виновато трагическое стечение обстоятельств. У Норин случился сердечный приступ, а ни он, ни Кенсингтоны не дали ей ни слова произнести в свое оправдание. Они так легко во всем ее обвинили, выбросили из своего круга и два долгих года наказывали за то, в чем не было ее вины. Не удивительно, что теперь она не нуждается в их помощи.
Из его груди вырвался громкий стон. Да как он мог быть таким бессердечным?! Как мог счесть ее хладнокровной убийцей?! Он виноват не меньше Норин. Даже больше. Он бросил Изадору, считая, что в ее состоянии противопоказаны перелеты, но лишь сейчас он честно себе признался, что просто не хотел брать жену с собой.
Их сказочный брак пошел прахом. Они с Изадорой только и делали, что ругались, особенно в день его отъезда. Его отсутствие еще больше, чем отсутствие Норин, послужило причиной смерти Изадоры.
Если бы теперь можно было что-либо изменить! Например, немного облегчить жизнь Норин. Он поговорит с Кенсингтонами, они тоже причинили ей столько зла. Необходимо это исправить. Пока не поздно.
На следующий день Норин уже три раза прошла по коридору отделения, опираясь на руку Брэда и смеясь над своей слабостью и головокружением. Она не сомневалась, что ей осталось провести в больнице лишь несколько дней — и эта радостная мысль отражалась у нее на лице.
Так продолжалось, пока они не встретили вышедшего на дежурство Рамона. Улыбка Норин сразу же поблекла, взгляд погрустнел, и она, сосредоточенно разглядывая паркет, еще крепче схватила Брэда за руку.
— Отлично, — произнес Рамон, не обращая внимания на ее реакцию. — Ходить очень полезно, и чем чаще, тем лучше. Так ты быстрее поправишься.
— Сегодня мы уже гуляем, — похвастался Брэд. — Ей намного лучше.
— Да, вижу.
— Пойдем дальше, — попросила Норин своего спутника. — Мне трудно стоять.
— Брэд, тебя ждут в триста десятой палате, — раздался голос санитарки. — Мистер Шарп жалуется на работу дыхательного аппарата.
— Я сменю тебя, — предложил Рамон, делая шаг вперед. — Проведай своего пациента.
— Да, сэр. — И Брэд виновато посмотрел на Норин, которая выглядела так, будто ей предстоял путь на гильотину.
— Ты не умрешь, если дотронешься до меня, — саркастически заметил Рамон, протягивая девушке руку. — Давай, пойдем.
И они не спеша продолжили путь до палаты. Потом он помог ей снять тапочки и лечь в постель.
— А ты еще не спросила, как дела у твоей киски.
— Она в порядке?
— Все отлично. И я к ней уже привык.
— В мире много бездомных котят, — буркнула Норин сухо.
— А я-то надеялся, что у меня будет возможность ее навещать.
Норин подняла глаза — холодный, отсутствующий, ничего не выражающий взгляд.
— Вряд ли.
— И теперь всегда так будет? — спросил он шепотом.
— Не понимаю, о чем ты.
— Понимаешь, — так же тихо раздался его голос. — Господи, да неужели тебе никогда не приходило в голову, что я выясню, что произошло на самом деле? Я пережил шок, когда узнал, что с тобой случился сердечный приступ и только из-за этого Изадора осталась одна…
— Мне-то приходило в голову, но ты не хотел выслушать меня. Никто не позволил мне и слова сказать. Два долгих года ко мне относились как к убийце. Думаешь, это легко забыть?
— Нет, — отчеканил Рамон. — Прости меня, — добавил он тихо. — Конечно, произошло слишком многое, чтобы только извинением стереть из памяти последние два года, но мне действительно жаль. Если это поможет.
Норин устало закрыла глаза, по щекам у нее текли слезы.
— Ты не знал, — глухо произнесла она. — И никто не знал. Да какая теперь разница! — вырвалось у нее вдруг. — Изадора умерла! И все по моей вине! Я должна была постараться убедить врачей, что мне нужно домой!
Каждое слово, будто стальное лезвие кинжала, вонзалось в сердце Рамона.
— Норин! — воскликнул он. — Зачем ты так говоришь?
В этот момент распахнулась дверь, и на пороге возник Брэд, одарив Рамона обвиняющим взглядом.
— Пора перестать ее мучить, с нее достаточно!
— Да, — засуетился Рамон. — Я велю принести обезболивающее. Уговори ее поесть. — И с этими словами он вышел.
Брэд молча протянул Норин носовой платок.
Рамон брел по коридору словно в тумане. Слезы Норин… Тот факт, что она плачет по его вине, причинял ему нестерпимую боль. Кажется, только сейчас он понял, какой длинный путь ему предстоит — путь к ее доверию.
На следующее утро Норин тактично отказалась от помощи мисс Плимм. Она не собирается быть в чем-либо обязанной Рамону.
С таким настроением она ждала дня выписки. Каково же было ее удивление, когда при выходе из отделения она столкнулась с Кенсинггонами. Норин холодно взглянула на них, даже не пытаясь изобразить на лице радость от встречи.
— Рамон сказал, что тебя сегодня выписывают… — начал Хол.
— Да, я возвращаюсь домой, — бросила она сухо. — Зачем вы здесь?
Дядя, кажется, удивился вопросу.
— Ты ведь перенесла серьезную операцию.
— Мы были в отъезде, — подключилась к разговору Мэри. — И вернулись только сегодня. Если бы мы знали, мы бы…
— Зачем притворяться? — зло произнесла Норин. — Вы просто отдали визит вежливости. Никто не будет шептаться у вас за спиной. А теперь, если вы не против, я поеду домой, а то я себя еще не очень хорошо чувствую.
— Ты можешь пожить в своей старой комнате, — предложила Мэри. — Мы наймем сиделку…
— Я возвращаюсь к себе.
— Но ты же живешь одна, — возразил Хол. — Ты не можешь быть предоставленной самой себе.
— Я годами была предоставлена самой себе. — Несмотря на удивление на их лицах, ни голос, ни взгляд Норин ничего не выражали, только полное безразличие и холодность. — И мне так лучше. — Она кивнула сопровождавшему ее санитару, и они направились к лифту. — Спасибо, что приехали сюда, — добавила Норин, даже не взглянув в сторону Кенсингтонов.
Обиженные и не ожидавшие такого приема, они стояли не шевелясь. Мэри и Хол рассчитывали, что Норин с радостью примет их заботу, но их встретила не та тихая, покорная, стеснительная девочка, которую много лет назад они привели в свой дом.