Помню, я смотрела на яркие вывески развлекательного центра у самого берега, где сновали люди, бурлила жизнь, а потом бросила взгляд на кажущийся бескрайним Днепр и подумала: скорее бы это чувство ненужности прошло, и я опять оказалась в пространстве привычных вещей, где каждый закоулок мне знаком.
Странное это было чувство, и я еще подумала: если вот сейчас ко мне подойдет человек с предложением выйти замуж, прыгнуть с парашюта, сесть на мотоцикл — я тут же соглашусь, лишь бы избавиться от этого мерзкого ощущения.
Мне не удалось додумать эту мысль до конца: не успела машина не-моегочиновника отъехать, как рядом притормозила другая — машина Влада, и звук открывающихся дверей мигом отбил желание рефлексировать на вечные тему.
Влад вышел из машины. Он ухмылялся.
— Он был старшее нее, она была хороша. В ее маленьком теле гостила душа…
Именно этой цитатой из песни группы «Машина Времени» он начал наш диалог. И предпочел сделать вид, будто ничего необычного в его появлении нет. Влад был настроен играть. А я подумала: неужели он ехал за мной? Зачем?
— Что ты здесь делаешь?
— Они ходили вдвоем, они не ссорились по мелочам… — продолжал напевать мой Влад.
Он наклонил голову набок — его любимый жест, который я осознанно переняла много лет назад и с тех пор хранила в своем арсенале реакций.
— И все вокруг говорили: Чем не муж и жена, и лишь одна ерунда его сводила с ума…Он любил ее, она любила летать…
Влад прекратил петь, когда увидел слезы на моих глазах.
— Марина… — прозвучало растерянно. — Ты что…
— Как ты смеешь появляться как ни в чем ни бывало… и так себя вести?! Как тебе хватает наглости?!
Мой Влад молчал. А меня наконец прорвало.
Вы поверите, если я скажу, что, вспоминая тот вечер, плачу, мои руки трясутся, и слезы капают на клавиатуру? Вы поверите, что каждое написанное слово когда-то было произнесено мной и обращено к нему?
Вы не поверите, ведь все писатели врут.
— Я тебя боготворила, и ты это понимал! Ты пользовался моим к тебе доверием! Ты заставил меня уговорить ее прийти на ту вечеринку! — начала кричать я, а он смотрел на меня, и я не знала, что означает выражение его лица. — А сейчас ты вернулся в мою жизнь и думаешь, что это нормально?! Уехал в Лондон — и хорошо. Зачем ты вообще вернулся?! Что, неужели тебе больше не смешно? А ведь раньше я тебя так забавляла?!
Я подошла к нему и толкнула так сильно, что он спиной ударился о дверцу машины.
— Ты что, идиот?! Ты не понимаешь, как тяжело я переживала ее смерть? Господи, Влад, зачем? Ведь я же тебя любила! А ты сейчас ковыряешься в старых ранах! Ты что, не понимаешь, каково это?!
— Марин…
Плотину прорвало: я начала бить его кулаками и плакать. Из-за слез я уже ничего не видела. Мне хотелось так много всего сказать даже спустя столько лет.
Как я в университетские годы вела воображаемые разговоры с Матильдой, просила ее о помощи в особо сложные моменты. Как я, не слишком религиозная, ходила в церкви и храмы и ставила свечи.
Я била его кулаками, крича, что мужчины очень жестоки и они предают. Я обвиняла его в том, что так и не нашла свою стаю. В том, что находилась в отношениях с человеком, которого так и не впустила в свое сердце, а когда я была готова это сделать — мы расстались. Все невзгоды моей жизни… в тот момент мне казалось, что это его и только его вина.
В конце концов, ломая сопротивление, он меня просто обнял, и мои слезы превратились в истерику. Потому что… Господи, помоги мне, я его так любила!
Это было болезненное осознание, от которого разрывалось сердце. Влад был не мой, и он был убийцей.
— Лучше бы ты умер! — кричала я, а он прижимал меня к своей груди и гладил волосы. И успокаивал, пока я осыпала его проклятиями.
Его пальто пахло уютом и Владом. Его плечо было твердым, но удобным — самое то, чтобы засыпать на нем после занятий любовью.
Осуждайте меня, ненавидьте, обвиняйте. Если есть в этом мире само понятие проклятой любви, то вот же она, эта любовь. Проклятая любовь к проклятому Владу.
— Ненавижу тебя!
Влад был повсюду: в героях, которых я описывала в своих книгах, в мужчинах, с которыми встречалась и спала. Его мировоззрение отравило мне жизнь. Я отказалась, когда человек, который меня когда-то очень любил, предложил мне жить вместе, потому что догадывалась, какой могла бы быть совместная жизнь с Владом, и хотела именно Влада.
И все это я начала осознавать лишь там, на мосту, стоя в обнимку с этим проклятым мужчиной. И меня накрыло такой волной боли, что хотелось спрятаться в нору и не выходить с десяток лет, чтобы восстановить силы.
Крики перешли в шепот, я крепко обняла его и бормотала, что ненавижу и желаю всего наихудшего. Он целовал мои волосы и молчал.
Лучше бы я не знала, что бывают такие, как он, запрограммированные делать все правильно. Он прикоснулся к моему подбородку, заставляя посмотреть ему в глаза, и поцеловал.
Я ответила на поцелуй, зная, к чему это приведет. И это был самый лучший поцелуй в моей жизни от самого любимого и самого ненавистного мужчины.
Мой друг, мой Влад, моя любовь.
Не было ни стыда, ни сомнений, лишь миг единения с человеком, от которого стоило бы бежать без оглядки.
Он ничего не сказал. Мы сели в машину и поехали к нему. По дороге молчали. Я смотрела на его руку на руле и то проваливалась в сон, то выныривала оттуда, чтобы вновь наткнуться на его профиль. Он пристально за мной следил — настолько, насколько это доступно тому, кто находится за рулем движущейся машины. Когда я открывала глаза, Влад смотрел на меня, задумчиво улыбался, и его взгляд снова возвращался к дороге.
— Спи, — говорил он мне.
Мне было не страшно, наоборот, я чувствовала, что нахожусь там, где должна, и осознавать это было очень больно.
— Марина, — сказал он негромко. В его голосе не было ни самодовольства, ни вызова. — Ты ведь знаешь, куда я тебя везу?
Я кивнула.
— Хорошо, — выдохнул он, сворачивая налево, и в темноте я не могла не заметить, как побелели костяшки пальцев на его холеных руках. Поразительно, на какие вещи иногда обращает внимание человек.
Мы приехали к нему домой. Я сняла обувь и осмотрелась. Квартира чем-то неуловимо была похожа на дом его отца, но в том доме я всегда безошибочно определяла, что Владу было по душе, а что нет. В этой квартире все было так, как любит Влад: просторно, светло, на холодильнике — десятки магнитов.
— Я думала, тебе не нравятся магниты на холодильнике.
— Мне не нравились магниты на холодильнике отца, а эти я сам привез.
Он стоял, опершись на дверной косяк, и наблюдал за мной.
В кухне было большое окно во всю стену, стол стоял в центре. Освещение Влад так и не включил, но света из окна было достаточно, чтобы все рассмотреть.
Красные цифры встроенных в плиту часов подсказали время — 3:17.
— Мило, — вынесла я вердикт.
Влад подошел ко мне. Он казался напряженным.
— Спасибо.
И без лишних слов усадил меня на столешницу. Положил руки по обе стороны от меня. Моя голова оказалась выше, и я смотрела на него сверху вниз. Его взгляд упирался мне в грудь.
— И зачем ты с ним поехала? — спросил Влад, имея в виду мужчину, с которым я познакомилась на мероприятии.
— Почему бы и нет?
— Он женат.
— И что? — попыталась блефовать я.
Влад расстегнул три пуговицы на моем платье. Оно было простым, классическим, но пуговицы тянулись до самого низа, и если расстегнуть все пуговицы…
Твою мать, что я тогда испытала!
— Перестань строить из себя то, чем ты не являешься… — шептал он мне.
Я посмотрела ему в глаза.
— А зачем ты за мной поехал? Как же та девочка, с которой ты пришел?
— У нас был секс в машине, и я отвез ее домой.
— Врешь. — Я улыбнулась и запустила руки ему в волосы. — Вы бы не успели.
— Что ж, — он усмехнулся, — вру.
Пуговичка за пуговичкой его пальцы спускались все ниже, прикасались к белью, к оголенному животу и груди.
— Снимай-снимай, — сказал он, потянув меня за рукав.
Соблазн был слишком велик: ничего в жизни я не хотела больше, чем переспать с Владом. Если бы мне в тот момент сказали: выбирай — стажировка в DeutscheWelleв Бонне или секс с ним, я бы, наверное, по глупости выбрала последнее.