Марина Багирова - Мой дорогой Влад

Он встречался со многими девушками (лично я помню как минимум семерых). Все они были старше него, и каждая — каждая! — такая красавица, что глаз не оторвать. Безусловно, если существуют стереотипы того, как должна выглядеть привлекательная девушка, то все подруги Влада как будто воплощали в себе эти стереотипы.

Летом мы вчетвером часто отдыхали у бассейна в его доме. Мы ели фрукты, которых всегда в холодильнике было в избытке, уплетали десерты и вкуснейшие шарлотки, приготовленные какой-то женщиной, которой платили за то, чтобы она снабжала дом Влада продуктами. А еще я любила сыры. И жульничала: в первую очередь съедала Рокфор, Камамбер, Моцареллу и Гауди. У меня дома тоже были такие продукты, но я ведь знала, сколько они стоят, а у Влада все бесплатно. Словом, жульничала…

Хозяин дома (отец Влада) постоянно находился в разъездах, а мать умерла, когда сыну было то ли два, то ли три года.

О ней в семье было не принято говорить, так что об этом я знаю немного. Конечно, временами моя писательская фантазия уносилась в далекие сферы, где мама Влада обладала самыми разными качествами и представала в разных образах. Но иногда фантазии лучше оставлять при себе, и это именно тот случай, ведь я не знаю, какой она была на самом деле, а оскорблять память умерших, как правило, весьма неблагородное дело.

Понятия не имею, о чем думал отец Влада и думал ли в принципе, но за юным наглецом с раннего возраста почти не было никакого присмотра. Его одевали, кормили, водили на всевозможные занятия, никогда не журили и потакали всем прихотям. Благодаря такому воспитанию он не чувствовал ответственности ни перед кем и делал, что ему вздумается.

У нас, юных пичуг, это вызывало лишь чувство зависти: почему нас заставляют в девять часов быть дома, а он всю ночь волен делать что угодно?

Да, у нас было много причин завидовать нашему популярному другу, и все эти причины мы с регулярно проговаривали ему вслух, на что Влад усмехался и отвечал: «Видимо, в прошлой жизни я был большим паинькой и теперь вознагражден за это». Видимо, так и было…

Приходя к нему домой, мы доставали из бара вино, из холодильника — фрукты, сыр и, чувствуя себя безумно взрослыми, начинали обсуждать девушек Влада.

О них мой друг отзывался весьма нелестно: «Эта слишком много говорит», «Не давала целых два месяца», «Изо рта воняет, как из помойки», «Так она же толстая!»

Меня пугали эти высказывания: острые, как иголки, болезненные и унизительные. Я не могла не думать, что если он в таких красавицах находит недостатки, то что он думает обо мне.

Но мне так нравилась наша дружба, наша четверка, что я молча кивала в ответ на особо оскорбительные фразочки и с видом умудренной в амурных делах женщины делала еще один глоток шампанского. Вы забыли, мы же были очень взрослыми…

Но потом все изменилось.

Мне тяжело будить воспоминания о том, что причиняет самую сильную боль. Боль причиняет то, как он поступил, то, как я отреагировала, и то, что он был для меня так немыслимо важен, что я смолчала тогда, когда стоило закричать.

Допускаю, что Влад был больше, чем просто друг, и я по-настоящему его любила. Не знаю, какой была та любовь и когда она зародилась. Мне просто хотелось, чтобы у него всегда все было хорошо даже в ущерб моим интересам.

Не проходите мимо этой фразы, задумайтесь над ней. Я действительно настолько им дорожила, что желала ему счастья, даже если это разобьет мне сердце. Вы понимаете, что к нему испытывала та шестнадцатилетняя дурочка, которой я была много лет назад? Верите мне?

Наверное, то, что случилось потом, — закономерность. Но, Господи, почему же так тяжело вспоминать об этом? Почему так больно писать?

Я смотрю на свои руки на клавиатуре — руки двадцатитрехлетней девушки, и мне кажется, что моим рукам — столетия, ведь они трясутся. Обветренная от долгого нахождения на морозе кожа стала серой и сухой, а красный маникюр лишь подчеркивает эту серость. Он кажется настолько неуместным на моих руках, что на ум приходит сравнение: «Красный маникюр на моей руке, как шляпа на собаке».

Я смотрю в окно и подливаю в пузатый бокал еще вина. Я пью редко, и алкоголь действует на меня безотказно: я пьяна. Мне не верится, что я наконец излагаю на бумаге то, что мучило меня много лет… Надеюсь, потом мне станет легче, и призрак Влада оставит меня в покое.

Он заканчивал школу, до выпуска оставалось несколько месяцев. У Влада уже был приготовлен костюм, купленный летом во время отдыха то ли в Испании, то ли во Франции. В последний год мой друг по-настоящему постарался и «подтянул» все предметы, но наиболее усердно он налегал на английский. Этот язык давался ему легко, как и все, за что он брался серьезно, не для галочки. К тому же у него было много практики: золотого мальчика вечно занятой папа отправлял в разные летние лагеря в Англии, Ирландии или Штатах.

Лишь одно отвлекало этого красавца от его беззаботной жизни…

Эта девушка перевелась к нам в школу в девятом классе, а если точнее, переехала в столицу из небольшого города в какой-то области.

Я в то время была в десятом классе, она в девятом, а Влад — в одиннадцатом.

У нее было совершенно обычное для славян имя, но, думая о ней, я всегда вспоминаю фильм, который называется «Матильда». Кинолента рассказывает историю маленькой девочки, обладавшей волшебными силами. Но не в сюжете дело, а в том, что, если бы Матильда из фильма была чуть-чуть старше, я уверена, она бы выглядела, как та девушка, о которой я расскажу.

Да, у нее было не цепляющее слух имя, но мысленно я часто называю ее именно так — Матильда. Красиво, не правда ли?

Видимо, так работает извращенная фантазия писателя: он даже в самых мерзких историях находит романтику. Наверное, из-за писателей и начинаются войны и случаются перевороты. Проклятые писатели пытаются все идеализировать. Вот и я занимаюсь тем же: пою дифирамбы моему дорогому Владу и его жертве.

Матильда…

Не могу сказать, что она была очень приметной. Что бросалось в глаза — чистая кожа, усыпанная веснушками.

Худенькая, с длинными русыми волосами, которые как будто доминировали во всем ее облике. Ее вид говорил о стесненности в средствах и скромности.

Мне представлялось, как эта девочка выходит замуж после одиннадцатого класса, рожает детей, набирает вес, и ей так и не суждено узнать, что в ней от природы была заложена красота, которой позавидует даже звезда мирового масштаба.

Такие, как Матильда, не пытаются вскарабкаться наверх, где, поговаривают, находятся слава, деньги и пресловутое счастье, о котором все говорят, но мало кто видел. Иногда таким девочкам везет: на них обращают внимание такие, как Влад. Что ж, сомнительная удача, после которой разве что в могилу. Ха-ха, как смешно я пошутила!

Ее мама получила работу в столице и переехала с тремя детьми: три девочки, Матильда была самой старшей.

Одевалась она скромно, предпочитая (добровольно или не очень) простые светлые майки, кроссовки и джинсы.

Я помню тот день и даже минуту, когда Влад впервые обратил свой взор на эту девушку. Поздно проклинать это мгновение, но не думать о том, как сложилась бы моя судьба, если бы они не встретились, я не могу.

Какой-то идиот пригласил Матильду на вечеринку к Владу, одну из первых, устраиваемых в так называемый летний сезон.

Близился май, вечера становились все теплее, а вечеринки у Влада происходили все чаще и становились все горячей.

Матильда в тот день была очень мило одета: на каблуках и с высокой прической. Я такие укладки всегда терпеть не могла: считала, что они удешевляют образ, но ей, удивительное дело, очень шло.

Мы с Машей разносили выпивку и следили, чтобы гости не лезли куда не надо. Если кто-то выпивал слишком много, вежливо (а чаще невежливо) выпроваживали за территорию участка. Мы были весьма беспечны, и нам нравилось играть роль хозяек этого роскошного дома, чувствовать мнимую власть над людьми.

Тех, кто пришел впервые, мы «вылавливали» сразу, как бы те ни маскировались. Новенькие не могли не озираться вокруг, постоянно вертели головами и часто спрашивали, действительно ли можно брать еду, разложенную на столиках у бассейна.

Матильда пришла с подругами. Персиковое платье выгодно подчеркивало стройный стан, и я невольно ощутила укол зависти: моя фигура была далека от совершенства. У меня кошки на душе заскребли и там же нагадили, когда я увидела, как он на нее посмотрел!