В квартире было светло — Влад всегда любил яркое освещение. Он уделял много внимания тому, как, под каким углом свет падает на предметы, различал холодные и теплые оттенки теней.
Перечитывая свои книги, я не раз замечала, насколько серьезно отношусь именно к освещению, и каждый раз убеждалась, что за этими «совпадениями» скрывается личность Влада.
— А браслет?
— Что не так с браслетом?
— Мать Матильды утверждает, что ты преследовал ее дочь, угрожал, и что…
— И что? — перебил он холодно. — Что я ее убил? Ты понимаешь, в чем меня обвиняешь?
Он засмеялся и по привычке взъерошил рукой волосы. Я так любила этот его жест.
— И какие она находит подтверждения?
— На ней был браслет.
— О, да, это, несомненно, доказательство!
— Мать Матильды считает, что это ты надел на нее браслет, чтобы они знали… Потому что Матильда никогда не надела бы его сама.
Я понимала, что говорю сбивчиво, и у меня, журналиста и рассказчика по призванию, не получается внятно выразить свои мысли.
Влад это видел.
— Влипла ты, Марина, не так ли? — засмеялся он. — Встречаешься с насильником и убийцей.
— Что?!
— Разве ты думаешь иначе? Ты почему-то не веришь, что я не имею никакого отношения к ее смерти, что жалею о том, как поступил с Матильдой.
— Ты даже не представляешь, насколько сильно я хочу тебе верить…
— Марина, у этой женщины горе. Я понимаю, как ей тяжело. Но она не может приписывать мне убийство только потому, что Матильде перед смертью вздумалось надеть подаренный мной браслет. Вряд ли Матильда была в своем уме, когда резала себе вены. Я знаю, что виноват, но не в этом!
Он по-прежнему сидел передо мной на корточках. Я гладила его волосы, обводила пальцем контур его лица.
— Ты ее любил и все же поступил с ней так жестоко. Что мешает тебе поступить со мной так же, если я когда-нибудь стану тебе не нужна, неугодна?
— Марина, Машенька, Маричка, я бы никогда…
— Я не слепая и вижу, как женщины на тебя заглядываются. Более того, отдаю себе отчет, что, если бы мы не были знакомы с детства, ты сейчас не выделил бы меня из толпы других женщин. Их слишком много. И я слишком хорошо тебя знаю. Пример отца и твое воспитание не позволят тебе хранить мне верность вечно. Рано или поздно тебе придется научиться скрывать от меня интрижки.
— Маричка, — он поцеловал мою руку и назвал меня так, как временами называла мама, — ты права. Возможно, однажды мне захочется сделать что-то, о чем я никогда не позволю тебе узнать, но… но заботиться я хочу о тебе и только о тебе. Хочу видеть тебя своей женой, другом, матерью моих детей. Ты знаешь меня так хорошо, понимаешь с полуслова, а я знаю тебя… Я не сделаю больно человеку, которого считаю равным себе по силе, по уму.
Я гладила его волосы, он нежно прикасался к моим коленям.
— Самое страшное, что я действительно знаю тебя. Я легко могу представить, как ты приходишь в квартиру Матильды, как бросаешь ей самодовольную улыбку… Я пока не могу, да и не хочу обвинять тебя в чем-то большем, но уверена, что ты приходил к ней домой и не просто извинялся и предлагал деньги. Ты вполне мог угрожать.
— Марина…
— Да, ты жалеешь, что я узнала о твоем поступке, но… — Слезы застилали глаза. — …этот поступок, вероятно, не единственный. Ты творил вещи и похуже. За время, что мы вместе, я ловила обрывки твоих разговоров, знаю людей, с которыми ты встречаешься. На Фейсбуке ты — представитель прогрессивного поколения с идеальными друзьями-реформаторами, на практике ты строишь бизнес по принципу 90-х. Думаю, ты бы очень хорошо чувствовал себя в те времена, когда людей можно было похищать и убивать.
Он молчал.
— Неужели ты думаешь, — спросил Влад после долгой паузы, — что сейчас другое время?
— Да, я так думаю!
Он рассмеялся.
— Потому что тебе не приходилось сталкиваться с настоящими сложностями. Ты живешь в столице, зарабатываешь недостаточно, чтобы поехать на выходные в Лондон, но на отпуск в Египте и качественную одежду тебе хватает. Ты не сталкиваешься с проржавевшей судебной системой и коррупцией на уровне личных интересов. Да, ты об этом пишешь, но одно дело писать и совершенно другое — пытаться уберечь свой бизнес, который ты развивал много лет и который хочет забрать какой-то заплывший жиром боров, выросший в хлеву и возомнивший себя королем.
Влад поднялся.
— Ты так наивна, Марина. Не понимаешь, как легко сломать твою жизнь, если бы кому-то этого действительно захотелось. Как легко отнять твою квартиру, причем, заметь, на законных основаниях. При желании, — Влад наклонился к моему уху, — тебя можно посадить в тюрьму, и ты никогда не сможешь доказать, что невиновна.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Затем, что я могу тебя от всего этого защитить. Я могу сделать так, что ты будешь в безопасности до конца своих дней.
Я усмехнулась.
— Нет, Влад, не до конца моих дней, а до тех пор, пока тебе это будет угодно.
— В твоем случае это одно и то же.
— Твои слова звучат, как угроза.
— Да какая к чертям угроза?! Я лишь озвучил твои страхи. Ты и сама знаешь, что я прав.
Знаю. Прав.
В квартире было тихо, будто она прислушивалась к нашему разговору
— Помнишь, как мы сидели у бассейна в доме твоего отца, и ты расспрашивал нас с Машей, как тебе вести себя с Матильдой.
— Бл***! — не сдержался Влад. — Марина, ты опять!
— Мы давали тебе советы, что ей говорить, и ты нас чертовски внимательно слушал. Тебе было важно, чтобы она захотела быть с тобой. А потом… Влад, ты же в нее влюбился!
— Ты можешь наконец перестать о ней говорить?!
— Я отчетливо помню, как сильно ты прикипел к этой девочке! — Я не обращала внимания на его протест. — И тем не менее поступил с ней так жестоко! Почему?! Я знаю о тебе все или почти все, даже то, чего знать не стоит, но я до сих пор не понимаю, как ты мог быть таким жестоким по отношению к ней. Ты рассказываешь сказки, как мне будет с тобой хорошо, но я видела, как ты поступил с той, которая тебя любила и которую любил ты! — Я уже не разговаривала с ним — кричала. От переизбытка эмоций я вскочила с места. — Ты годами говорил о том, как важно беречь свою стаю, и я так тебе верила, что даже сейчас использую твою терминологию, и моя голова забиты твоими идеями! Но этот поступок выбивается из всего, о чем ты рассказывал и во что заставил меня верить!
— Потому что она были никем! — взорвался Влад. — У меня к ней было только физическое влечение. Чтобы любить по-настоящему, нужно уважать человека, гордиться им, считать его равным тебе по духу! Она же была олицетворением всего того, что я терпеть не могу в женщинах. Мы только начали встречаться, а она уже распланировала всю нашу жизнь, мечтала с мамой познакомить. — Влад запустил руки в волосы, собираясь с мыслями. — Ты хотела правду? Вот тебе правда: Матильда была глупа, как пробка, и я ненавидел себя за то, что именно к ней меня так сильно тянуло. Это была физиология, которую я не мог контролировать!
— И за это ты ее…
— Нет! Не знаю! Она поставила условие: женись на мне, и после этого я буду с тобой спать. Самое глупое условие, которое может придумать женщина!
— Потому что ставка слишком высока? Буду спать с тобой не за шубу или телефон, а только если женишься?
Он скривился.
— На таких условиях женятся только больные люди.
— И поэтому ты решил: пусть она в первый раз сразу с несколькими переспит? Да ты больной! — закричала я. — Ты хоть понимаешь, насколько ты болен! Не нравятся условия — откажись от сделки, а не поступай, как скотина! — Я схватилась за голову. — Боже, как же я тебя ненавижу!
— Неправда, Марина. Ты меня любишь и всегда любила…
— Очень смешно! Ты действительно в это веришь? — Меня прорвало. — Расставаясь впервые, я и не догадывалась, что это может быть так больно. Но потом… у меня появилась новая работа, новый круг знакомств, и понемногу чувства к тому мужчине превратились в воспоминания. С тобой все будет по-другому, я это прекрасно осознаю.
— Марина, не сгущай краски…
— Но… я слишком тебя боюсь, и мне это не нравится. Со мной ты играешь роль прекрасного принца, и я бы очень хотела поверить в эту роль. Но ты опять мне врешь. Ты постоянно мне врешь!