— Матильду ты так же успокаивал?

— Возьми себя в руки!

Я всхлипывала и смеялась, потому что, даже несмотря на плакавшую у его двери девочку, несмотря на его признания, я до сих пор не обулась, не надела пальто и не ушла прочь из его квартиры. Но я знала, что рано или поздно должна буду так поступить, и это понимание убивало меня.

— Влад, что ты же за чудовище такое! — плакала я.

— Марина, тебе нужно успокоиться! — повторил он строго, а у самого в глазах отразилось самое настоящее беспокойство.

Знаю, он меня любил! Он был жестоким, мерзким, мстительным и даже подлым, но я помню этот страх в его глазах. Он видел, что я нахожусь на грани, и во мне борются два голоса: голос разума, требующий уйти сию же секунду, и голос сердца, умоляющий остаться. Он боялся, что я прислушаюсь к первому голосу.

Он погладил меня по плечам, но я вырвалась. И начала кричать, что ненавижу его, что желаю ему смерти и что он не заслуживает права жить.

Влад молча терпел мою истерику, и тогда мне показалось этого мало. Я начала бить его кулаками в грудь.

— Зачем ты вообще вернулся! — кричала я, а он зафиксировал мои руки одной левой у меня за спиной и не позволял мне вырваться из его объятий. Я ревела, кричала, безрезультатно пытаясь освободить руки и нанести удар.

— Почему ты такой?! — вопила я, ощущая, как он немного послабил захват и правой рукой стал гладить меня по спине. — Что… что пошло не так, почему ты стал таким?!

— Тихо-тихо, Марина, успокойся, — нежно шептал Влад, целуя меня в макушку. — Тихо, моя хорошая, тихо.

Сквозь меня будто электрический заряд пропустили, когда я услышала это его «моя хорошая». Тряхнуло от того, как нежно он это сказал и как отреагировало мое тело. Это было не возбуждение, но бесконечная нежность по отношению к столь желанному мужчине.

— Марина. — Он по-прежнему гладил меня по спине и не позволял отстраниться от его груди. — Послушай, Марина, то, что я говорю, звучит не по-книжному, я знаю, но иногда, чтобы победить, нужно принимать жесткие меры. Отец Д. — взяточник, каких поискать. Мой проект лучший, я два года над ним работал, но К. не позволил бы нам получить тендер, так как хотел пропихнуть к кормушке своих людей. Мариночка, родная, мне пришлось так поступить. Понимаю, тебе страшно, но я обещаю: больше ты ничего подобного не увидишь.

— Что ты несешь? — плакала я, вдыхая запах его кожи. — Ты людей убил, тех, которые погибли в результате аварии…

— Это было не нарочно…

— Какая разница! У них семьи были, дети. Влад, ты убил их. Не Д. виновата, а ты. Пусти меня, я хочу уйти!

Я попыталась встать, наконец-то вырваться из его рук, но он не позволил.

— Марина, прошу тебя, успокойся!

Я начала вырываться еще сильнее.

— Я хочу уйти отсюда! Пусти меня немедленно!

Мне все-таки удалось встать, но он снова схватил меня за талию и толкнул на диван. Я упала на спину. Влад оседлал меня и прижал к дивану. Он ждал, пока я немного успокоюсь и перестану вырываться.

— Если бы я не послал Д. к чертям, ее отец сделал бы все добровольно. — Влад зафиксировал мои руки над головой и наклонился к моему лицу. — Но я, мать твою, из-за тебя порвал с ней, так что если ты думаешь, что сможешь просто так куда-то уйти, потому что тебе, видите ли, захотелось, — ты глубоко заблуждаешься.

Эти события происходили не так давно, но уверена, что и на старости лет, если доживу, буду помнить тот его сумасшедший взгляд, полный презрения, опасения и вожделения.

— Ты хоть понимаешь, как нелегко далось мне это решение? — спросил он, наклоняясь ко мне все ближе. — Я рискнул тендером, чтобы мы могли быть вместе, а ты мне устраиваешь этот цирк?

— Ты подстроил аварию, ты убил Матильду!

— Далась тебе эта Матильда! — взорвался Влад, встряхивая меня за плечи. — Она давно мертва, ее труп давно разлагается под землей, но ты никак не можешь забыть эту дрянь!

Я плакала. В тот момент мне почему-то отчаянно хотелось чем-то укрыться, надеть на себя больше одежды. Я как никогда ощущала, что на мне лишь легкий свитер на молнии и спортивные брюки, а Влад сидит на моих бедрах, и стоит ему потянуть за молнию…

Видимо, он пришел к тому же выводу.

— Марина, — прошептал он, запуская руку мне под свитер и лаская живот.

— Пусти!

Он взял меня за плечи.

— Посмотри на меня! Помнишь, как твоя мама уехала в командировку, и я, чтобы тебе развеселить, купил билеты в цирк? Мы с тобой тогда были знакомы всего ничего… Сколько нам было, когда мы познакомились? Сколько, Марин?

— Четырнадцать.

— Да, около того. Но мы с тобой сразу же нашли общий язык. Я мог с тобой разговаривать о чем угодно. — Влад усмехнулся, вспоминая. — А в тот день я сразу понял, что ты не в настроении. Помнишь, как долго я выпрашивал у тебя ответ? Ты всегда так охотно заводила со мной разговор, а в тот раз — ни в какую. А потом расплакалась. Помнишь, что я сделал?

Он слез с меня, сел на диван и усадил меня к себе на колени. Теперь моя голова была выше его. Он нежно обнимал меня за талию.

— Что я сделал, Марин? Марииин…

— Повел меня в цирк.

— Именно так. — Он разговаривал со мной, как с ребенком, которого нужно успокоить. — Думаю, время признаться, что мне тогда отец посоветовал куда-нибудь тебя сводить. Он позвонил не вовремя, я не хотел с ним разговаривать и пытался прервать разговор под предлогом того, что подруге плохо. Ты в тот момент как раз у меня в гостиной сидела. Я даже не помню, как ты там оказалась. У нас тогда еще не было привычки собираться у меня дома. Ты помнишь?

— Нет.

— Отец начал расспрашивать, что за подруга, думал, ты моя девушка, а когда вытянул из меня всю информацию— посоветовал на концерт сходить. Но я решил: нет, цирк намного лучше, ведь ты когда-то с мамой туда ходила.

— Ходила…

— Мы с тобой подростками были, но я четко помню одну вещь…

Он погладил меня по спине и опять полез под кофту. Не агрессивно — ласково и осторожно. Его пальцы ласкали мой позвоночник, а выражение его лица будто говорило: «Все хорошо, я здесь, тот самый Влад, которого ты давно знаешь и безмерно любишь».

— Ты тогда такая счастливая была, а потом, когда шоу закончилось, повернулась ко мне и так по-детски сказала: спасибо тебе огромное. Ты всегда умела выражать благодарность. Если тебя что-то радовало, это было видно за километр, а людям, знаешь ли, приятно видеть, что их действия вызывают такой отклик. Но я не это хотел сказать. Я помню, как смотрел на тебя в цирке и думал о том, что мне с тобой очень хорошо. Ты не пыталась со мной заигрывать, и это хорошо, потому что тогда я бы это не оценил. Но… Марина, с тобой просто было легко, понимаешь?

— Не понимаю…

Понимала, потому что это чувство было взаимным с той лишь разницей, что именно тогда, в цирке, я и начала понемногу сходить с ума по Владу.

— А потом мы пошли домой, но решили пройтись пешком, — вспоминал Влад. — Дождь начался, мы где-то прятались, и я тебе так много всего наговорил: и о школьных проблемах, и о взаимоотношениях с отцом, и о планах на будущее.

Влад расстегнул мою кофту и прикоснулся к груди. Поцеловал правую, левую грудь, а я сидела, не шелохнувшись, увлеченная воспоминаниями о цирке и нежными ласками. Да, он превратил день, когда моя горячо любимая мама в очередной раз уехала в командировку в Германию, в праздник. Лишь он, мой Влад, умел из черного делать белое, а из белого — черное.

Он стянул с меня кофту у снова уложил на диван. Поднялся и расстегнул на себе брюки. Затем, глядя мне в глаза, стянул с меня спортивные штаны. Лег на меня и медленно, очень медленно вошел.

Сознание отключилось, остались лишь оголенные провода чувств. И пока наши тела сплетались в один клубок похоти, нервов и нежности, пока наши глаза заглядывали друг другу в душу и видели самые потаенные желания, где-то на уровне подсознания я начала осознавать, что история моей любви к Владу не может закончиться хорошо. И от этого было очень больно.

…Ночью я не могла уснуть, он тоже. Влад крепко меня обнимал и вздрагивал от малейшего шороха. Утром я собрала свои вещи, которые находились в квартире Влада, и начала впихивать все это в сумку. На глаза то и дело наворачивались слезы, но я старалась не шмыгать носом: Влад по-прежнему спал.