Марина Багирова - Мой дорогой Влад

— Почему ты иногда такая зазнайка? — парировал он. — Я таких, как ты, терпеть не могу.

— Вот спасибо! — Я шутливо обиделась. И сразу опомнилась, вспомнив цель своего прихода. — Насчет Матильды… ты знал, что у нее отец умер? Давно уже…

Вся непринужденность мигом сползла с Влада. Он нахохлился и приготовился нападать.

— У меня мать умерла. И что?

— Мне кажется, она тебя любит, — заметила я осторожно, стараясь бе5з надобности не гладить друга против шерстки.

— Не она одна, — отрезал Влад.

— Тоже верно… Просто… ты меня иногда пугаешь своим поведением. Ведь я же знаю, какой ты на самом деле. И если она тоже узнает…

— Марин, не надо читать мне мораль, — отмахнулся он. — Мне таких людей и без тебя хватает.

Я задумалась и не рискнула озвучить свою мысль. А мысль была такая: «Наоборот, Влад, в твоей жизни слишком мало людей, которые читали бы тебе мораль и хоть в чем-то тебя ограничивали бы».

Тот разговор особо ни на что не повлиял. Зато следующее событие в корне изменило ситуацию. А именно: Влад избил человека!

Имени того бедолаги я не назову. Скажу лишь, что он был наивным романтиком, который почему-то решил, что имеет право разговаривать с девушкой Влада. Все знали, с кем Матильда встречается. Это добавляло ей популярности, но для парней было, как стоп-кран: не подходи, будут последствия. А этот подошел!

Кто-то заснял на телефон, как они, словно двое голубков, сидят на лавочке у школы и разговаривают. Подумать только, на лавочке! Влад ее по дорогим ресторанам водил, а эта дурочка на лавочке с одноклассником болтала!

Теперь-то я знаю, что ничего плохого в тех посиделках не было, но тогда меня ее поведение разозлило. Зарождающая симпатия к девочке испарилась мгновенно, и я, как всегда, встала на защиту лучшего друга.

Мне довелось быть свидетелем того, как ему показали видео. Хорошо помню телефон, на котором Влад смотрел запись: серый корпус Siemens в форме «жабки» со щербинкой от удара в верхнем левом углу — теперь таких не делают.

Лицо Влада изменилось, будто темная туча наползла. Его школьные дружки, посмеиваясь, с интересом ожидали его реакции, а я застыла как вкопанная, думая лишь об одном: «Надеюсь, твой гнев никогда не обрушится на меня».

Влад хмыкнул. Недобрая усмешка, но, увы, для меня не в новинку. Таким он тоже мог быть, и ничего хорошего после таких ухмылок не происходило.

Официально к тому времени Влад школу уже месяц как закончил, ему не было нужды идти на уроки. Но он пошел. И на заднем дворе учебного заведения, ближе к гаражам, в тот же день под улюлюканье толпы произошла расправа над незадачливым соперником.

Парень был младше и намного слабее. Он не занимался спортом, не был таким высоким и широким в плечах, как Влад, за его спиной не было поддержки всей школы. Он был обычным парнем, которому понравилась обычная девушка.

Влад избил хилого противника до потери сознания. Но не более! Влад-подонок знал меру, и даже он не был настолько самоуверен, чтобы не понимать: за серьезные телесные повреждения можно и схлопотать.

Во время экзекуции я стояла в стороне и со слезами на глазах тормошила Сашу, умоляя его образумить нашего друга. Я кричала и материлась. Я была напугана до смерти. Мне было плевать, кто прав, кто виноват, лишь бы побоище прекратилось.

В тот день я узнала о себе нечто новое: мне не свойственно наслаждаться чужой болью. Жестокость Влада вызвала в моей душе протест. Но просто вмешаться я тоже не могла: в подростковой иерархии это лишь ухудшило бы ситуацию. Вот поэтому я и пристала к Саше: он мог вмешаться, не уронив при этом ничье достоинство.

Господи, о чем я тогда переживала!

— Сделай что-нибудь! Тот парень ни в чем не виноват!

— Еще бы не виноват, — ответил Саша жестко. — Она виновата…

Я обернулась, чтобы посмотреть туда, куда указывал Саша… и увидела Матильду. Она стояла невдалеке, закрывав лицо руками, и плакала. Казалось, еще мгновение — и девушка упадет замертво, таким бледным и полным ужаса было ее лицо.

— С ней будет другой разговор, — добавил Саша, рассматривая девушку.

— Какое, к чертям, виновата?! В чем?!

— Сама знаешь.

Те минуты я помню очень четко, будто они проходят передо мной в замедленной сьемке. Я рассматривала толпу, опьяненную адреналином и зрелищем. Обычные школьники пятнадцати-семнадцати лет кричали «Браво!» в особо яркие моменты боя, когда противник Влада падал на землю, чтобы потом снова подняться и попытаться дать сдачи. Влад играл. Я узнавала блуждавшую на его лице сытую улыбку. Мой жестокий друг развлекался: давал время слабому противнику прийти в себя и поверить с свои силы, а потом снова нападал.

Девушки смотрели на него с восхищением, парни — с завистью. И лишь Матильда — с ужасом, как на чудовище. Это была реакция человека, имеющего голову на плечах. Она не шла на поводу у толпы, и ей не доставляло удовольствия быть причиной драки.

Несколько раз она пыталась пробраться в круг и прекратить бой. Будто бы ей кто-то позволил! Каждый раз ее ловко оттесняли назад, пока она не сдалась и снова не отошла в сторону. Она не видела, что происходит внутри круга, но каждый раз, когда толпа подымала голос, аплодируя нападавшему, Матильда вся сжималась и будто уменьшалась в размере. На ее лице появилось выражение: «Кто-нибудь, заберите мне отсюда!»

Маши в тот день в школе не было: она поехала на экскурсию в город, где обитают львы. Это была ежегодная школьная поездка, на которую я «забила болт» классе в седьмом, а Маша продолжала ездить. Нравился ей этот город, что поделаешь.

Как бы там ни было, моя подруга отсутствовала. Если бы она была, кто знает, может, она встала бы на сторону Саши, который винил во всем Матильду, и, возможно, я бы не решилась сделать то, что сделала, а именно: подошла к Матильде и, взяв ее за руку, увела из этого ужасного места.

Мой поступок означал: я на стороне девушки, а значит, не на стороне Влада. Для меня это могло иметь ужасные последствия, которые пронеслись у меня в голове, пока я шла к девушке, застревая каблуками во влажном после дождя грунте. Я всегда была такой — много анализировала, много боялась. И в тот момент я уже представляла, как гнев Влада обрушится на меня.

— Не плачь… давай уйдем отсюда….

У меня были опасения, что она взбрыкнет: развернется и пойдет в другую сторону или обматерит меня, и тогда все станет только хуже.

Но случилось противоположное: от моего жеста Матильда окончательно раскисла и начала реветь белугой. Она послушно подошла ко мне и, доверчиво прильнув, пошла рядом.

Всю дорогу до метро она плакала. Я решила, что лучше нам переждать истерику в каком-нибудь спокойном месте, и завела ее в небольшое кафе у трамвайной колеи, где было тихо и немноголюдно в это время дня.

Начинался дождь. Мы сели у окошка и заказали по чашке кофе.

Матильде было очень плохо. Время от времени она бормотала нечто вроде: «Да мы просто домашнее задание обсуждали», «К. ни в чем не виноват» или «Влад больной!»

Увы, после случившегося спорить было очень сложно: действительно больной.

Я дала ей время успокоиться: села рядом и молча гладила ее по спине. Сама же в это время бродила по закоулкам собственного сознания, пытаясь осмыслить то, что произошло, и понять, как это повлияет на меня. В том, что повлияет, я не сомневалась.

— Я не понимаю… — всхлипывала Матильда. — Почему он так себя ведет? Ведь я же… не… — Всхлип. — Если я ему на нравлюсь, почему он так… так… — И опять истерика.

— С чего ты решила, что не нравишься? — удивилась я, выныривая из собственных горестных дум. — По-моему, сегодня все ясно увидели, что это не так.

Она скривилась.

— Показуха. Плевать ему на меня, просто захотел развлечься.

— Не думаю, что так уж плевать.

— Марин, да он сам начал наши встречи отменять, постоянно говорил, что занят. Я подумала, это он так пытается показать, что больше не хочет со мной встречаться.

— Ну, или хотел припугнуть, — возразила я, — чтобы ты скорее согласилась с ним переспать. А ты такая — хоп! — и находишь себе нового парня! — Я даже хихикнула при мысли, как нелегко было золотому мальчику осознать, что ему нашли замену.

— Да никого я не нахожу! — крикнула Матильда.