Джоанна Линдсей - Мой единственный

— Имеет. Прежде всего отец должен полностью поправиться. И я не желаю рисковать, затягивая его выздоровление, а ведь граф точно затеет скандал, узнав, что я считаю себя свободной от уз.

— Как хотите, — кивнул Джеймс.

Джорджина отошла от мужа и направилась к двери:

— Пойду собирать наши вещи.

— Только мои, Джордж, — твердо заявил Джеймс. — Ты больше и близко не подойдешь к этому проклятому пирату.

При создавшихся обстоятельствах эпитет «пират» звучал несколько странно, хотя и довольно мягко, учитывая, что исходил он из уст Джеймса.

Джорджина круто развернулась:

— Из-за какой-то несчастной ревности ты запрещаешь мне отправиться в столь волнующее путешествие?!

Золотистые брови снова взметнулись вверх.

— Сегодня ты уже совершила невероятный подвиг, Джордж. Я согласился помочь негодяю. Не испытывай судьбу.

Жена неохотно кивнула. Джеймс смягчился ровно настолько, чтобы добавить:

— Ты ничего не упустишь, дорогая. Я не собираюсь требовать его освобождения без соответствующих документов, подтверждающих наши полномочия. Все — на борт! И быстро! Мы вернемся через несколько дней.

Вечером Джулии пришлось позаимствовать слова Джеймса Мэлори, чтобы убедить отца в своем скорейшем возвращении. Она изнемогала от угрызений совести и сознания собственной вины, когда призналась в своем намерении плыть на помощь Ричарду. Рассказала о том, что сделал лорд Мэнфорд с сыном, и о его предсказаниях относительно печального будущего семьи Миллер. Скандал и все его ужасные последствия не замедлят пасть на их голову. Граф об этом позаботится.

— Мне так жаль, — закончила Джулия. — Я привыкла делать все необходимое без предварительного обсуждения с кем бы то ни было. А это нужно было сделать немедленно. Я обо всем договорилась. Лорд Мэлори согласился помочь. Его корабль отплывает со следующим приливом, и я буду на борту.

— Ты? Но зачем?!

— Потому что я отказываюсь вознаграждать коварство графа Мэнфорда. Нужно найти способ избавиться от контракта и не дать графу повредить нашему бизнесу и очернить доброе имя нашей семьи. Поэтому я помогу Ричарду выпутаться из этой кошмарной ситуации, в которую его завлек собственный отец, и, следовательно, он посчитает себя обязанным найти выход из нашей общей беды.

— И ты надеешься только на это?

— Да… разумеется.

Почему она покраснела? Джулия не знала. Но отец, должно быть, не заметил, потому что сказал только:

— Ты действительно повзрослела, дорогая.

Но Джулия совсем не чувствовала себя взрослой, когда три дня спустя стояла на палубе «Девы Джордж». Бескрайний океан, окружавший корабль, вызывал в человеке чувство собственной ничтожности и незначительности. Даже судно с заключенными казалось маленькой точкой на горизонте.

Джеймс и Дрю заметили его прошлой ночью. Могли бы догнать и раньше, но в ночь отплытия их корабль, пересекая Ла-Манш, попал в шторм. Судно Джеймса было необычайно быстроходным, потому что перед последним плаванием капитан велел снять все пушки: скорость была жизненно важна. Корабль с каторжниками покинул лондонскую гавань всего за два дня до того, как «Дева Джордж» вышла в море. Не на неделю раньше, как они считали. Очевидно, подобные суда могли стоять у причала неделями, даже месяцами, пока в трюмы не набьется достаточное количество осужденных.

Джеймс настаивал, чтобы подождать до утра, прежде чем покрыть расстояние между судами. Никто не возражал, потому что его доводы были весьма логичны. Он не хотел, чтобы британские офицеры, которым не терпелось добраться до своих коек, принимали поспешные решения: это могло привести к ненужному конфликту.

Пока «Дева Джордж» набирала скорость, к Джулии подошла Габриэла. Она ничего не сказала, но Джулия чувствовала ее молчаливую поддержку, в которой очень нуждалась. Она опасалась, что они найдут Ричарда больным, а может, и снова изувеченным. Боялась, что они пришли слишком поздно. А вдруг он немощен настолько, что с ним нельзя говорить ни о чем серьезном?

И тут, сама не зная почему, она стала рассказывать новой подруге о своем женихе. Возможно, Ричард изложил им свою версию событий. Не то чтобы она хотела изобразить себя безгрешной: ее вина в случившемся тоже немалая. Ее вспыльчивость и его снобистские, злобные реплики стали взрывным сочетанием. Они оба не сделали ничего, чтобы поладить друг с другом.

— Тогда у меня был ужасный характер, — призналась Джулия. — А Ричард всегда точно знал, как меня спровоцировать.

— И с тех пор ты не стала спокойнее?

— Не знаю, — усмехнулась Джулия. — Не помню, чтобы я закатывала истерики после нашей последней встречи. Но при мысли о нем меня охватывал гнев. Поэтому я перестала о нем думать.

— Не похоже на Ричарда, которого я знаю, — покачала головой Габриэла. — Он всегда казался мне беспечным, обаятельным и немного легкомысленным. Всегда улыбается или смеется. Всегда шутит, сыплет остротами. Я считала его абсолютно несерьезной личностью.

Слушая Габриэлу, Джулия испытывала грусть и ужасное сознание собственной вины. Неужели она отняла у Ричарда радость жизни, когда они были детьми? Она совсем не знала того человека, который был так небезразличен Габриэле. Того веселого, очаровательного «француза», которого сама Джулия встретила на балу. Галантного мужчину в отеле, который вскочил и прогнал пчелу, несмотря на боль в избитом теле. Смеющегося красавца на постоялом дворе, который швырнул ее на постель и поцеловал… Все это не мог быть тот, прежний Ричард!

— Вы правы, мы говорим о разных людях, — тихо ответила она. — За все наши детские встречи я ни разу не видела его улыбки. А вот рычал он часто.

— Поразительно, как человек может измениться всего за несколько лет, не так ли?! — воскликнула Габриэла.

— Дело не в годах, а в обстоятельствах. Вы встретили и узнали человека, который оставил все беды позади. Избавившись от влияния отца и угрозы нежеланной женитьбы, он, полагаю, обрел покой и стал таким, каким мог быть всегда, если бы не вырос с отцом-тираном. И я уверена, что, как только буря утихнет, он снова станет человеком, которого знаете вы.

— Но вам знакомы худшие его стороны, тем более что нежеланный брак висел над вашими головами дамокловым мечом.

— В детстве все было не так уж плохо. Как только я возвращалась домой после очередного визита в Уиллоу-Вудс, моя жизнь становилась обычной, и я была счастлива. Только достигнув брачного возраста, я начала тревожиться за будущее. В конце концов, я хочу детей и настоящего мужа. Любви.

— У вас кто-то есть на примете?

Джулия горько рассмеялась:

— Я помолвлена с колыбели, и мой жених был лордом. Все это знают. Знакомые мужчины обращались со мной как с замужней женщиной. Я только собиралась искать мужа, потому что прошло достаточно времени, и обратилась к властям с просьбой признать Ричарда мертвым. Но тут он явился сам и разрушил все мои планы.

Габриэла вздохнула.

— Какая печальная ситуация! Ричард никогда не доставлял мне хлопот, если не считать его глупого увлечения Джорджиной. Но все это ничто по сравнению с отправкой в австралийскую колонию. Родной отец! Как он мог?! Не удивлюсь, если Джеймс прав и лорд Мэнфорд, возможно, не настоящий отец Ричарда и так безобразно обращается с ним, потому что был вынужден растить незаконного ребенка своей жены!

— Думаете, он наказывал мальчика за грехи жены? Своеобразная месть?

Габриэла кивнула:

— Тогда все сходится. Иначе граф должен быть безумцем, чтобы так ненавидеть сына!

— О нет, безумцем его не назовешь. Или он слишком хорошо скрывает свое безумие под маской разума.

— Ор утверждает, что Ричард не выносит отца. Не сомневаюсь, что сам он предпочел бы оказаться бастардом.

— Но это не спасет нас оттого положения, в котором мы оба оказались, — вздохнула Джулия. — Даже если мы обличим графа и скажем ему в лицо, что Ричард не его сын, он откажется разорвать этот ужасный контракт. По закону Ричард носит его имя и обязан выполнять условия контракта.

— Пора идти вниз, леди, — объявил Дрю, подходя к жене и обнимая ее за талию. — Конечно, невеста и друзья жениха хотят видеть, как его освободят, но Джеймс на всякий случай велел вам сидеть в каютах. Мало ли что выкинут матросы того корабля при виде женщин?