Прежде, чем она осознала, что творит, Серенити схватила руку Антона и крепко сжала её, желая напомнить себе, что она не одинока.

Антон подпрыгнул от столь неожиданного жеста, но был достаточно умён, чтобы не отдёрнуть руку. Вместо этого, он крепче сжал её, воспрянув духом, и гордо расправив плечи понимая, что Серенити рада его действиям.

Он повернулся взглянуть на Голландского миллиардера…

Виллем де Конаи стоял прямо перед ним, одетый в однозначно сшитый на заказ костюм, который великолепно подчёркивал ширину его плеч и высоту его подтянутого тела. Он был таким чертовски высоким, что Антону пришлось поднять голову, дабы встретить его взгляд.

Холодные глаза старшего мужчины просканировали его с головы до пят.

Былую самоуверенность Антона, словно смыло волной, и он услышал свой мямлящий голос:

— Добрый день, мистер де Конаи.

— Боюсь, не имею удовольствия знать твоё имя, — Антону показалось, что он пребывает в некой сумеречной зоне, когда услышал голос миллиардера. У него был сильный акцент, но голос звучал так мелодично, отчасти напоминая манеру, с которой произносила слова Серенити. Это было, словно слушать, как говорят близнецы, хотя они явно не были таковыми.

— Антон Флорос, сэр, — и не имея смелости игнорировать руку, предложенную старшим мужчиной, ему пришлось отпустить Серенити и ответить на рукопожатие. Сделав это, он хотел вернуться опять к Серенити. Но её руки уже были сжаты в кулаки и плотно прижаты по бокам, и он даже практически осмелился всё же обнять её, но тут услышал голос:

— Должно быть, вы уже собирались уйти? — Учтиво поинтересовался миллиардер.

Антон моргнул.

— Это не так, — но миллиардер так сверлил его взглядом, что Антон тут же осознал, даже, если Серенити не заметила его эрекцию, то старший мужчина, однозначно этого не упустил. И сейчас, Виллем де Конаи давал ему путь для отступления, прежде, чем он раскроет его тайну.

— Хотя, если хорошо подумать, то мне действительно пора, — Антон не смог посмотреть в глаза Серенити. — Увидимся позже, Серенити, — тут же быстро развернулся и зашагал прочь, моля Бога, что миллиардер действительно оказался исключительным джентльменом.

Серенити и Виллем остались наедине лицом к лицу.

Было мучительно больно взглянуть на него, но Серенити решила, что покажет себя слабой, если этого не сделает. Он был всё также невероятно красив, быть может, даже лучше, чем она помнила его. Но он также, как и она похудел, что делало его облик ещё более гибким и аристократичным.

Виллему было сложно скрывать свою реакцию, когда рассматривал лицо Серенити. Он так соскучился по ней. Он дважды отпускал её, но теперь, когда она стояла прямо перед ним, тоска и боль сжали его сердце.

Ему безумно хотелось притянуть её в свои объятия, расцеловать каждый миллиметр её тела, пока он будет вымаливать её прощения. Только его невероятная выдержка помогла ему не сделать этого, а холодный вид Серенити только доказал, что поведение неандертальца сейчас только ещё больше оттолкнёт её.

Наконец, он решил первым нарушить молчание, просто сказав:

— Я бы хотел поговорить с тобой наедине.

****

Она повела его в кафе неподалёку, которое было заполнено студентами. Все взгляды устремились к ним, как только они вошли в помещение, а девушки открыто глазели и вздыхали, когда Серенити и Виллем прошли мимо.

— Этот подойдёт? — Поинтересовалась она, указывая на столик у дальней стены кафе.

— Без разницы, — когда они устроились на местах, она поняла, почему он так сказал. Его охрана проследовала за ними, и встала живой стеной, закрывая своего босса.

— Ты в порядке?

Почему его это интересует? Именно это она хотела ответить, но сдержала горечь своей боли. Не его вина, что он не любит её, не его вина, что не видит в ней тех качеств, которые нужны его жене.

Наконец она ответила:

— Жизнь продолжается.

— Я вижу, — его кулаки до боли сжались под столом. «Жизнь продолжается» … Он не имел понятия, какой смысл она вложила в эти слова. Теперь он знал, что любит Серенити так, как ни один из мужчин никогда не сможет любить, но также он знал, что эта эмоция была такой мощной, что он может вновь принести ей такую боль, как никто другой.

— Мне нужно что-то тебе сказать.

Она тут же подумала о Шейн. Сейчас он скажет ей, что решил жениться на Шейн, от одной мысли о чём, она практически утратила сознание. Хоть Серенити и покинула дом уже, как два месяца, сестра не переставала измываться над ней. Шейн оставляла голосовые сообщения ей на почте, и как больной наркоман, Серенити не могла прекратить слушать каждое из них.

У нас с Виллемом было свидание в Цюрихе. Мы летели его личным самолётом, и он всю дорогу трахал меня в его шикарном салоне. А у тебя было такое с миллиардером? Думаю, нет. Я бы хотела, чтобы у тебя такое было, но знаешь, что? У тебя никогда не будет такой возможности.

Мы с Виллемом часами говорим по телефону, и каждый раз я жду, что он спросит о тебе. Но нет. Кажется, будто вовсе забыл о твоём существовании.

Виллем летит в Грецию, и я уговаривала его встретиться с тобой. Я сказала ему, что ты повзрослела, и уже не будешь такой прилипалой. Голос Шейн стал тише и злобнее, когда она продолжила свой монолог. Я сказала, что не против, если он вновь позабавится с тобой. Сказала, что ему не составит труда вернуть твоё расположение, ведь ты дешёвая, безотказная шлюха, которая решила, что отдать мужчине свою невинность – значит привязать его к себе.

Она полагала, что последние два сообщения Шейн оставила для неё только, чтобы позлить. Но видимо, всё же нет. Потому что, Виллем и правда сидел сейчас перед ней, и пожирал своими голодными глазами, что заставило Серенити сделать два вывода, от которых её мгновенно затошнило.

Первое: он не имеет не малейшего понятия, что Серенити в курсе того, что сама же Шейн уговорила его встретиться с ней, в надежде, что она будет вести себя, как легкодоступная кукла для развлечений.

Второе: осознание этого никак не влияло на её чувства к нему.

Она всё ещё отчаянно любит Виллема де Конаи, и понимание этого разрывало её изнутри.

— Ты меня слышала, Сири?

Она практически вздрогнула, когда он использовал её сокращённое имя. Раньше, оно заставляло её чувствовать себя особенной. Но теперь, она с горечью осознала, что это просто «стиль» миллиардера, как заставить свою каждую любовницу чувствовать себя особенной.

— Я слышала тебя, — удалось выдавить ей, всё ещё избегая его взгляда. Она продолжила с тем же отстранённым тоном. — И слушаю.

«Что-то не так», — подумал Виллем. В манере её разговора, в том, как она до сих пор боится взглянуть в его глаза. В конце раздумий, он обозвал себя глупцом. Ну конечно же что-то не так. Всё было не так, с тех самых пор, как он позволил своему прошлому влиять на его чувства к ней. И если бы не пара, практически незнакомцев, открывших ему глаза на правду о любви, он так бы и пребывал в неведении.

Затаив дыхание, он произнёс:

— Я ушёл от тебя, потому что действительно думал, что не люблю.

Ах. Губы Сири искривились от ненависти к себе.

— Вы не говорите ничего такого, чего я уже не знаю, мистер де Конаи.

Он вздрогнул от того, как она назвала его, но он это заслужил.

— Но то, что ты видела, было не правдой. Шейн не…

— Прекрати, — она не желала слышать его ложь, не хотела, чтобы он подтверждал каждое, сказанное Шейн слово. — Больше не желаю ничего слышать об этом, — она заставила себя взглянуть в его глаза, и ей захотелось рыдать и кричать от агонии, во взгляде Виллема.

Лжец!

Лжец!

Лжец!

Как он может так искусно притворяться, что ему так же больно, как и ей?

— Это ошибка, — сквозь зубы процедила она.

Виллем понял, что Серенити собирается уйти, и резко сказал:

— Стой! — Он схватил её за руку, пальцы крепко сжали её запястье, не давая сдвинуться с места.

Его прикосновение зажгло её. Казалось, что каждая частичка её тела тянулась сейчас к тому месту, где он коснулся неё, желая согреться теплом, которое он излучал. Она дышала, жила, горела ради его прикосновения, и это было так чертовски никчёмно.

Шейн была права.

Она ничтожество.

И ничего не может с этим поделать.