– А он уже был, – беззаботно отозвался Дэн и послушно отпустил меня. Я в некотором обалдении огляделась вокруг – действительно, пока мы с ним общались тет-а-тет, коридор заполнился студентами, только что вышедшими из душных аудиторий после полуторачасового сидения. Ребята из нашей группы с самым усталым видом выходили в коридор, правда, среди них я так и не увидела Ольгу Князеву, но некоторые из них, заметив живописно застывших меня и Дэна, в удивлении переговаривались.
Естественно, выходят они с лекции, а перед ними такая картина! Одногруппница-балда и плейбой местного разлива. У них появился повод для самых шикарных сплетен… Да что уж там, я и сама посплетничать люблю – чем еще заниматься в группе, где всего четыре мальчика, а остальные девчонки? Мы все подряд косточки перемываем. Таково уж устройство женского коллектива.
– Твоя девушка? – весело спросили парни, проходящие мимо меня и Сморчка – очередные знакомые Дэна, и всем им хотелось пожать его руку. Что они и сделали, на время загородив нас со Смерчинским от любопытных взглядов моих одногруппниц.
– Мой друг, – отрицательно покачал он темноволосой головой (наверняка прическу лаком и гелями укладывает).
– Привет, друг! – тут же захотели познакомиться парни со мной. – А зовут тебя как?
– Чип, – важно отвечал Дэн, опередив меня, а у меня от изумления брови поползли вверх. – А я Дэйл, мы команда, – и он опять притянул меня к себе за плечи и выставил вперед указательный и средний палец в форме буквы «V» – так часто любят фотографироваться японские и корейские тинэйджеры.
– Круто! – закивали парни. – Дэнв, приходите к нам на квартирник.
– Во сколько?
– Часов в одиннадцать. С тебя – сам ты и твой друг, с нас – все остальное, – усмехнулся один из ребят, с черной челкой, и они скрылись из виду.
– Отпусти меня, идиот! Какой я тебе Чип? Еще Гайкой назови, – резко отпихнула я Дениса.
– Ты сказала, что Бурундуком тебя больше называть нельзя, вот я и придумал: Чип и Дэйл, они всегда спешат на помощь. Ты бурундук, и я тоже, тогда тебе будет не обидно. Ладно, Маш, приятно было пообщаться, мне пора, встретимся… у вас же сегодня четыре пары? – сам у себя спросил он и сам же ответил. – Вроде бы, да. Тогда после четвертой пары в малом читальном зале на первом этаже, идет?
– Нет, не идет, сам иди… – отозвалась я, уже ничего не понимая, но он уже исчез, не забыв похлопать меня по руке, и теперь смешался с толпой, громко разговаривая с очередными знакомыми.
Нормально. Подошел, напугал, почти что облапал и свалил довольный.
– Лучше приди, – услышала я за спиной голос Славы, покинувшего, наконец, подоконник.
– Почему? Не приду и все, – фыркнула я. Слава флегматично пожал могучими плечами и тоже куда-то ушел. Еще один с приветом.
– Машка! Машка! – увидев, что я осталась одна, подлетели ко мне подружки. – Пошли быстрее на историю архитектуры! Расскажешь нам все в аудитории!
– Чего вам рассказать? – их слова не привели меня в восторг, а только еще больше разозлили.
– Что у тебя с Дэном Смерчинским? Вы в коридоре чуть ли не обнимались! – заохала Лида – с ней мы уже третий год подряд общаемся почти ежедневно. Она и Марина были первыми, с кем я познакомились 1 сентября три года назад. А еще они – двоюродные сестры, которых часто принимают за родных – так девчонки похожи. Они постоянно цапаются и частенько ехидничают, называют себя моими «мамочками» и желают быть моей сватьей, конкретно меня доставая но вообще-то я дорожу ими, но иногда эти две девицы конкретно достают меня. Лида обожает давать советы, о которых я не прошу, а Марина прямо мне в лицо говорит, что с Никитой я никогда парой не стану, поэтому я должна найти себе другого парня. Я редко на них обижаюсь, а вот кричу часто – но девчонок это только веселит.
– Машка, у вас что-то есть? – повисла на локте Маринка. – Ну, расскажи! Вы так мило обнимались в коридоре!
– Никто не обнимался, отстаньте от меня!
Они явно не верили. Еще несколько одногруппниц-дурочек, окруживших меня, с глупыми улыбочками тут же начали задавать идентичные вопросы.
– Да ничего у нас нет! – рявкнула я, сама себе напоминая брехающего пса.
– Как так? – возмутилась Лида. – Надо, чтоб было. У Дэна как раз девушки нет. Забывай уже кое-кого и становись ею смело! Он ведь такой миленький и такой классный!
– Я смело сейчас вас всех убью, – покосилась я на подругу, прекрасно понимая, кого она имеет в виду под этим загадочным «кое-кем». О том, что я испытываю нехилые симпатии к Никите, знали только они, эти две черноволосые сестрички.
– Кого Машка должна забывать? – тут же стало интересно остальным, и я вынуждена была отбиваться по новой. Таким вот образом мы и дошли до нужной аудитории на своем этаже, но и там меня не хотели оставлять в покое. Всем было интересно, что связывает нас с Денисом Смерчинским, «с тем самым классным парнем». Недостаток дружной группы – а наша группа была именно такой – в том, что все всё хотят знать про других и постоянно лезут в чужую личную жизнь. Даже наши парни умудрились поинтересоваться, «не стали ли мы с Дэнвом близки, и когда только успели?». В Димку Чащина, задавшего мне такой бестактный и неприличный вопрос, а после дико захохотавшего, я кинула тем самым учебником по философии, умудрившись проорать не совсем приличное «посылательное» ругательство, едва не попала в препода, раньше обычного пришедшего на занятие, за что и получила обидный выговор.
– Вы на Факультете Искусствоведения учитесь, Бурундукова, а ведете себя так, как не всякий физвозник себе позволяет, – сказал пожилой и очень почтенный преподаватель по истории архитектуры. – И вы собираетесь работать в сфере культуры… Печально. – Он покачал головой и скорбно отправился на кафедру.
– Извините, Иван Давыдович, – пробормотала я.
Я показала до сих пор хохочущему одногруппнику кулак и уселась на свое место, рядом с Лидой и Мариной, которые косились на меня и тихонько хихикали. Они явно мне не верили, и очень жаждали узнать подробности моих с Дэном отношений. А что могла я сказать им? О том, что мы были знакомы двадцать минут, я успела обозлиться на него, как кобра на Рикки-Тикки-Тави, разорившего ее гнездо, и что он сделал мне загадочное предложение насчет Князевой и Никита. Да они этому не поверят и напридумывают кучу всего! Кстати, о Князевой… Ее не было на предыдущей паре, и сейчас тоже нет, хотя она довольно-правильная девочка, не позволяет себе прогулы.
– Лида, где Оля? – шепотом поинтересовалась я у подружки, продолжавшей выразительно коситься на меня из-под длиннющей челки.
– Какая еще Оля? – явно удивилась она вопросу.
– Князева, какая еще, – проворчала я, – где эту цыпу носит?
– Откуда мне знать? Я же не ее личный пастух, – пожала подруга плечами, настороженно глядя на меня. – Не было ее сегодня. А зачем тебе Князева?
– Надо спросить кое-что, – не стала вдаваться я в подробности. Мне показалось, они с Мариной переглянулись.
– Лучше бы ты нам рассказала, зачем со Смерчем обнималась. Мамочкам же интересно, а ты молчишь!
– Не обнимались мы, идиотина ты эдакая. И какой он Смерч, – фыркнула я, – дебил он редкостный.
Кажется, последнюю фразу я произнесла громковато, поэтому как преподаватель, рассказывающий что-то об архитектуре девятнадцатого столетия, чуть повысил голос и сказал мне укоряющее:
– Марья Бурундукова, тише, пожалуйста, оставьте разговоры. Ведь я объясняю такой важный материал. Неужели вам неинтересно послушать о шедеврах архитектуры?
– Марья Бурундукова не может тише, – бестактно высказался Димка. – У нее любовь случилась.
Парни (а все они всегда сидели вместе, кучкой, видимо, таким образом защищаясь от девушек) противно заржали, и даже мой красноречивый взгляд, брошенный в их сторону, не помог им заткнуться.
– Любовь? – поправил сухоньким пальцем очки преподаватель, неожиданно заинтересовавшись. – Любовь – это прекрасно. Это все, что нужно столь юной особе, даже такой грубоватой, как вы. И кто же ваш избранник, позвольте узнать?
– Да никого я не люблю, чего вы гоните, – стушевалась я, явно не собираясь произносить имя и фамилию человека, по которому три года тосковала. Никита Кларский – это два запретных слова.
– Дэна! Дениса Смерчинского! – тут же дернуло кого-то сообщить это профессору.
– Он с иняза, вы его не знаете, – добавила громко Марина, пихая меня локтем. Я состроила ей злую рожу, но она все равно лишь довольно улыбалась.