Рат все сильнее хмурился. Было нелегко сидеть и слушать рассказ девушки, почти девочки, о страданиях, выпавших на долю ее сестры из-за тех проклятых писем.
– Но только мистер Портингтон стал покупать все больше и больше странных вещей. Папа умер, и я была вынуждена переехать к ним. В доме стало очень тесно. Денег не хватало даже на уголь и еду. Мистер Портингтон продолжал повторять, что все будет хорошо, только хорошо не было. Вероника чувствовала себя несчастной. Надежда, что у нее будет ребенок, которому она отдаст всю свою любовь, таяла с каждым днем, потому что ее муж…
Евгения беспомощно взглянула на своего спутника.
– В общем, отказался делить с супругой постель: его намного больше интересовали окаменелости. Веронику он вскоре отправил в мою комнату.
Проклятье!
Мисс Эверард заговорила быстрее:
– Марлена задумала убедить Веронику, что кто-то хочет отомстить вам и двум другим джентльменам, рассчитывая, что это поможет ей выбраться из депрессии. Но когда поняли, что скандальный листок ей не поможет, мы уже не могли выжить без денег, которые он приносил: нам не на что было бы содержать дом, в котором живем. Марлена никогда не брала ни пенса из тех денег, все отдавала нам. Если бы не ее помощь, мы давно уже жили бы в ночлежке. Прошу вас, не обвиняйте ее: она хотела прекратить писать сразу после первого сезона, но была вынуждена продолжать из-за нас. Без нее мы лишились бы дома.
– Спасибо, что пришли и все мне рассказали, мисс Эверард. Признаюсь, мисс Фаст многое утаила. Теперь я лучше понимаю ситуацию.
Рат видел, что Евгения явно что-то хочет добавить, но колеблется.
– Вероника не знает, что мы здесь, и я просила бы вас ничего ей не говорить: она очень рассердится и станет еще несчастнее. Ей стыдно из-за того, что она спит в моей комнате, а не в спальне мужа, и она не хочет, чтобы об этом кому-то стало известно. Марлена тоже не знает, что я решила нанести вам визит, – только мистер Брамуэл.
– Я никому ничего не скажу.
– Благодарю вас.
– Это еще не все, ваша светлость, – заговорил и мистер Брамуэл, явно взволнованный.
– Продолжайте, – кивнул Рат.
Спутник мисс Эверард встал, одним глотком допил бренди, поморщился, поставил пустой бокал на стол и сказал:
– Мисс Фаст не сказала вам – и я благодарен ей за верность слову и честность, – но ради ее блага должен открыть всю правду. Это я распустил тогда слух в «Уайтсе» о сестрах герцога Гриффина и не жалею: при необходимости сделал бы это снова.
Герцог медленно поднялся, стиснув в руке бокал, но, к счастью, тот оказался крепким.
– Мне неприятно это слышать, мистер Брамуэл.
– Я сказал бы вам раньше, но не мог нарушить слово, данное мисс Эверард. – Он взглянул на свою бледную как смерть спутницу и улыбнулся. – Она мне очень дорога. Но как только она сочла необходимым открыть вам истину, я решил, что тоже должен во всем признаться.
Рат уставился на до смерти перепуганного юношу: у него, казалось, даже глазные яблоки дрожали.
– Вы же, насколько мне известно, занимаетесь торговлей. Как вы попали в «Уайтс»?
– Меня провел мистер Портингтон, которого я попросил, сославшись на то, что всегда мечтал побывать в этом клубе. Он сам там бывал редко, но согласился. Когда мы уходили, я громко, так чтобы слышали окружающие, сказал: «Сент-джеймсские повесы всегда выходят сухими из воды: никогда не платят за свои выходки, – зато теперь пришло время». Мистер Портингтон пробормотал, что мне следует выбирать слова и говорить тише. Я, напротив, повысил голос и добавил: «Разве не будет справедливо, если кто-нибудь испортит первый сезон сестрам герцога Гриффина?»
Брамуэл забрал бокал из рук Евгении и поставил на стол. Она испуганно поднялась и, словно опасаясь лишиться чувств, придвинулась к нему.
– Теперь вы знаете все, ваша светлость. Можете поступать со мной, как пожелаете: я готов, – но извиняться за то, что помог Евгении и мисс Фаст, не стану.
Рат подался вперед, схватил юношу за шейный платок и притянул к себе. Мисс Эверард ахнула и закрыла рот рукой.
– Ты подверг двух юных леди опасности, – медленно, едва слышно, процедил герцог голосом, который вселял страх в окружающих. – И речь идет не только о репутации.
– Мне жаль, – выдавил юнец.
– И кто знает: возможно, леди Вере до сих пор что-то угрожает.
– А вам не приходило в голову, что ваши дурные шутки тоже могут иметь последствия? Тем юным леди ваши письма тоже причинили вред, пусть и не физический, насколько мне известно.
– Это единственная причина, по которой ты еще жив.
– Ваша светлость! – воскликнула мисс Эверард.
Рат оглянулся на эту невинную жертву, разжал пальцы и отступил от юноши.
– По словам Вероники, в обществе сказали лишь одно: повесы останутся повесами. Благодаря своему положению в обществе вы продолжили жить как жили, вас никто не призвал к ответу, а Веронике пришлось выйти замуж без любви, а теперь она еще и лишилась надежды иметь детей, потому что ее супругу ничего, кроме окаменелостей, костей и других реликвий, не нужно.
Евгения выплеснула всю боль, что была у нее в душе. Рат никогда не видел ее такой решительной.
Потом она неожиданно заявила:
– Вы должны как следует подумать, ваша светлость, от чего отказываетесь. Я говорю о Марлене. Вы ее не заслуживаете, но она вас любит.
Рат смотрел на этих отважных юнцов и видел последствия своих необдуманных поступков.
– Мисс Эверард, мне искренне жаль, что ваша сестра пострадала от того письма. Теперь я понимаю, что это был ужасный поступок, но тогда мне казалось, что мы просто пошутили.
Евгения кивнула.
– Теперь вы все знаете. Как вы поступите с Марленой – ваше дело, но мне не хочется, чтобы она была несчастна, как моя сестра.
Рат обернулся и позвал дворецкого, который, похоже, стоял у двери:
– Снидс! Проводите мисс Эверард и мистера Брамуэла.
Когда парочка удалилась, он налил себе щедрую порцию бренди, хотя и понимал, что еще слишком рано для выпивки. Плевать! Ему многое предстояло обдумать.
Вероятно, иногда полезно вспомнить некоторые истины, которые пытался донести до него отец. Все эмоции: злость, возмущение, жажда мщения, – переполнявшие его на протяжении нескольких дней, исчезли без следа, и Рат даже не думал их вернуть. Осталось лишь одно чувство, большое и чистое: любовь к Марлене, – которое прочно обосновалось в его душе, и с этим надо было считаться.
Итак, сейчас важнее всего вернуть Марлену. Он не остановится, и неважно, сколько на это потребуется времени.
Глава 25
Вряд ли повеса признается в своей неправоте, даже если это очевидно окружающим.
– Очень странно, что герцогиня Гриффин не пригласила на чай и тебя, – удивилась Джастина, уже одетая к выходу, заглянув в гостиную.
Марлена нисколько не переживала по этому поводу, скорее напротив: была рада, что сможет несколько часов спокойно поработать. Она писала свое последнее обращение к читателям, но Джастина всегда находилась рядом и говорила без умолку, не давая сосредоточиться. В ее отсутствие в доме воцарится благословенная тишина.
– Ты, наверное, сказала или сделала что-то не так, и герцогиня обиделась, хотя… Нет, все-таки странно, что ты не получила приглашение!
Марлена почувствовала боль в сердце. Если герцог Ратберн рассказал друзьям, их женам и сестрам, кто разносил под псевдонимом мисс Труф сплетни по Лондону, двери их домов закроются перед ней навсегда. Впрочем, пусть будет что будет. Она устала от постоянной тревоги. У нее была мысль посетить леди Веру и леди Сару – и других, о ком писала на протяжении трех лет, – и извиниться перед всеми, но их оказалось слишком много.
– Возможно, она мне скажет, в чем причина. А сама ты припоминаешь, чем могла оскорбить герцогиню?
«Конечно».
– Скорее всего сказала что-то не подумав. Ты же знаешь, я не всегда тщательно подбираю слова, да и сезон слишком утомителен.
– Да как можно утомиться от балов, обедов и шикарных вечеринок! – воскликнула Джастина. – Отныне и впредь посещение светских мероприятий и танцы с джентльменами станут неотъемлемой частью твоей жизни, так что привыкай.
Марлена улыбнулась. Для нее существовал только один джентльмен, с которым она хотела бы танцевать. И не только. О других и думать не хотелось. Каждый день она ждала сообщения, что герцог отказался от опекунства и передал ее кому-то другому.