Мэри Патни - Мой любимый шпион

Симон подошел к ней и тоже засмотрелся на портрет.

– Он был написан в счастливые времена. Мой отец, француз до мозга костей, относился к жизни философски и извлек из своего изгнания в Англию всю пользу, какую только смог. Миру предстоят перемены, говорил он, и заботился о том, чтобы я одинаково бегло говорил и по-французски, и по-английски. По его замыслу, школу я должен был закончить здесь, а университет – в Париже, если к тому времени закончатся войны, но вышло по-другому…

– А какую школу? – Сюзанна попыталась вспомнить названия самых известных британских школ, но вспомнила лишь одну. – Может, Итон?

– Хэрроу. Как и Итон, она расположена близ Лондона. – Симон улыбнулся. – И в качестве воспитанника Хэрроу я считаю своим долгом утверждать, что моя школа во всем превосходит Итон. Но на самом деле особой разницы нет.

Вдруг вспомнив кое-что, Сюзанна спросила:

– У вас ведь есть брат? Помнится, вы очень тепло отзывались о некоем Лукасе.

– Он приходился мне кузеном, но мы с ним действительно были как братья. Наши матери – родные сестры. Лукас осиротел в раннем детстве и вырос в моей семье. – Симон указал на второй портрет, поменьше, висевший над диваном. Мальчишкам на этом портрете было лет по десять, не больше. Одним явно был Симон, а вторым – его ровесник со светлыми волосами и озорными глазами. – Мы вместе учились в Хэрроу и заботились друг о друге.

– Он… его уже нет? – тихо спросила Сюзанна. – Еще одна жертва войны?

– Да, – с тоской в голосе подтвердил Симон. – Лукас служил в Королевском флоте. Его корабль затонул, и о выживших ничего не известно. Хотя я по-прежнему втайне надеюсь, что он томится в плену где-нибудь во Франции.

Сюзанна нахмурилась.

– Но ведь после отречения императора всех пленных отпустили, разве нет?

– Верно, отпустили. Но я все же надеюсь…

Их беседу прервало появление пары средних лет, судя по виду – французов, присматривающих за домом. Широкоплечий, явно мастеровитый и деятельный мужчина низко поклонился.

– Милорд, приятно видеть вас дома и в добром здравии!

Мадам Мерсье, кругленькая и востроглазая, сделала книксен.

– Все в полной готовности, милорд. Изволите переселиться сегодня? – И она скользнула любопытным взглядом по Сюзанне.

– Пожалуй, завтра, – ответил Симон. – Сегодня я решил показать дом моей кузине, графине де Шамброн, поэтому и привез ее сюда. Я считал, что ее уже нет в живых, и был несказанно рад, обнаружив, что она жива и недавно прибыла в Лондон.

Улыбнувшись супругам Мерсье, Сюзанна сказала по-французски:

– Дом чудесный, и вы содержите его в идеальном порядке.

Весьма довольная похвалой, мадам Мерсье отозвалась на том же языке:

– Благодарю, мадам графиня. – После некоторых колебаний она добавила: – Может быть, подать месье и мадам легкий завтрак? Времени приготовить все как полагается не хватит, но могу предложить простую еду – как в недорогом ресторане: беф-бургиньон с настоящим французским хлебом.

От этих слов рот Сюзанны наполнился слюной – на хорошую еду ей давно уже не хватало денег.

– Этого мне хотелось бы больше всего на свете! – воскликнула она. – Я уже несколько лет не ела французских блюд.

Супруги заулыбались, а Мерсье спросил:

– Не желают ли месье и мадам выпить по бокалу вина, пока готовится еда?

Сюзанна мысленно выразила надежду, что и вино тоже французское, но все же сказала:

– Я бы лучше пока посмотрела остальной дом, если вы, Симон, не возражаете.

– Буду рад показать его вам. Я позвоню, когда мы закончим, Мерсье. Накройте на стол в маленькой столовой.

Почтительно склонив головы, супруги Мерсье удалились – вероятно, строить догадки, что бы могло значить присутствие Сюзанны рядом с их хозяином. Сама же Сюзанна понятия не имела, что уготовано ей будущим.

Симон предложил ей руку.

– Приступим к осмотру, миледи?

Сюзанна с улыбкой кивнула. Даже если она сочтет замужество неблагоразумным, то эта поездка крайней мере обеспечит ей настоящий французский обед.

Жалея, что не может прочесть мысли своей гостьи, Симон внимательно наблюдал за ней, пока водил по комнатам первого этажа. А потом они направились на второй. Сюзанна осматривала особняк с любопытством, но взгляд ее оставался спокойным и непроницаемым. Симон всегда любил этот дом, однако понимал, что он выглядел весьма скромно по сравнению с дворцами, в которых доводилось жить его кузине. Но было ясно, что его дом в любом случае лучше, чем тот пансион, где она обитала сейчас.

На втором этаже они прежде всего заглянули в спальни его родителей, находившиеся в глубине дома.

– Спальню слева занимала моя мать. – Симон открыл дверь, пропуская Сюзанну. – Отцовская комната – зеркальное отображение этой, а между ними – маленькая гостиная. Моей матери нравилась тишина в глубине дома и прекрасный вид на сад.

Сюзанна подошла к окну и выглянула наружу.

– На сад приятно посмотреть даже сейчас, в феврале. А летом он, должно быть, прекрасен.

– Мама обожала садоводство, но, увы, этот сад давно запущен. Скоро весна, так что мне понадобится нанять сведущего садовника, – добавил Симон.

Сюзанна внезапно повернулась к нему.

– А где ваша комната? Или вы предпочли бы не показывать ее?

Он медлил с ответом, явно проявляя нерешительность, потом проговорил:

– Моя спальня – в передней части дома, рядом с комнатой Лукаса. Там нам было удобнее устраивать шалости…

Сюзанна улыбнулась.

– В таком случае я непременно должна ее увидеть.

Он повел ее по длинному коридору через весь дом. И заметно нервничал, открывая дверь. Входя вместе с ним, Сюзанна тихонько спросила:

– Здесь тоже слишком много отрадных воспоминаний?

Подавив вздох, Симон ответил:

– Я даже не представлял тогда, насколько был счастлив, и понял это лишь после того, как потерял всех, кого любил.

Понимающе кивнув, Сюзанна обошла вокруг кровати под балдахином, коснулась покрывала кончиками пальцев, обвела взглядом заполненный книгами шкаф. Остановившись возле открытых полок с детской коллекцией интересных камней, кристаллов и фигурок животных, вырезанных из дерева, она взяла одну из них, чтобы как следует рассмотреть.

– О, британский лев! Это вы сами вырезали? Очень тонкая работа.

– Нет, фигурки вырезал Лукас, – со вздохом ответил Симон.

Уловив неизбывную тоску в его голосе, Сюзана осторожно поставила фигурку льва на место, отошла к окну и засмотрелась на тихую улицу чуть в стороне от дома и железную ограду парка посреди площади. Симон же засмотрелся на свою гостью – идеальными пропорциями ее фигуры и осанкой было приятно любоваться даже со спины.

Да, красота… Сколько же времени прошло с тех пор, как он в последний раз замечал красоту окружающего мира? Женщина – одно из прекраснейших творений Господа, но он давным-давно не вспоминал об этом и теперь силился вернуться к тем временем, когда война и насилие еще не успели выжечь в нем плотское желание. Юноша, которым он некогда был, захотел бы подойти к Сюзанне, обнять за талию и прошептать на ухо нежные слова в надежде добиться такого же отклика от нее.

Этого юношу он едва помнил, но все же был способен оценить красоту Сюзанны. Более совершенную, чем та, которой она блистала в юности, и гораздо более заманчивую. Утомленного жизнью мужчину, которым он стал, не интересовали прелести Сюзанны, но быть рядом с ней ему нравилось.

Он прошел по комнате и стал рядом с Сюзанной, стараясь не соприкасаться с ней. Но от вопроса не удержался:

– Вы можете представить: свою жизнь в этом доме?

– В нем когда-то царило счастье, – тихо сказала она. – Я чувствую его. И чувствую, что оно жаждет возродиться. Но все же… – Сюзанна повернулась к нему, на лице ее отразилась тревога. – Почти всю свою жизнь я провела словно в клетках, куда меня помещали мужчины. Так продолжалось все время, пока я была ребенком, затем – молоденькой женой, а потом – рабыней в гареме. Я очень ценю свободу, которой обладаю сейчас.

– Но полагаю, отнюдь не нищету.

– Разумеется. Однако у меня есть крыша над головой, а также пища, и я полагаю, что нынешнее мое положение гораздо предпочтительнее прочих, в которых мне довелось побывать. А выжила я, вероятно, лишь потому, что умела приспосабливаться к обстоятельствам.

– Я никогда не был по-настоящему бедным, но в годы армейской службы иногда жил как нищий. – Симон грустно улыбнулся. – Вне всякого сомнения, голод, холод и другие невзгоды не доставляли мне никакого удовольствия, но благодаря приобретенному опыту я научился ценить жизненные удобства.