– Ты из тех людей, кого нужно вовлекать в процесс медленно. – Я открываю рот, чтобы протестовать, но Джош не дает мне этого сделать. – Я знаю тебя, Люси, ты такая. Твои закидоны впечатляют. Представь, что мы займемся сексом прямо сейчас. Прямо здесь, на столе. – Он сильно хлопает по нему рукой. – После этого тебе будет так неловко, что ты больше со мной никогда не заговоришь. Ты сбежишь еще до собеседований и отправишься жить в лес.
– А почему тебя это волнует? Я бы с удовольствием пожила в лесу.
– Мне нужно, чтобы ты соревновалась со мной. И может быть, мы найдем вариант, при котором у нас на все хватит времени. – Джош вздыхает и проверяет омлет. – У тебя бывают случайные связи на одну ночь? Ты, к примеру, ходишь в клуб, подцепляешь там парня и приводишь его к себе домой?
Задавая этот вопрос, Джош морщится. Может быть, не я одна способна представлять себе безликих поклонников.
– Конечно нет. Если не считать тебя. А я не могу рассчитывать даже на одну ночь.
Он поглаживает ладонями мои плечи, по-доброму, как друг, и проводки, держащие мои мышцы в напряжении, на дюйм ослабляются. Я подступаю к Джошу на шаг и льну к нему всем телом. Когда я прижимаюсь щекой к его груди, меня обдает жаром.
– Я пытаюсь вести себя так, чтобы, когда мы это сделаем, ты ни о чем не жалела бы.
– Сомневаюсь, что я пожалею о чем-нибудь.
– Я польщен. – Он бросает взгляд на омлет. – Иди на диван, включай телик.
Я заваливаюсь на диван Джоша – это плюшевое совершенство. Надо мне тоже превратить свое иглу в уютную теплую крепость. Купить лампы, ковры, побольше полочек и картину с видом Тосканы. Мне понадобятся ведра краски, и моя спальня станет бледно-голубой. Белые простыни и папоротник.
– Где ты взял этот диван? Я хочу такой же.
– Он единственный на свете, – выплывает из кухни сухой ответ Джоша.
– Можно купить его у тебя?
– Нет.
– А как насчет этой подушки из ленточек?
– Она такая одна.
– Кажется, я поняла, в чем твоя стратегия. – Я смотрю телевизор, и через некоторое время Джош подает мне тарелку и вилку. – Здесь я как маленькая герцогиня. Ты не должен прислуживать мне. – Я скидываю туфли под кофейный столик.
– Некоторые страшные монстры втайне наслаждаются, когда балуют маленьких герцогинь. Не заключить ли нам двухчасовое перемирие? Начнем прямо сейчас?
– Конечно, давай. О-о, это выглядит здорово. – Я чувствую запах свежего базилика. Почему Джош до сих пор один?
Мы смотрим новости, он забирает у меня тарелку. Потом дает мне креманку с ванильным мороженым. Для себя у него порции нет.
– Зачем ты тогда держишь в холодильнике мороженое?
– На случай, если ко мне случайно заглянет какая-нибудь сладкоежка.
Я не могу удержаться от улыбки:
– Этим кубикам не повредит одна ложечка. Это ведь белок, верно?
Джош смотрит на креманку и вздыхает. Берет у меня ложку и подцепляет солидный кусок.
– О боже! – Его веки трепещут.
– Ты должен каждый вечер доставлять себе какое-нибудь маленькое удовольствие. Зачем истязать себя.
– Маленькое удовольствие, да? – Он многозначительно смотрит на меня. – Ладно.
Я кладу в рот полную ложку мороженого. Она скользит по моему языку, это интимно до неприличия. Его язык, мой язык. Я облизываю ложку, Джош смотрит на меня, грудная клетка расширяется, засим следует быстрый выдох.
Джош разворачивает пушистый серый плед и накрывает им меня, я лежу, как избалованный ребенок. Он сидит на дальнем конце дивана, рядом с моими ногами, я смотрю на его профиль сбоку. Джош тянется вперед и берет медицинский учебник.
– У тебя грустный вид.
– Я… счастлив. – Выражение лица меняется, теперь на нем написано легкое удивление. – Странно.
– Зачем ты держишь у себя эти учебники? В этом очень много пенисов.
– Предполагалось, что я пойду по семейной стезе. Мне так и не удалось расстаться с учебниками. Многие из них принадлежали моей матери. Они довольно старые, но она хочет, чтобы я оставил их у себя. – Джош открывает форзац и проводит пальцем по написанному от руки имени.
Мне хочется спросить о его родителях, но я знаю Джоша: он может просто замкнуться в себе.
– Доктор Джош, доктор медицины. Ты бы стал сексологом.
– О, определенно. – Он отбрасывает книгу и начинает щелкать пультом, переключая каналы.
– У всех твоих пациенток наблюдалось бы учащенное сердцебиение.
Джош забирает у меня пустую креманку, целует под ухом. Я ловлю ртом воздух, а он с видом знатока нащупывает пульс на моем запястье.
– Ну-ка, посмотрим. Представь меня в белом халате, я засовываю стетоскоп под ворот твоей блузки.
Я почти ощущаю прикосновение ледяного диска к моей груди, поеживаюсь и чувствую, как соски у меня заостряются.
– Ты провоцируешь меня на новые сексуальные причуды, – говорю я, как отпетая острячка, но Джош улыбается:
– Наверное, я смогу поработать с этим.
Мысленно я перескакиваю к тому, каким мог бы быть наш теоретический секс. Мы целыми днями играем друг с другом в разные игры, а значит, они продолжатся и в постели. Образы обрушиваются на меня с такой силой, что я вся сжимаюсь, внутри ощущение пустоты и желания.
Его голос у меня за ухом, мы стоим в дверях его прекрасной спальни.
Во что мы сыграем теперь?
– Я бы каждый вечер притворялась, что меня тошнит.
– Каждый вечер? – Джош все еще считает мой пульс, глядя на часы, шевеля губами. Это так сексуально, что я понимаю, он учащается. Наконец моя рука отпущена. – У тебя там довольно сильно стучащее маленькое сердечко. И угрожающий случай сексуального пучеглазия. Думаю, это серьезно.
– Я умру?
– Я предписываю вам полный диванный покой под моим наблюдением. Но положение отчаянное.
– Я бы отпустила сальную шуточку по поводу твоей манеры общаться с пациентами, но в данный момент это было бы лишним. – Я снова кутаюсь в плед.
– Ты можешь представить, какие у меня манеры в общении с пациентами? В этом я был бы хуже всех. Так пугал бы людей, что они мигом бы выздоравливали.
– Поэтому ты не захотел стать врачом? Из-за ненависти к людям?
– Просто ничего не вышло. – Голос Джоша становится тверже.
– А что-нибудь в этой работе тебе нравилось?
– Бóльшая часть. Я отлично справлялся с теорией. У меня хорошая память. И я вовсе не испытываю ненависти ко всем людям подряд. Только… к большинству из них.
– А как насчет практики? У тебя был какой-то неудачный опыт? Тебя заставляли пихать пальцы кому-нибудь в задницу?
Джош смеется, хотя нос его морщится от отвращения.
– Никто не начинает практиковаться на живых людях. И на задницах тоже. Что за ум надо иметь, чтобы додуматься до такого?
– Как у кадавра! Могу поспорить, ты их видел. Как это было? – Я вспоминаю сцены вскрытия тел, которые видела в «Законе и порядке».
– Однажды мой отец… – Джош замолкает, в раздумье окидывает взглядом комнату. Я его не тороплю, и после долгой паузы он продолжает: – Мой отец, в своей великой мудрости, решил отправить меня за одним весьма неформальным рабочим опытом в свою клинику. Это было на каникулах перед началом занятий в колледже. Кое-что прошло хорошо. Меня в основном передавали друг другу доктора, которые, наверное, были слишком утомлены, чтобы отказать отцу. Но однажды после обеда отец хлопает меня по спине, представляет одному из патологоанатомов и оставляет наедине с ним.
Мне становится жутко.
– Не рассказывай, если тебе это тяжело.
– Нет, ничего. Полагаю, это было крещение огнем. Я выдержал минут пять, после чего меня стошнило. От запаха мертвого тела и химикатов у меня остался привкус во рту. Может, поэтому я начал есть мятные драже. Иногда мне не избавиться от этого запаха, он так и стоит в носу, а ведь прошли уже годы. – Джош берет мою руку и подносит к своему носу. – Твоя кожа пахнет как леденец. До той поры все принимали как должное, что я буду изучать медицину. Мой прапрадедушка был врачом, и медицина считалась призванием всех Темплманов. Но созерцание чьей-то выпотрошенной грудной клетки стало началом конца.
– Тебе удалось продержаться до конца вскрытия?
– Мне удалось продержаться еще целый год. А потом я ушел. – От этих воспоминаний Джош грустнеет и занимает оборонительную позицию. – Так ты что, пришла корить меня за неправильный жизненный выбор?
Я ловлю его пальцы и сжимаю:
– Я не хотела сегодня оказаться ни в каком другом месте. Буквально из кожи вон вылезала.