Мелани Маршанд - Мой муж — Господин

Я вздохнула, желая извиниться, но не зная как начать. Моя встреча с Дарьей была до чертиков странной. Для начала мне нужно было переварить ее, прежде чем я вывалю все на него.

— Ничего, — настояла я.

— Знаешь, — сказал он с намеком на улыбку на лице, — есть одна вещь, которая называется «снимающая стресс порка». Я мог бы…

— Нет, — сказала я категорично. — Спасибо. Я ценю это, честно. Но нет.

— Ну же, Дженна, — он наклонился в мою сторону, не сдаваясь. — Просто скажи, что случилось. Ты такая с тех пор, как мы уехали с озер, и я думал, что ты просто не хотела уезжать. Но тебя что-то гложет.

Я тяжело сглотнула, внезапно чувствуя себя слишком чувствительной и ранимой, чтобы скрывать это дальше.

— Я видела твои бумаги, — сказала я. — Хантингтон. Твоя мама, да?

Его губы превратились в тонкую линию.

— Поэтому я не говорю об этом, — сказал он. — И, думаю, это вполне очевидно.

— Прости, — сказала я, хорошо осознавая, что это не прозвучало так, словно мне действительно жаль. — Но мне кажется, что ты должен был сказать мне об этом. Даже если мы не были бы… — я сильно замотала головой. — Я знаю, что это не мое дело. Знаю. Честно. Но ты хотел знать, что меня беспокоит, и вот оно. Я ненавижу просто мысль о том, что ты можешь заболеть. Ненавижу неведение. Ненавижу то, что ты сам не знаешь.

— Я сделал тест, — сказал он. — Если результат имел бы хоть какое-то влияние на тебя, я бы сказал. Но, в любом случае, это не так. Так что забудь.

Я никогда не слышала такую жесткость в его голосе. Вина мгновенно поселилась в моем животе. Я не имела права на любопытство, не имела права на агрессивные вопросы о его болезни. Или ее отсутствии. Он был прав — результат не имел для меня значения. Не из-за чего было расстраиваться.

Потому что это было не по-настоящему. Мне просто нужно было приложить усилия и вспомнить это.

— Прости, — сказала я мягко, не уверенная, слышал ли он меня вообще. Он был потерян в собственном мире, в некотором роде поглощен глубокой злостью и недовольством, которые я вызвала своим глупым любопытством. — Ты прав. Это не влияет на меня. Я просто волновалась о тебе, но мне стоило держать рот на замке. Просто…

Он все еще не выдавал признаков того, что слышит меня.

— …просто я действительно забочусь о тебе, — сказала я, наконец, мгновенно жалея о сказанном, только слова успели слететь с губ.

Бен рассмеялся и смех его был больше похож на лай.

— И так ты показываешь это? — запустив руки в волосы, он наконец поднял на меня взгляд. — Ладно. Я понимаю, что это расстраивает и шокирует. С этим тяжело смириться, да? У тебя не укладывается это в голове. А ты просто представь, как я себя чувствовал, наблюдая за смертью своей матери. Представь, как я себя чувствовал, думая, не окажусь ли на ее месте. Представь, как горько и шокирующе это было. Представь, как сложно было справиться. Есть причина, по которой я не говорю об этом, и эта причина не мои чувства или попытки казаться загадочным, или мрачным, или что еще там можно представить. А потому, что я не хочу. Не хочу думать об этом. Я справился, и на этом точка.

Слезы текли по щекам, и я не могла остановить их.

— Прости, — прошептала я снова. — Я не хотела расстроить тебя, просто…

Я просто люблю тебя. Вот и все.

Чертова глупышка. Что со мной было не так? Почему я просто не сказал этого?

Потому что это правда. Даже если он не видит этого.

— Я знаю, — сказал он, наконец. Его голос стал немного тише. — Знаю. Знаю, что ты не хотела. Просто все думают, что это их дело. Ненавижу это. Терпеть не могу. Поэтому я и держал исследование в тайне. Знал, что станет очевидным наличие какого-то личного интереса, если я обнародую его. Но от лечения не получаешь денег. Особенно, когда речь идет о таких редких болезнях. Это словно капля в море, но я делаю это, потому что могу. Могу помочь людям, которым больше никто не поможет. Это уже что-то. Но это не для меня.

Несмотря ни на что, мое сердце подпрыгнуло в груди.

— Нет?

Он вздохнул.

— Я не болен, Дженна. У меня нет этого гена. Я знал это с десяти лет. Отец знал. Но никому больше я не говорил, потому что их это не касается. Я не умираю. По крайней мере, не быстрее остальных.

Облегчение захлестнуло меня. Я пыталась не показывать этого, не зная, как он отреагирует.

— Нам не нужно больше говорить об этом, — сказала я, борясь с дрожью в голосе.

— Конечно, не нужно, — сказал он с саркастической улыбкой. — Ты получила желаемую информацию, так? Теперь можешь спать спокойно. Потому что тебе никогда не придется пройти через то, что прошел я. Теперь можешь жить дальше и забыть, что люди умирают чудовищной смертью раньше времени, — он снова запустил руку в волосы, но на этот раз с какой-то злостью. — Прости. Просто это то, с чем я жил всю свою жизнь. Сложно сохранять спокойствие в этом вопросе.

— Тебе не нужно извиняться, — настояла я, несмотря на то, что дрожала от холода его слов. Я понимала, или думала, что понимала, насколько это вообще возможно. Но на самом деле я просто не могла знать, что творится у него в голове. Я не могла знать, каково это, наблюдать за смертью своей матери в десять лет.

— Знаю, что не должен, — сказал он. — Но ты не успокоишься, пока я не извинюсь, поэтому прости. Не знаю, о чем я прошу прощения. Прости, что не поделился с тобой каждой болезненной частью своей жизни. Прости, что не хотел говорить об этом. Прости.

— Дарья нашла меня, — выпалила я.

Он остановился и уставился на меня. Кровь отлила от его лица.

— Господи, — сказал он. — Дженна, я… — он тяжело выдохнул. — Мне так жаль. Честно. Не думал, что она… — его глаза бегали по комнате. — Что она сказала тебе?

— Ничего особенного, — солгала я. — Ничего, о чем бы тебе следовало беспокоиться. Она просто хотела пожелать нам удачи.

Он знал, что я лгала, но не знал, что сказать, чтобы я раскрыла ему правду.

— Прости, — произнес он снова. — Если хочешь поговорить об этом, если хочешь что-то спросить, я…

— Нет, все хорошо, — сказала я. — Ты прав. Наверное, тебе стоит уйти.

Закрывая за ним дверь, я дала себе возможность вздохнуть, прежде чем расплакаться.

День свадьбы прошел словно в тумане.

Не счастливый туман, который должен быть, когда ты настолько рада, что не можешь найти места в голове для воспоминаний. Скорее туман, от которого создается впечатление, что у тебя грипп или воспаление мозга, или будто тебя закручивают в одном из тех симуляторов для астронавтов, и ты больше не понимаешь, где верх, а где низ.

Я наконец-то увидела в театре родителей, за несколько часов до того, как меня утянули для безумных трансформаций в невесту. Не понимала, почему на это требовалось столько времени, но, видно, было важно, чтобы я выглядела живым, способным дышать свадебным украшением.

— Привет, милая, — мама крепко обняла меня, улыбаясь слегка тревожно. — Мы так за тебя рады.

— Он счастливчик, — сказал отец с напускной радостью.

— Еще какой, — согласился Бен, включая свой шарм.

Я видела своих родителей, сидящих в первом ряду — отец сжимал руку мамы. Он были смущены, встревожены, но счастливы.

Счастливы за меня.

Мы некоторое время поболтали, и я узнала обо всем, чем они занимались. Сначала их глаза были полны невыраженных вопросов, но со временем, я видела, что они начали расслабляться. Они заметили что-то между мной и Беном, возможно то же, что увидела Дарья. Они больше не сомневались так сильно. Их волнение стало гаснуть.

Все вокруг знали, кроме нас.

Забавная мысль, вот только на самом деле это не так.

Оглядываясь назад, я едва ли могу вспомнить, как шла по проходу. Знаю, что делала это, так как меня явно никто не нес. Но детали, клятвы — ничего не запечатлелось в моей памяти. Ничего, кроме того, как Бен смотрел на меня.

Это все, что я видела, стоя там, пока говорил священник. Это выглядело настолько реально. Выглядело так, будто он действительно хотел провести остаток своей жизни со мной.